Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1983 год
Большинство жителей деревни пришли поглазеть на наш лагерь. Перед моим спальным мешком в ряд сидели девушки. Позади них стояли мужчины в почтительной позе — им не терпелось увидеть человека из другого мира. Более других занскарцев они ощущали свою изолированность и высоко ценили встречу с чужеземцем. Мне поднесли цветы и угостили чангом, затем девушки принялись петь и танцевать. Слушая шарканье тяжелых сапог о землю и мелодичное пение девушек, я думал о бесконечной тяжелой работе, которая позволила этим людям устроить здесь свою жизнь. Человек победил все — и холод, и нехватку топлива, и отсутствие дерева и воды, и клыки волков, и когти барсов.
Утром, покинув деревню, я несколько раз оборачивался назад, прощаясь с Карджией.
Теперь меня ждала схватка с перевалом Шингола.
После дня пути мы долго беседовали перед сном, прижавшись друг к другу перед дымным костерком из кизяка.
Мы встали с зарей. Я глянул на небо. Над перевалом висела свинцово-черная туча. Лобсанг отправился за лошадьми. Он быстро взобрался на крутой холм, увенчанный чахлыми кустиками травы. Через полчаса он вернулся в явном беспокойстве — лошади пропали. Они с Нордрупом разошлись в разные стороны в поисках их следов.
Время от времени один из них появлялся вдали на возвышении. Они перекликались между собой, как наши горцы. А ведь мы решили свернуть лагерь ранним утром! Только к девяти часам, после трехчасовых поисков, они обнаружили лошадей, укрывшихся в пещере высоко в горах. Нордруп объяснил, что лошади спали, прижавшись друг к другу у скалы, чтобы отбрыкиваться от нападающих волков.
Мы поднялись на высоту четырех тысяч девятисот метров, дышать становилось все труднее.
У лошадей появились признаки крайнего утомления. Они часто останавливались, быстро-быстро дышали, словно собаки, склонив морды к земле. Они много прошли за последние шесть дней, а ели мало. Время от времени одна из них сбивалась с ритма и начинала скользить вниз.
Мы останавливались все чаще, чтобы перевести дыхание, хотя склон явно становился более пологим. Несколько сотен метров прошли по ровной местности, устланной снегом, и вдруг Нордруп воскликнул: «Слава богам!» Его крик эхом растекся в тумане, и ответом был рев лавины. Мы вышли на самую высокую точку перевала — пять тысяч двести метров. Здесь, среди туманов и снегов, торчала ветка, увешанная потрепанными молитвенными флажками. Это были врата Занскара — Шингола, один из высочайших перевалов в Гималаях.
— Название перевала, — разъяснил Нордруп, — происходит от шинг-курр (носильщик дров), поскольку, если хочешь пройти через перевал, бери дрова с собой, местность лишена какого-либо топлива.
После отдыха мы приступили к опасному спуску. Тропы не было, мы поднимались и спускались по хаотической поверхности ледника, перерезанного множеством трещин, которые совсем не пугали Лобсанга и Нордрупа. Лошади скользили, били копытами по скалам, съезжая вниз на заду. Мы могли подбадривать их только криками.
Второй ледник перешел в цепь скалистых останцов. Наконец мы ступили на твердую землю. Наша тропа тянулась вдоль скалистого склона очень узкой долины, окруженной со всех сторон заснеженными пиками.
Наступил вечер, а мы, до предела измотанные, все еще не выбрались из долины. Нордруп жаловался на головную боль, у меня горели пальцы ног. Пошел дождь, и ледяная вода, смешиваясь с горячим потом, текла по шее и спине.
Наконец мы достигли Сумдо, трех камней, обозначающих границу Занскара, точку встречи бурной реки, вдоль которой шли от самого ледника, с громадной ревущей рекой.
Когда нашим глазам открылся приток, Нордруп указал налево:
— Смотрите! Он обвалился!
Вначале я не заметил ничего особенного. Потом понял, что берега метрах в ста от места слияния ранее соединял снежный мост, от него остались жалкие развалины. Нордруп и Лобсанг были правы, когда выступали против предложенного мною маршрута,— снежный мост обвалился.
Немного оправившись от усталости, я начал сознавать тяжесть сложившейся ситуации. Было шесть часов вечера, дождь не прекращался. Перейти ту или другую реку вброд представлялось невозможным.
Мы растерянно смотрели на илистую воду, которая с ревом билась о скалы.
— Может, вернуться к последнему снежному мосту и переправиться там? — робко спросил я.
— Бесполезно, — ответил Лобсанг. — Там такой обрыв, что нам с него не спуститься.
— Здесь я потерял двух мулов, — вступил в разговор Нордруп. — Они споткнулись, и их унесло, словно куски дерева.
В эту ночь спалось плохо...
Как только посерел полог палатки, я, не теряя времени на шнуровку ботинок, спустился к притоку. Сердце захолонуло. Вода не спала и ревела, как вчера, пенясь и ударяясь о скалы.
Я направился к месту ночлега Нордрупа с Лобсангом и заглянул под полог — они молились. Неужели и они боялись?
— Конечно! — с улыбкой ответил Нордруп.
Отправились к притоку. Лобсанг внимательно осмотрел подходы к нему, вслух объясняя, как можно добраться до той или иной скалы, пересекая течение. Он бросал в воду камушки и прислушивался к едва слышному «клик», мое непривычное ухо не могло различить, на какой глубине камешек ударялся о дно. А Лобсанг «прощупывал» поток и точно определял глубины и мели.
Мы с Нордрупом наблюдали за ним, зная, что речь идет о нашей жизни. В конце концов Лобсанг вынес приговор — здесь перейти нельзя.
— А в другом месте? — спросил я, ужасаясь перспективе возвращения.
Отошли метров на двести от лагеря — здесь ширина бурной реки достигала двадцати метров, но кое-где торчали скалистые островки... Может, можно перейти вброд между ними? Лобсанг снова принялся кидать в воду камушки. Я восхищался его спокойствием и уверенностью в себе.
Вдруг он обернулся ко мне и спросил, не могу ли я дать ему плавки. Я удивился, но сбегал за ними. В мгновение ока он скинул свое красное одеяние и, оставив рубашку, натянул трусики. Лобсанг вошел в воду и направился к отмели из гальки. Вода дошла до коленей, затем до середины икр. Он встал на камень и вновь начал зондировать реку. Вскоре он вернулся.
— Нормально. Можно попробовать. Думаю, все будет хорошо.
По мнению Лобсанга, воды достигнут верхнего уровня к десяти часам. У нас хватало времени вернуться за лошадьми и навьючить их.
Лобсанг и Нордруп перепоясались полосками ткани. Затем, перекрестив руки, схватились за пояс друг друга. Нордруп взял за узду самую крепкую лошадь, и вся троица бросилась в реку.
Лошади, отличные пловцы, обладают и другим, менее известным талантом: не боятся пересекать быстрые и опасные реки. Стоя на берегу, я наблюдал за переправой.
Два человека и одно животное — странное трехголовое и восьминогое существо — неуклонно продвигались вперед. Держа остальных трех лошадей, которые рвались за вожаком, я смотрел, как Лобсанг и Нордруп добрались до центрального островка. Затем ринулись в пенящуюся воду основного русла. Вода поднялась им по пояс. Судя по наклону их тел навстречу течению, они боролись с чудовищным напором. Я сопереживал с ними, чувствуя, как вода уносит тепло, как они промерзают до мозга костей. Наконец лошадь прыжком выскочила на берег, за ней последовали Лобсанг и Нордруп.
Им удалось перейти реку!
Чтобы согреться, они как безумные носились по берегу, издавая дикие вопли. Минут пять они энергично двигали руками, ногами. Потом, не теряя времени, развьючили лошадь, крепкого буланого жеребца. Нордруп схватил его за узду и пошел обратно. Зная русло реки, они смело перешли на центральный островок и вскоре были рядом со мной.
Нордруп и Лобсанг дрожали, ноги их посинели от холода. Я хлопал их по спинам: не зная толком, как выразить свое восхищение... Они не стали терять времени на согревание. Я уселся на жеребца, который только что совершил двойной переход.
Судорожно вцепившись в седло, я мечтал только о том, чтобы лошадь не поскользнулась. Если она не удержится на ногах, мне конец. Легко добравшись до островка, мы ринулись в главный рукав реки. Сначала ботинки, потом икры погрузились в воду. Как я ни старался прижимать колени к груди, ледяная вода поднималась все выше. Жеребец ступал с осторожностью, но на самых глубоких местах его копыта скользили, и я чувствовал, как он дрожит под чудовищным напором воды. Наконец все мы, живые и невредимые, оказались на другом берегу.
Я покинул территорию Занскара.
Мишель Пессель
Штурм с неба
— В ылетел я тогда на разведку. А погода была ну, прямо, как сейчас... — Высокий, привыкший, несмотря на возраст, держаться прямо, человек по-пилотски привычно прищурился на небо — зовуще голубое, в чуть розовых от солнца облачках.
