Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1974 год
— Нет, — ответила покровительница, — когда ты очистишь хлопок, его надо будет побить.
— Ну а когда я его побью, платье будет готово? — спросила ленивая девушка.
— Нет, — ответила богиня, — сначала хлопок придется прясть.
— Ну а когда я его спряду, — не унималась девушка, — платье будет готово?
— Нет, из пряжи нужно будет соткать ткань, выкроить из нее платье и сшить его, — объяснила богиня.
— Так, значит, — воскликнула девушка, — на все это уйдет много времени и тяжелого труда? Нет уж, лучше я надену шкуру, которую ты мне дала для того, чтобы я на ней била хлопок, — ведь она прочнее любого платья.
И девушка накинула на себя шкуру. Очень рассердилась богиня, увидев, как ленива девушка, и закричала:
— Пусть прирастет к тебе эта шкура и пусть она станет твоей кожей!
А потом богиня схватила палку, которой бьют хлопок, приставила ее к спине девушки и сказала:
— Эта палка станет частью твоего тела, ты будешь цепляться ею за ветки деревьев. А в наказание за свою лень ты будешь жить на деревьях в лесу и сама будешь добывать себе пищу.
Так появилась первая на свете обезьяна, и вот откуда у нее шерсть и длинный хвост.
Две старухи
Жили когда-то в одном селении две старухи. Одна была добрая, и ее звали Добрая Старуха, а другая злая, и ее звали Злая Старуха.
Однажды Добрая Старуха пошла на реку собирать съедобных улиток. Пришла она туда и вдруг видит — к берегу плывет крокодил. Добрая Старуха попятилась назад, но крокодил закричал:
— Добрая бабушка, мое дитя плачет! Не поедете ли вы ко мне, не уложите ли его спать?
Добрая Старуха согласилась, села крокодилу на спину, и он поплыл. Еще не доплыв до его дома, они услышали, как плачет маленький крокодильчик.
— Бедненький! — сказала Добрая Старуха. Сейчас я его убаюкаю.
Добрая Старуха села около него и запела:
— Баю-бай, баю-бай, крокодильчик, засыпай! Спи, мой красивый, спи, мой душистый!
Эта песня так понравилась крокодильчику, что он перестал плакать и заснул. Добрая Старуха стала собираться домой, и тогда крокодил дал ей корзину, полную рыбы. Старушка очень обрадовалась и поблагодарила его, и крокодил отвез ее на то место, где ее встретил.
Уже подходя к своему дому, Добрая Старуха увидела, что навстречу ей идет Злая Старуха. Злая Старуха остановила ее и спросила:
— Что это ты несешь?
— Рыбу, — ответила Добрая Старуха.
— Где же ты взяла столько рыбы?
— Мне дал ее крокодил.
Злая Старуха не поверила:
— Кто?
— Большой крокодил, — ответила Добрая Старуха. — Сынок крокодила все никак не засыпал, а я убаюкала его. За это крокодил и дал мне рыбы.
— Так вот откуда она у тебя!
Очень завидно стало Злой Старухе, и она тоже пошла на реку и стала собирать улиток. Крокодил увидел ее и подплыл к берегу.
— Добрый день, бабушка, — сказал он.
— Наконец-то явился! Я уж надежду потеряла тебя увидеть. Пойдем — я, так и быть, уложу спать твоего плаксу.
Злая Старуха села крокодилу на спину, и он отвез ее к себе домой. Увидев крокодильчика, Злая Старуха повела носом и сказала:
— До чего же он вонючий! Ну ладно, иди лови для меня рыбу, а я буду укладывать твоего реву.
И Злая Старуха запела:
— Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай! Спи, безобразный, спи, вонючий!
Не понравилась эта колыбельная крокодилу, не понравилась и крокодильчику.
— А ты почему до сих пор здесь, почему не идешь ловить для меня рыбу? — набросилась на крокодила Злая Старуха. — Отправляйся, да смотри лови рыбу покрупнее!
Крокодил взял корзину и вышел. Когда он вернулся, крокодильчик по-прежнему горько плакал — не нравилась ему колыбельная, которую пела Злая Старуха.
— Ну что, наловил рыбы? — спросила она.
— Наловил, вот вам полная корзина, — ответил крокодил. — Только не открывайте ее здесь, а откройте, когда придете домой. Но прежде чем открывать корзину, закройте поплотнее окна и двери.
— Зачем? — спросила Злая Старуха.
— Чтобы не убежало то, что в корзине.
Вернувшись домой, Злая Старуха поставила корзину на пол, плотно закрыла дверь и окна, открыла корзину — и оттуда выползла, шипя, большая змея. Так была наказана за свой дурной нрав Злая Старуха.
Перевел с тагальского и английского Ростислав Рыбкин
В пампе, к востоку от гор
Самолет, связывающий колумбийскую столицу Боготу с городишком Иопал, последним «очагом цивилизации» за Кордильерами, летает раз в неделю. За Иопалом начинается пампа — конца-края не видать. В половине шестого мы явились на аэродром. Других пассажиров нет, но нас это пока не смущает. Ведь какие приключения впереди! Мы решили провести в пампе несколько недель и все это время будем жить одной жизнью с южноамериканскими ковбоями. Попасть из Парижа в Боготу оказалось не так уж трудно, хотя и весьма утомительно. Осталось попасть в Иопал и оттуда в пампу, где пасутся неисчислимые стада, где скачут на конях вакеро...
Какая-то пара часов лету, и...
...Внезапно ко мне обращается аэродромный служащий:
— Чего вы ждете, сеньорита? Сегодня полетов нет.
Показываю ему наши билеты: как же нет, когда вот они, наши билеты, где точно указана дата и час вылета. С учтивой улыбкой изысканного кабальеро служащий объясняет:
— Рейс, сеньорита, отменили полчаса назад. Следующий рейс? Через неделю, сеньорита!
Что делать? Срочно надо принять какое-то решение. Мы заранее списались с владельцем одного поместья, что наймем там верховых лошадей для путешествия в глубь пампы. Но от аэродрома до поместья не одна сотня километров. Может быть, можно нанять аэротакси?
— Отчего же нет, вполне можно. Аэротакси есть в Вильявисенсио. Это уже за горами.
Благо за оградой аэродрома стоят в тени несколько такси (обыкновенных). Мы втискиваемся в одно из них. И в алом свете восходящего солнца наша машина, чихая выхлопными газами, вползает на склон Анд. Дорога, к счастью, в порядке; в этих местах ее зачастую перегораживают обвалы. Пока эти обвалы не разгребут, ворота к восточным равнинам, области величиной с Францию (что равняется почти половине Колумбии), остаются наглухо закрыты.
Узкий перевал — и дорога круто идет спиралью в бездонное ущелье. Шоферу доставляет неописуемое удовольствие брать штурмом подъемы, срезать повороты и мчаться над пропастями по самому краю. Вверх-вниз, вверх — и вдруг перед нами открывается бесконечное море зелени. Сходство с морем усугубляется тем, что ветер колышет траву — словно волны ходят по морю. И на берегу этого моря виднеется Вильявисенсио, маленький крупнейший город пампы. Он напоминает непрекращающуюся ярмарку в декорациях вестерна: пестрая смесь сомбреро, лассо, привязанных там и сям коней, салунов и лавчонок. Добавьте к этому избыток солнца, пыли и некой, как бы разлитой в воздухе беспечности.
Аэротакси мы нашли на вильявисенском аэродроме. Час в воздухе — и мы садимся на травянистое поле поместья Ла-Виктория. В этих местах путешествуют на далекие расстояния по воздуху: не то что железных дорог, обыкновенных тропинок почти нет. Нет и телефона: в пампе эра радиосвязи наступила непосредственно за эпохой дымовых сигналов.
Самолет тут же поднялся в воздух и исчез. Мы остались одни среди высокой травы. Откуда-то появился босоногий парень с тележкой и побросал на нее наши чемоданы. На конях прискакали дон Адольфо с доньей Тоной, хозяева поместья, у которых мы наняли лошадей и проводника для путешествия по пампе.
За невысоким плетнем вздымается туча пыли. Подойдя ближе, мы видим человек шесть босых вакеро в рваных рубашках. Вакеро оглушительно кричат, щелкают бичами и взмахивают лассо: происходит сортировка пригнанного из пампы скота. Часть пойдет на продажу, остальных выпустят назад в пампу. Но перед этим надо переклеймить телят. Под деревом пылает костер из бамбуковых стволов, и в нем раскаленные докрасна железные клейма. Телят сгоняют поближе к огню. Вакеро метким броском лассо спутывает теленку ноги, валит его, точным движением штемпелюет клеймом левое бедро, правое предплечье и надрезает ухо. Теперь каждому ясно, что теленок принадлежит поместью Ла-Виктория. От похитителей скота это, впрочем, не спасает: граница с Венесуэлой рядом, и скотокрады перегоняют туда — в точно такую же пампу — огромные стада.
На следующий день нас будят в пять тридцать утра. Вакеро уже свернули свои гамаки, оседлали коней и тщательно приторачивают к задней луке седла рёхо — шестидесятиметровой длины тонкие ремни из сыромятной кожи. Маленькими группками, с гиканьем, рысью выезжают вакеро в пампу.
Нам подводят коней, и с последней группой мы покидаем поместье. Остро хлещет по ногам сухая трава — странное ощущение, оно будет все время с нами в пампе. Куда мы направляемся? Пройдет несколько дней, прежде чем глаз привыкнет автоматически отмечать движение одиноких всадников и скота на расстоянии многих километров. Перед нами лишь необъятная ширь неба и однообразно-зеленый ковер пампы. Лишь в узкой полоске, где небо и пампа соприкасаются, отчетливо видны люди и стада.
