Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1990 год
Подсознательный страх перед киик-адамом не обошел и участников нашей экспедиции. После случившегося некоторые покинули лагерь. А мы продолжали непрерывные дежурства с фото- и кинокамерами. Рядом с феромоновыми метками мы оставляли теперь сахар и сухофрукты. Но усилия наши были напрасными, удача оставила нас. Да и наивно, наверное, было ожидать ее. Существо выяснило, что его просто водят за нос, и, обиженное, скрылось подальше от опасных соблазнов.
А что касается нашей экспедиции, то мы пришли в эти глухие места, овеянные легендами о диких волосатых людях, чтобы подтвердить возможность обитания на Тянь-Шане «снежного человека». Но добились большего. Мы теперь можем предположить, что киик-адам здесь живет. До последнего времени встречи с ним проходили либо случайно для обеих сторон, либо он сам определял, когда и где выйти на встречу. Мы попытались его вызвать, и нам это удалось. Очевидно, он скорее обезьяна, нежели человек. И живет по тем же законам, что и другие животные. Законы эти можно познать, и такую задачу мы будем решать в последующих наших экспедициях.
Новониколаевка — Аксу-Джабаглы В. Сапунов, кандидат биологических наук Фото автора
Рэй Брэдбери. Тот, кто ждет
Я живу в колодце. Я живу в колодце, как дымка. Как пар в каменной глотке. Я недвижим. Я ничего не делаю, только жду. Наверху я вижу холодные ночные и утренние звезды, вижу солнце. И пою иногда древние песни этого мира, песни времен его юности. Как я могу сказать, что я такое, когда и сам не знаю? Никак не могу. Я просто жду. Я — туман, я — лунный свет и память. Я печален и стар. Иногда я дождем падаю в колодец, и там, куда шлепаются мои быстрые капли, вода вздрагивает и покрывается узорчатой паутиной. Я жду в прохладной тиши, и наступит день, когда мне уже не придется ждать.
Сейчас утро. Я слышу мощный гром. Я чувствую вдалеке запах огня. Я слышу скрежет металла. Я жду. Я — слух.
Голоса. Далеко. — Порядок!
Один голос. Чужой голос. Неведомый язык, которого не знаю. Ни единого знакомого слова. Я слушаю.
— Выпускайте людей наружу.
Хруст песчинок.
— Где флаг?
— Здесь, сэр.
— Хорошо, хорошо.
Солнце стоит высоко в синем небе, его золотые лучи наполняют колодец, и я зависаю в нем — невидимое облачко в теплом свете.
Голоса.
— Именем правительства Земли объявляю эту планету Марсианской Территорией, равно поделенной между нациями.
Что они говорят? Я кружусь в лучах солнца, словно колесо, невидимый и неторопливый, золотистый и неутомимый.
— Что это тут?
— Колодец!
— Да ну!
— Ну-ка? Точно!
Приближается что-то теплое. Над зевом колодца склоняются три объекта, и моя прохлада поднимается к ним.
— Ух ты!
— Думаешь, там хорошая вода?
— Увидим.
— Эй, кто-нибудь, принесите склянку и шпагат.
— Я принесу.
Звук бегущих шагов. Удаляющихся. Теперь приближающихся.
— Вот.
Я жду.
— Опускаем. Легонько.
Склянка, поблескивая, медленно опускается на шпагате. Вода подернулась мелкой рябью, когда склянка коснулась ее и наполнилась. Я поднимаюсь в теплом воздухе к жерлу колодца.
— Вот. Хотите отведать этой водицы, Риджент?
— Давайте.
— Что за чудесный колодец! Взгляните, как он устроен.
Сколько ему лет, как вы думаете?
— Бог знает. Когда мы вчера сели в том, другом, городе, Смит сказал, что уже десять тысяч лет как на Марсе нет жизни.
— Подумать только!
— Ну что, Риджент, как водичка?
— Чистый хрусталь. Выпей стаканчик.
Плеск воды на солнцепеке. Теперь я плыву буроватой пылью на легком ветерке.
— В чем дело, Джонс?
— Не знаю. Ужасно заболела голова. Ни с того ни с сего.
— Ты еще не пил эту воду?
— Нет. Дело не в ней. Я просто склонился над колодцем, и голова вдруг стала раскалываться. Но сейчас уже лучше.
Теперь я знаю, кто я.
Мое имя — Стивен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, и я только что прилетел в ракете с планеты под названием Земля. А теперь стою с моими добрыми друзьями Риджентом и Шоу возле старого колодца на планете Марс.
Я смотрю на свои золотистые пальцы, загорелые и крепкие, оглядываю свои длинные ноги и серебристую форму, оглядываю моих друзей.
— Что случилось, Джонс? — спрашивают они.
— Ничего,— говорю я, глядя на них,— ровным счетом ничего.
До чего же вкусна пища! Я не ел уже десять тысяч лет. Пища нежно ласкает мой язык, а вино, которым я запиваю ее, согревает. Я слушаю голоса. Я составляю слова, которых не понимаю и все же как-то понимаю. Я пробую на вкус воздух.
— В чем дело, Джонс?
Я склоняю набок эту свою голову и опускаю руки, которые держат серебристую емкость с пищей. Мне доступны все ощущения.
— О чем вы? — спрашивает этот мой голос. Это моя новая штуковина.
— Ты странно дышишь, с покашливанием,— говорит второй человек.
— Может, начинается легкая простуда,— заявляю я.
— Потом пойдешь к доктору, обследуешься.
Я киваю головой, и кивать приятно. Приятно сделать хоть что-нибудь спустя десять тысяч лет. Приятно подышать воздухом и почувствовать, как солнце прогревает плоть, все глубже и глубже. Приятно ощутить твердую кость, тонкий скелет в согревшейся плоти, приятно слышать звуки гораздо яснее, гораздо ближе, чем там, в каменных глубинах колодца. Я сижу как зачарованный.
— Очнись, Джонс. Вставай. Надо идти.
— Да,— отвечаю я, завороженный тем, как слово рождается на языке, как оно медленно и красиво падает в воздух.
Я иду. И идти приятно. Я выпрямляюсь и смотрю на землю. Она далеко от глаз и от головы. Как будто живешь на прекрасном утесе.
Риджент стоит у каменного колодца, глядит в него. Остальные, бормоча что-то, ушли к серебристому кораблю, из которого они появились.
Я чувствую свои пальцы и ощущаю улыбку у себя на губах.
— Он глубокий,— говорю я.
— Да.
— Он называется Колодец Душ.
Риджент поднимает голову и смотрит на меня. — Откуда ты это знаешь?
— А что, разве не похоже?
— Я никогда прежде не слыхал о Колодце Душ.
— Это место, где все ждущие, те, кто раньше имел плоть, ждут и ждут без конца,— говорю я, касаясь его руки.
Песок — огонь, а корабль — серебряный огонь в дневном зное. И чувствовать зной приятно. Звук моих шагов по твердому песку. Я слушаю. Шум ветра и гул солнца, жгущего долины. Я вдыхаю запах кипящей в полдень ракеты. Я стою под люком.
— Где Риджент? — спрашивает кто-то.
— Видел его у колодца,— отвечаю я.
Один из них бежит к колодцу.
Я начинаю дрожать. Тихая трясучая дрожь, затаившаяся глубоко внутри, становится все сильнее. И я впервые слышу его, как будто он хоронился вместе со мной в колодце: глубоко внутри кричит голос, тонкий и испуганный. Голос кричит: «Отпусти меня, отпусти меня»,— и такое чувство, будто что-то рвется на волю; хлопают двери в лабиринте, что-то бежит по темным коридорам и переходам, слышатся крики.
— Риджент в колодце!
Люди бегут. Я бегу с ними, но мне дурно, и дрожь буквально неистовствует.
— Наверное, он упал. Джонс, ты был здесь с ним. Ты видел? Джонс? Ну, говори же, парень!
— В чем дело, Джонс?
Я падаю на колени. Как же сильно меня трясет!
— Он болен. Эй, помогите-ка поднять его.
— Это солнце.
— Нет,— бормочу я,— не солнце.
Они укладывают меня на спину; судороги похожи на подземные толчки, и голос, спрятанный глубоко во мне, кричит: «Это Джонс, это я, это не он, это не он, не верьте ему, выпустите меня, выпустите меня!» И я смотрю вверх на склоненные фигуры и моргаю. Они касаются моих запястий.
— У него сердце частит.
Я закрываю глаза. Крики стихают. Дрожь прекращается. Освобожденный, я поднимаюсь, будто в прохладном колодце.
— Он мертв,— говорит кто-то.
— Джонс умер.
— Отчего?
— Похоже, от шока.
— От какого шока? — спрашиваю я. Меня зовут Сешшнз, мои губы с трудом шевелятся, и я — капитан этих людей. Я стою среди них и смотрю вниз, на тело, которое лежит и остывает на песке. Я хватаю себя за голову обеими руками.
— Капитан!
— Ничего! — кричу я.— Просто головная боль. Все будет в порядке.
«Ну, ну,— шепчу я.— Теперь все хорошо».
— Нам лучше уйти в тень, сэр.
— Да,— говорю я, глядя сверху на Джонса.— Нам не надо было прилетать: Марс не хочет нас.
Мы несем тело к кораблю, а глубоко внутри меня кричит новый голос, требуя свободы.
«Помогите, помогите...— звучит где-то далеко, во влажной плоти.— Помогите, помогите...» — эхом разносятся слова мольбы, словно красные призраки.
На этот раз дрожь начинается гораздо раньше. Я не могу управлять собой, как прежде.
