Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1989 год
Груды камней на холме не были частью естественной россыпи: их сложили сами вискачи, ибо этим зверькам свойственна мания коллекционирования. Они не только стаскивают на верхушку своих жилищ камни и корни, которые им случается выкопать из нор, но и собирают все интересное в окрестностях колонии. Если пеон потеряет что-нибудь на просторах «кампа», он скорее всего обнаружит пропажу в не слишком аккуратном, но с любовью организованном музее вискачей.
Сами зверьки еще спали в недрах своего лабиринта. Наружу вискачи выходят только вечером и пасутся под прикрытием темноты.
Хотя создатели кургана еще не появились, он вовсе не был пустынным. Две мелкие кроличьи совы в полосатых «жилетках» торчали столбиками на высоких камнях. Эти птицы вполне способны рыть собственные норы, но часто занимают отнорки в поселениях вискачей. Пирамиды из камней они используют как удобный наблюдательный пост, откуда хорошо видны окрестности и можно высмотреть добычу — грызунов или насекомых.
Жили здесь и другие пернатые. Несколько печников-землекопов бегали вокруг холма по коротко подстриженной скотом траве. Эти птички гнездятся в длинных узких норах, а так как в «кампе» подходящих мест мало, они обычно устраивают гнезда на склонах жилищ вискачей. Печники-землекопы, как и близкие их сородичи птицы-печники, каждый год роют себе новые жилища, но старые норки не пустуют — их занимают ласточки, стремительные пируэты которых мы наблюдали у кургана. Поистине норы вискачей — средоточие жизни в этих местах.
Квартиранты резвились под мягкими лучами предзакатного солнца, а мы терпеливо ожидали появления самого хозяина. Но непосредственный момент его выхода ускользнул от нашего внимания. Мы вдруг заметили, что он уже сидит у одного из отверстий, почти не отличаясь от ближайшего серого булыжника. Зверек напоминал довольно крупного кролика. У него были короткие уши и широкая черная поперечная полоса на носу, как будто он выпачкался краской, пытаясь боком просунуть голову сквозь только что выкрашенный забор. Почесав за ухом задней лапой, зверек хрюкнул, дернулся всем телом и обнажил зубы. Потом он неуклюже запрыгал на верхушку своего кургана и, устроившись там, стал осматриваться вокруг, словно пытаясь определить, изменилось ли что-нибудь в мире с тех пор, как он видел его последний раз.
Удостоверившись, что все в порядке, он уселся поудобнее и занялся вечерним туалетом — стал скрести передними лапами свое кремовое брюшко.
Захватив камеру с треногой, Чарлз осторожно выбрался из машины и стал медленно приближаться к хозяину норы. Тот успел уже переключиться с живота на длинные усы и теперь тщательно их расчесывал. Солнце уже быстро катилось вниз, и Чарлзу пришлось прибавить шаг. Это нисколько не обеспокоило прихорашивавшегося зверька, который в конце концов позволил установить камеру всего в метре с небольшим от своей персоны. Кроличьи совы, ошеломленные происходящим, отлетели подальше и, усевшись на кочки, негодующе воззрились на нас. Печники-землекопы нервически чирикали у нас над головой. А хозяин с невозмутимым видом восседал на каменистом троне своих предков, как член королевской фамилии, с которого пишут портрет.
Наше безмятежное пребывание в Ита-Каабо было, к сожалению, недолгим. Через две недели прилетел маленький самолетик, чтобы доставить нас обратно в Асунсьон. Мы увозили с собой броненосцев, черепах, ручную лисичку, полученную от одного из пеонов, и вместе с отснятой пленкой волнующие воспоминания о птицах-печниках и кроличьих совах, нанду и вискачи. Но, наверное, самое глубокое впечатление осталось у нас от фантастических сценок на реке в исполнении многочисленного капибарьего народца.
Дэвид Эттенборо, английский естествоиспытатель
Перевел с английского Н. Вронский
Медовая охота
Добыча меда диких пчел издавна была известна в Азии, Африке и даже в Европе. По мере сведения лесов она постепенно исчезает, уступая место занятиям, с точки зрения современного человека, более достойным. Вместе с тем сбор дикого меда, пожалуй, нельзя отнести к простому собирательству, которым занимался древний человек. Эта работа сродни альпинизму и требует не только необыкновенной сноровки, ловкости, но и огромного опыта, специальных знаний и, конечно, отваги. Горные районы Непала — одно из немногих мест на Земле, где сбор меда диких пчел остается почетным занятием.
Его зовут Мани Лал. Как и его отец, он — «маэстро медовой охоты». Чтобы собрать сокровища апис лабориоза, самой крупной медоносной пчелы, он висит на высоте ста метров и держится только за веревочную лестницу. Тысячи разъяренных насекомых заполняют пространство вокруг, когда он погружает бамбуковый шест в их гнезда. Единственное средство защиты — широкий плащ, обернутый вокруг головы, и пара армейских штанов, подаренных двоюродным братом. Ловко орудуя шестом, он срезает толстые ломти сот и складывает в плетеную корзину, которая приторочена кожаными ремнями к стволу. Когда корзина заполнена, он спускает ее вниз. Жужжание гигантских пчел приводит людей в ужас, но движения Мани Лала быстры и расчетливы: за свои 64 года он проделывал эту работу много раз.
Можно представить, каково было Эрику Вали — французскому фотографу, который задался целью запечатлеть работу добытчиков дикого меда. «Пчел было так много, что мне нестерпимо хотелось отмахнуться от них, но я знал, если сделаю это, то погибну»,— признался автор на страницах журнала «Нэшнл джиогрэфик», где были помещены его работы. Не сразу Вали удалось сделать уникальные кадры, одержавшие победу на конкурсе «Уорлд пресс-фото 1988».
В предгорьях Гималаев, где живет Мани Лал, дорог нет. Есть только тропы, проложенные носильщиками. Леса осталось совсем немного, лишь на отвесных склонах кое-где сохранились отдельные деревья. Вместе с лесом исчезают и пчелы. «Мой дед брал до шестисот гнезд в год,— продолжает Мани Лал,— в прошлом году мы взяли восемьдесят».
От родителей Мани Лалу достался небольшой участок земли, который мог бы прокормить семью. Но такая жизнь его никогда не устраивала. «С самого детства я предпочитал бегать по лесу, а не перемешивать навоз с землей,— говорит он.— Поэтому и стал охотником, человеком леса, как и мои предки».
Верования народа гурунг, к которому принадлежит Мани Лал,— это причудливая смесь индуизма и буддизма. Перед молитвой Мани Лал принес в жертву цыпленка. Он внимательно изучил расположение кровеносных сосудов на его легких и таким образом заглянул в будущее.
Отец Мани Лала, Барта, верил в приметы, но верил недостаточно истово, и поэтому, однажды спускаясь по лестнице в пропасть, он подвергся атаке пчелиной армады, ослепившей его своими жалами. «Когда он приносил в жертву цыпленка, его сердце не было открытым»,— объяснил Мани Лал.
Перед работой Мани Лал торжественно достает из мешочка на поясе горстку риса. Подбрасывая зерна вверх, произносит на разные лады имя Фало — лесного бога: «Если бог недоволен, я не могу беспокоить пчел». Спустя некоторое время, молча, как паук в гигантской паутине, он начинает осторожно спускаться по лестнице. Малейший промах повлечет за собой неминуемую смерть.
Мани Лал останавливается напротив гнезда около полутора метров в диаметре. Поверхность его усеяна тысячами крупных черных пчел. Два других охотника — Кришна и Акам — карабкаются на скалу снизу. Цепляясь за выступы, они прижимают лестницу к склону, чтобы Мани Лал мог дотянуться до гнезда.
Тем временем разгорается костер у подножия скалы, но ветер сдувает дым. Указывая на вершину скалы, Мани Лал бросает несколько отрывистых слов, и в считанные минуты к нему опускается пучок тлеющих листьев. Дым обволакивает гнездо, и пчел охватывает паника. Ничто больше не отвлекает охотника: золотые соты остались без защитниц.
Чтобы сделать крупноплановые снимки, Эрик спускался в пропасть на тонком нейлоновом шнуре. Впервые европеец сопровождал охотника в его опасном предприятии.
Пчелиное гнездо состоит из двух частей. К самой скале прижимаются соты с медом, над ними — соты с куколками, личинками и яйцами. Лал втыкает в соты деревянные палочки и привязывает палочки к концам веревки. Несколько ударов шестом, и соты повисают в воздухе, раскачиваясь и ударяясь о лестницу, но Мани Лал держится цепко, и его вместе с сотами спускают благополучно вниз.
Пока соты движутся к земле, из них вытекают капли меда, но сладкому дождю не суждено проливаться на землю. Его перехватывают многочисленные котелки и кастрюльки жителей ближайшей деревни. Эти люди не входят в бригаду, но в свое время они помогли выплатить ежегодный государственный налог и таким образом заслужили право на участие в медовой охоте. Когда соты опускаются на землю, крестьяне с криками бросаются к ним. Начинается медовая фиеста.
