Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1987 год
— Готово! — наконец роняет он и, щелкнув выключателями, демонстрирует ослепительную мощь своего сложного сооружения.
Пытаюсь оттянуть неизбежный момент проверки снаряжения, когда надо полностью окунуться в ледяную купель озера. Выжатый из одежды воздух оживляет клапан гидрокостюма, заставляя его судорожно посвистывать. Цепочка мелких пузырьков торопливо устремляется к поверхности. Пробую дышать из второго легочника. Вроде бы все в порядке. Всплываю. Рядом проверяет свое снаряжение Илья.
Стоящий по грудь в воде и уже подзамерзший Миша занят киносъемкой. «П-поех-хал-ли!» — выстукивает он зубами команду.
Ухожу в сифон, обернувшись на уже погруженный в воду объектив. Илья — рядом. Повторяем уже знакомый путь: уступы, галереи, озеро... Небольшая передышка перед вторым сифоном.
Всплываю в гроте. Лопающиеся пузыри предвещают появление Ильи. А вот и он сам. Жалуется на боль в ушах. Приступаем к непростой операции — наращиванию ходового конца, служащего на сей раз и телефонным кабелем. Зависнув на одной руке, нужно исхитриться соединить пальцами второй руки концы ощетинившихся стальных проводов. Единственное, что мне удается сделать за пятнадцать минут борьбы, это порвать об острые скалы последнюю целую резиновую перчатку. Холод сковывает и пальцы и тело. Скручиваю связанные провода куском изоленты, словно веревкой.
Илья отплывает за короткий сифон, я разматываю за ним кабель. Следует сигнал: два рывка. Плыву за Ильей. На берегу оставляем все подводное снаряжение. Дальше мы понесем лишь бухту веревки, молоток, шлямбур, скальные крючья, карабины и личное «железо».
Уже около шести вечера. Связи с лагерем 950 нет. Видимо, скрутка проводов не удалась. «Может, откликнется база?» — говорит Илья. Вызываем. Молчание...
Мы наверху колодца, остановившего меня позавчера. 120-метровая веревка сходит кольцами — их приходится распутывать через каждые пять метров. Долго спускаюсь, любуясь прозрачными кальцитовыми дорожками, что проложила медленно стекающая в колодец вода. На дне не могу сдержать восхищения. «Красота!» — кричу Илье. Он ничего не понимает — при «продувании» все же порвал перепонку. Жду, когда он спустится, и вместе рассматриваем россыпи жемчужин. Кальцитовый «цемент» незаметно приковал эти каменные блестящие шарики к дну взрастивших их ванночек. Отдельные жемчужины достигают трех сантиметров в диаметре. Для пещер это редкая находка. Осторожно проходим след в след среди хрупких кальцитовых пластин...
Вот и край очередного уступа. Аккуратно отматываю десять метров веревки. Приземляюсь в глубокую лужу. Обрезаю веревку, но оплавлять ее мокрый конец некогда. Вяжу узел, и идем вперед. Новый, на этот раз отвесный колодец. Здесь надо бы провесить и страховочную веревку. Но бухта слишком мала. Придется экономить.
Закрепив веревку и сбросив остатки бухты вниз, начинаю спуск. Серо-голубая стена, прочерченная оранжевой полосой кальцита, прерывается уступом с глубокой лужей. Отталкиваюсь от стены и приземляюсь рядом с водой. Зову Илью. Вскоре он стоит рядом, держа полупустой мешок. На уступе необходим крюк, иначе веревка может перетереться. Пока Илья достает шлямбурный набор, надеваю самохваты — специальные приспособления для подъема. Даже если веревка кончится на отвесе, я сумею подняться по ней...
Я уже потерял счет пройденным вертикалям. Новый колодец глубиной около 15 метров заставляет призадуматься. Если бы не доносящийся снизу шум воды, я бы повернул назад. Но этот манящий гул притягивает не хуже магнита. С трудом нахожу единственно возможный вариант спуска, который заканчивается сложными распорами в вертикальном лабиринте глыб. Впереди широкая и высокая трещина, по дну которой струится поток. Наклонные темные стены убавляют оптимизм. Пробегаю вдоль этого разлома. Стою у начала узкого озера. Вода просматривается глубоко под левой стеной, образуя длинный сифон. Третий сифон на нашем пути! Комки глины, падающие из-под ног и локтей, замутняют прозрачную воду. Трещина сужается. Продвигаться в распоре все сложнее — скольжу по мокрой глине вниз. Двигаюсь по инерции, только чтобы убедиться, что озеро имеет конец.
Ход заканчивается. Это последняя точка, которой нам суждено достигнуть в этой экспедиции. Следующим летом придется нырять уже на этой умопомрачительной глубине.
На часах 20.30. Предстоит мучительный подъем...»
Нам пришлось проработать до девяти утра. Вместе с Ильей, обеспокоенным моим долгим отсутствием и спустившимся вниз тем же головокружительным маршрутом, мы сделали топографическую съемку не только новой части, между третьим и вторым сифонами, но и пересняли галерею между вторым и первым. Полусонные, замерзшие, но гордые тем, что удалось выйти победителями из решающего поединка, вернулись мы в лагерь.
Впервые в мировой практике на подобной глубине, за сифонами, было пройдено более двухсот метров вертикалей. Глубина пещеры возросла до 1220 метров. В ней отснято почти шесть километров ходов и галерей. И все же это пока лишь истоки большой подземной реки, путь к устью которой займет не один год.
Владимир Киселев
Фото автора и Глеба Семенова Массив Арабика — Москва
На первое чай, на второе тоже
Человек, хоть раз побывавший в Монголии, увезет с собой в памяти яркий букет впечатлений. Сколь бы ни были они разнообразны, в них непременно войдут юрта и кумыс, сочные оранжево-синие закаты и рыжевато-зеленый зверек монгольских степей тарбаган и, конечно, монгольский чай. В своих рассказах с видом знатока он будет называть его «суутай цай» (что просто-напросто означает «чай с молоком») и — в зависимости от собственных вкусовых склонностей — либо ругать его, либо хвалить. При этом, однако, он не удержится от соблазна заметить, что их чай похож на наш суп. Характерная деталь монгольской кухни — зыбкость грани между едой и питьем. К примеру, айраг — так называется по-монгольски кумыс. Его, конечно, пьют, и помногу — иногда по полтора-два литра за раз — достаточно, чтобы человек целый день мог ничего не есть. Айраг — панацея от многих болезней, особенно легочных и кишечных, он восстанавливает силы летом после долгой зимы, он основной праздничный напиток во время летнего праздника — надома и осенних свадеб, но прежде всего айраг способен по калорийности заменить собою несколько разнообразных блюд.
А чай с молоком — что это, блюдо или напиток? Ведь, помимо воды, небольшого куска кирпичного чая и молока, в него добавляют соль, прожаренную муку грубого домашнего помола из дикого ячменя или проса, а иногда — это делают кочевые гурманы для придания чаю особого привкуса — зерна поджаренного риса. В чай можно положить пенки, костный мозг барана, пельмени, растертое в муку вяленое мясо, мелкие кусочки бараньего курдюка. В горячем чае можно развести сухой творог. Наконец, в него можно влить ложку-другую забродившей молочной барды. Словом, в монгольский чай можно положить абсолютно все, что есть съедобного в юрте кочевника. Конечно, хочется спросить: а при чем же здесь чай? И вообще — разве ЭТО называется чаем? В Европе, Китае, Средней Азии — нет, а в Монголии — именно это и называется чаем.
Лично я не вижу в этом ничего странного или тем более плохого. Такой получай-полусуп не раз выручал нас за многие годы экспедиционной работы. Бывало, что, измученные бесконечными монгольскими дорогами, мы останавливали машину и ненадолго заходили в неожиданно появившуюся из-за холма юрту. Заходили просто так: посидеть минут десять, чтобы отойти от дорожной тряски, а заодно узнать, правильно ли мы едем. И тут же попадали в силовое поле степного гостеприимства, становясь свидетелями уходящей корнями в глубокую древность традиции — приема гостя.
Эта традиция включает в себя множество мелких, но обязательных деталей. Прежде всего приветствие — все слова раз и навсегда определены — гостя и ответ хозяина. Затем гость, войдя в юрту — желательно не споткнувшись о порог,— должен пройти по часовой стрелке на свое гостевое место в почетной части юрты. Когда и гость и хозяин усядутся, наступает следующий этап — обмен табакерками. Каждый должен понюхать табак из табакерки другого.
А тем временем хозяйка уже готовит свежий чай, ибо он едва ли не главное в ритуале встречи гостя. У монголов есть даже единица измерения времени, называющаяся «вскипятить один котел чая»: восемь-десять минут, которые уходят на то, чтобы разжечь огонь в очаге, вскипятить в котле воду, кинуть в нее кусок кирпичного чая, дать ему завариться, затем влить молоко и кинуть соль, помешивая черпаком, довести заново до кипения, перелить все в чайник и начать угощать гостей. А пока готовится чай, на маленьком столике уже появляются: сухой творог, пресный сыр, нежные пенки, поджаренная мука. Насыплешь муку в пиалу, добавишь кусок масла, размешаешь ложкой (а еще лучше — пальцем, ей-богу, так намного вкуснее!), проглотишь глоток-другой... хорошо! Две-три пиалы такого чая и — все равно, что пообедал. Усталости как не бывало, машина опять весело бежит по дороге, жизнь снова прекрасна и удивительна.
