Абрам Палей - Война золотом
— Ну? а если на извозчике?
— Раз и извозчика тю-тю! — и бородач провел рукой по шее. — И лошадь чуть не взяли.
— Что же розыск?
— Розыск? — он презрительно усмехнулся. — Им на самогонщиков облавы делать, а не с бандитами бороться. Тоже сказали!
Теперь настала моя очередь спрашивать.
— А вы что там, торгуете? — чересчур уж был он похож на провинциального купца.
— Торгую-с. На Соборной улице. Гастрономический магазин держу. Василенко моя фамилия. Да вот и домой приехали.
Поезд прокатил мимо невзрачной станции и остановился у водокачки,
— Непорядки! — ворчал мой попутчик. — Ишь, где остановились!
Взял саквояж. Пожал мне руку,
— До свиданья-с, мне еще по делу в товарную контору забежать.
Я вышел на улицу. Взял извозчика, положил ему на ноги все мое богатство, заключавшееся в одном чемодане, и велел ехать в гостиницу. Извозчик от'ехал от вокзального входа и остановился,
— Ну, поезжай же!
— А вот, обождем, еще кто поедет.
— Зачем же ждать, чудак?
— Одно слово для спокою, — всяко бывает.
Никакие обещания прибавить ему и даже угроза, что найду другого, не поколебали моего возницу.
— Как хотите, воля ваша. А только сам не поеду.
Вот поехали, наконец, три пролетки, и моя двинулась вслед за ними. Выехали на шоссе. Начинало темнеть. С поля подул летний ветерок. Пролетку трясло на рытвинах и ухабах шоссе так, что не было гарантий сберечь целость своих костей до города.
— Вот оно самое место начинается, — полуобернувшись бросил возница и подхлестнул отставшую пегую лошаденку, сразу галопом догнавшую впереди ехавших извозчиков. Мы в'ехали в узенький переулок, по обеим сторонам которого шли невысокие деревянные заборы, а за ними, сливающиеся с вечером, большие деревья. Переулок был извилистый, длинный, то и дело сворачивавший и, действительно, раз'ехаться здесь со встречным было мудрено. Мы выехали из переулка.
— Если бы вы приехали в 10.50, следующим то-есть, — ни за какие деньги извозчика не достали бы на станции!
— Почему?
— Почему? Лошадь отнимут, а то и сам с житухой попрощаешься. Не всякий рисковать хочет. Вон, намедни Егора, под третьим номером ездил, удушили в этом Фонарном проулке — проулок Фонарным зовется — удушили, а лошадь увезть не успели, — сзади под'ехали подводы, а на пролетке лежит Егор и синий весь — богу душу отдал.
— Не нашли никого?
— А кто шукать будет? Да вот и приехали.
Я снял чемодан, расплатился с извозчиком и поднялся по скрипевшим половицам на второй этаж. В коридоре спал, уронив голову на грудь, какой-то человек, и из его носа вырывались дискантовые нотки.
— Слушайте, товарищ, номерок свободный есть?
Номер был прескверный. Обои когда-то белые превратились сейчас в бордовые от пятен раздавленных тут же клопов. Ночь обещала быть приятной! И верно я почти не спал. Мудрено было заснуть, особенно после того, как в час ночи погасло электричество. Утром, выпив чаю, я отправился на улицу Коммуны, где помещался Окррозыск. Два одноэтажных зеленых дома рядом. Оба, как братья близнецы, — так похожи друг на друга. На одном вывеска: «Управление Духобожской Окр. С. P.-К. Милиции».
На другом, на куске картона, прибитом на входной двери, синим карандашом крупно написано:
«Уголовный Розыск».
Зашел. В коридоре стол, за столом невзрачная личность, видно невыспавшаяся, в кожаной куртке, накинутой поверх черной у ворота расстегнутой косоворотки. Лицо, давно забывшее прикосновение бритвы.
— Я дежурный по Управлению. Вам кого?
— Начальника.
— Начальник здесь не сидит. Его должность временно исполняет начокрмилиции Фролов.
— Это рядом?
— Милиция-то рядом, но застанете ли вы его там, — не знаю.
— Но где-нибудь он же есть?
— В Исполкоме наверное. Он сейчас вридзавотделом управления. Исполком на Соборной.
Зашел в Исполком. Быстро нашел кабинет зав. отделом управления. Приоткрыл дверь. Только он один. Представился.
— Очень приятно! Садитесь. Вы с определенным назначением или просто в мое распоряжение?
Я вытащил из портфеля бумаги.
— Очень рад. Знаете, у нас просто безобразия творятся в последнее время. Раздевают, душат, ничего не можем сделать. Людей нет, аппарат розыска совершенно развален. Я и доклады посылал в губернию. Должность, на которую вы присланы, создана с месяц тому назад, но никого на ней нет, некого было назначить. А как я могу сам все сделать? Я начальник милиции, врид. нач. розыска, врид. зав. отделом здесь, в исполкоме, и еще в комитете незаможных селян работаю зампредом. У меня нет ни одной свободной минуты, — жаловался Фролов, и его светлые брови поднимались и опускались над голубыми глазами.
Он моментально вскочил.В общем, он произвел на меня впечатление симпатичного человека, доброго начальника, но скверного администратора.
— Вы, голубчик, сейчас идите, делайте там все, знакомьтесь с нашим управлением. Вот ваша препроводительная с моей резолюцией, дайте ее Радинскому, это начканц, он по штату и мой помощник.
Я пожал ему руку и направился обратно. Розыск произвел на меня отвратительное впечатление. Грязный, давно неподметенный пол, застланный, как подстилкой, окурками, столы на трех ножках, ломаные стулья и, на ряду с этим, большой, обставленный приличной соломенной мебелью, кабинет Радинского. На двери двойной лист бумаги, с тушью выведенными большими печатными буквами:
«Кабинет помначрозыска и начальника канцелярии.
Без разрешения не входить».
Я вошел без спроса. От стола приподнялось интересное лицо восточного типа. Нос с горбинкой, черные глаза, полувыпуклые, орлиной формы, тонкие губы. Маленькие, по-английски подстриженные усики.
— В чем дело?
— Я прислан начальником информационной части вашего розыска. Вот препроводительная. Ознакомьте меня с вашей работой. Кстати, какие происшествия за последние дни? Оперсводку можно?
Он повертел в руках данную мной бумажку.
— Что ж знакомиться, знакомиться нечего, ваша часть еще не создана. А события: ночью этой Василенко, владелец гастрономического магазина, здесь, на Соборной, удушен и ограблен.
Я даже привскочил на месте.
— Где? В Фонарном переулке?
— Вы переулки уже успели узнать? Да, на Фонарном.
— А извозчик?
— Не установлено, на каком он ехал.
Я прямо к телефону. Вызвал дежурного агента ГПУ на станции, но и там не знали, на каком извозчике поехал Василенко.
Весь день прошел в ознакомлении с планом города, с названиями улиц, взятием на учет преступного элемента путем расспросов всех сотрудников, при чем слова одного опровергались другим.
Мне отвели маленькую комнатку и полутемный, с вечно электрическим освещением, чуланчик, куда я посадил машинистку и прикомандированного ко мне агента Ковальчука. Собственно, Ковальчук сам напросился ко мне. Он недели две назад был ОККСМ командирован в розыск, в работе не смыслил ни бельмеса, но парнишка (ему было 19 лет) толковый и имел большое желание работать.
Вечером в тот же день мы с Ковальчуком прошлись по городу и от собора двинулись пешком к Фонарному переулку. Первый вечерний поезд уже прошел, было часов девять. За все время попались навстречу несколько подвод, ехавших гуськом. Подводчики дымили цыгарками, весело переговариваясь. Наконец, мы достигли переулка.
— Ну, Ковальчук, ты машину неси в левой руке и иди справа, а я по левой стороне. В случае чего, без предупреждения пали, и вся недолга.
Ковальчук, видно, волновался.
Мы молча прошли половину и стали было заворачивать в переулок налево, как вдруг я был привлечен шорохом с правой стороны забора. Ковальчук повернул ко мне вопросительно голову. Я только рукой махнул, — иди, как шел. Через пару минут я услышал шорох слева за забором и вновь справа. Осторожный такой. Кто-то, очевидно, шел за нами с двух сторон. Еще шагов двадцать пять, и заборы круто сворачивали один влево, другой вправо, и мы вышли бы на шоссе. Налево у забора, впереди немного, я заметил пень срубленного дуба, довольно высокий. Замедлив шаг, знаками показал Ковальчуку, чтобы он обратил внимание на правую сторону. Вскочить на пень и оттуда перемахнуть через невысокий забор было делом секунды, и я форменным образом, как снег на голову, свалился на кого-то и упал в канаву, таща его за собой. Я ошеломил его своим прыжком, и он был так напуган, что моментально вскочил и крупным шагом длинных ног на редкость быстро скрылся из глаз в чаще деревьев. Когда я приподнялся, он уже был в нескольких шагах от деревьев, и мой выстрел был без цели. Я успел только заметить, что его лицо было чем-то обмотано наподобие маски. После моего выстрела кто-то загрохотал из револьвера. Когда я перелез через забор, увидал Ковальчука, разряжавшего наган в забор. Он меня уверял, что кто-то определенно за забором справа удирал после того, как я перескочил забор. Мы перелезли и этот забор. Но ничего не было видно. Вдруг Ковальчук нагнулся и поднял что-то. Веревка. Толстая длинная бечева с петлей, наподобие лассо. Ковальчук спрятал лассо под дождевик, и мы двинулись по направлению к нечеткому абрису дома, шагах в двухстах стоявшему от забора.
