Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №03
Император нахмурился и посмотрел прямо на стоявших перед ним, в кольце его телохранителей, двоих людей. Один, в форме полковника дальней связи, нервно переминался с ноги на ногу, глаза его беспрестанно бегали по меблировке кабинета, а в руках он вертел небольшой лист бумаги.
Второй держался уверенно. Ему не было еще и тридцати лет, и манеры выдавали в нем аристократа.
— Орго, я слушаю вас. — Император внимательно смотрел на полковника.
— Зон. Пятнадцать минут назад нам удалось связаться с главнокомандующим флотом адмиралом Киоргом.
Полковник закашлялся.
— Результаты переговоров малоутешительны. Вчера еще была надежда, что флот сможет помочь нам — теперь ее нет.
— Почему? — Император навалился грудью на стол и, казалось, весь превратился в слух. — Киорг предал меня?!
Не верю!
— Зон, адмирал, как и прежде, предан вам, но его люди...
— Люди?
— Да, Зон. На флоте вспыхнул мятеж. Один из контрадмиралов взбунтовался. Ему подчинилось более двух третей кораблей. Сейчас в районе звезды Тондора идет бой между мятежниками и частью флота, оставшейся верной вам и присяге.
Полковник замолчал и сразу как-то сжался. Император откинулся на спинку кресла и застыл, пытаясь осмыслить услышанное.
— Вы можете быть свободны, Орго. Спасибо за службу, — проговорил он через минуту. — Вас, герцог, я попрошу остаться.
Дверь за полковником со стуком закрылась. Герцог оглянулся на нее, потом подошел к ближайшему креслу и сел.
— Я слушаю, Зон.
Солнце медленно садилось. Тысячи глаз следили за его безмолвным уходом. Закат из-за пыли и гари был кроваво-красным. Казалось, светило, израненное идущей внизу бойней, оставляло за собой кровавый след.
Да, день умирал, уступая свои права ночи. Вместе с ним умирала и гвардия. Но не сдавалась. Лучшие солдаты Галактики, профессионалы-гвардейцы погибали, убивая. Недаром у них на левом плече полукругом, черным по желтому, было начертано: «Умереть — убивая, жить — не предавая».
Солнце уже почти скрылось за снежными шапками гор на дальнем конце долины, когда последние батальоны защитников столицы были вытеснены механизированными частями мятежников из городских кварталов и прижаты к дворцу. Завладев городом, маршал приостановил атаки, накапливая силы для последнего, решающего штурма, и выслал парламентеров с ультиматумом. Не Императору — восставшие уже не считались с его существованием, — а генералу Аркону, командующему корпусом спецчастей, оборонявших дворец.
Получив ультиматум, герцог построил гвардию во внутреннем дворе Контольского дворца.
Ночь уже поглотила последние проблески заката, когда под рассеянным светом прожекторов гвардейцы построились боевым порядком, заняв около одной пятой двора.
— Когда-то, — подумал герцог, глядя на них, — эта площадь не могла вместить и половины моих солдат. А теперь?
Его взгляду предстало малоутешительное зрелище: бойцы, стоявшие неровными рядами, шатались от усталости. Многие, почти две трети, были ранены. Пятнистых от грязи и пота бинтов было так много, что их можно было принять за обязательную часть формы. Небритые, с кругами под глазами от недосыпания, они уже не были похожи на тех подтянутых, вымуштрованных гвардейцев, которыми он привык командовать. От парадной праздничной мишуры не осталось и следа. Но, несмотря на все это, их руки крепко сжимали автоматы и штурмовые винтовки, а лица не выражали ничего, кроме неимоверной усталости.
— Гвардия! — голос Аркона дрожал от волнения. — Солдаты и офицеры! Вы честно выполнили свой долг. Я не могу вас обманывать. Надежды на помощь нет. Ее не будет! На флоте мятеж! Пять минут назад я разговаривал с Императором. Он просил меня отблагодарить вас за службу и передать, что те, кто хочет, могут сложить оружие и уйти. Те же, кто останется оборонять дворец, обречены на смерть. Они умрут. Решение за вами, солдаты!
Герцог обвел взглядом ряды батальонов, облизнул пересохшие губы и продолжил:
— Я, комендант Контольского дворца, гвардии генерал армии — остаюсь. Всем разойтись. Через семь минут остающиеся строятся в этом же дворе.
Ровно в назначенное время, секунда в секунду, тысяча восемьсот солдат из двух тысяч стояли в боевом построении, ожидая приказов своего генерала.
Штурм начался в час ночи. Одновременно со всех сторон сплошной лавой на оборонявшихся двинулось около двадцати тысяч солдат. Ночной мрак в одно мгновение был разорван множеством ярко-белых вспышек. Гвардейцы встретили пехоту сплошной стеной огня. Первые ряды нападавших были буквально скошены огнем пулеметов, скорострельных автоматических пушек, лучами лазеров, взрывами радиоуправляемых мин. То тут, то там навстречу цепям мятежников вытягивались огненные струи, выбрасываемые огнеметами. Люди сгорали заживо. Эти несчастные, объятые пламенем, гигантскими факелами метались по полю боя, освещая собой побоище. Перед окопами, на расстоянии всего лишь нескольких десятков метров, в мгновение ока вырастали горы трупов. За ними, как за баррикадами, укрылись остатки первой волны атакующих. Завязалась ожесточенная перестрелка. Взрывы мин, гранат, снарядов, огромные огненные букеты разрывов термобомб, струи огнеметов, стоны и крики раненых, пулеметная дробь выстрелов — все это слилось в единую, ошеломляющую какофонию света и звуков.
Наконец, после часа упорного боя, мятежникам удалось проникнуть в сеть оборонительных укреплений. В тесных железобетонных окопах, дотах, командных пунктах завязывались рукопашные схватки. Пошли в ход ножи, приклады автоматов, железные, используемые как кастеты каски, армейские ремни с тяжелыми пряжками. Один за другим падали и мятежники, и гвардейцы. Но на смену одному погибшему приходили трое новых. Постепенно в схватку были вовлечены все гвардейцы. Заградительный огонь ослаб, а потом и вовсе прекратился.
Волны нападавших затопили окопы. Гвардия, вернее, жалкие ее остатки, была отброшена к стенам Контольского дворца. Из тысячи восьмисот бойцов осталось не более трех сотен. Израненные, окровавленные, они не поддались панике. Это было ядро гвардии. В пятидневной бойне уцелели только лучшие. Они организованно отступили в Контольский дворец и закрепились внутри него. Каждый камень, лестничный пролет, выступ стены несли мятежникам быструю и скорую смерть.
Гвардейцы расстреливали атакующих в упор, на расстоянии в несколько метров. Но даже убийственный огонь не мог задержать надолго обезумевших, опьяневших от крови и убийств мятежников. Все новые и новые солдаты звездной пехоты врывались в залы и коридоры дворца.
Вскоре первый этаж пал. С дикими криками торжества нападавшие заполнили нижние помещения дворца и, переступая через трупы, ринулись наверх. Там, в главной парадной зале, их встретили оставшиеся в живых гвардейцы. Пятьдесят бойцов.
Не было ни выстрелов, ни криков с их стороны (боеприпасы уже давно иссякли, а сил на воинственные крики не было). Молча смотрели они на приближающуюся толпу и ждали.
Пятьдесят человек. Целых двадцать минут они сдерживали мятежников, прикрывая собой вход в кабинет их властелина. В течение всего этого времени ни один из них не произнес ни звука. Не было ни единого крика о пощаде, лишь предсмертные стоны раненых, которых затаптывали дерущиеся, и звон разбиваемых оконных стекол, в которые поминутно вылетали побежденные.
Вот осталось тридцать, двадцать, десять, пять, двое. Дверь тронной залы распахнулась, и в нее, проткнутый сразу тремя штыками, ввалился труп последнего защитника дворца. Позади мелькали озверевшие от схватки лица мятежников.
— Ну вот и конец. — Император, восседавший за рабочим столом, хладнокровно поднял руку с пистолетом и выстрелил.
Телохранители также открыли огонь.
Выстрел, еще выстрел. Пистолет ритмично подпрыгивает в руке. Император видел, как пули находят мишени, как под его выстрелами падают люди, и это приносило ему мрачное удовлетворение. Выстрел. Указательный палец непрерывно нажимает на спусковой крючок. Но что это?
Император отбросил бесполезный пистолет и огляделся. Позади кресла неподвижно лежали его телохранители. Он посмотрел на проем двери. Переступая через тела своих товарищей, к нему приближались люди.
У него противно сжалось сердце. На лбу выступила холодная испарина. Хотелось закричать, но он не мог. Ком в горле не позволял ему сделать это. Один из солдат подошел почти вплотную, приподнял правую руку с пистолетом до уровня лица Императора. Волны ужаса захлестнули человека в кресле. Рот открылся в немом крике, руки невольно поднялись, пытаясь отгородиться от вороненого дула пистолета, смотревшего прямо в переносицу. Смерть заглянула в его глаза, ее ледяное дыхание проникло в душу и утвердилось там. Доля секунды понадобилась старику, чтобы вся жизнь прошла перед его мысленным взором. Палец нажал на спуск. Мгновенная боль — и ничего! Император умер.
