Журнал «Искатель» - Искатель. 1988. Выпуск №3
Прошло полтора года, и Трокссты снова завоевали Земли, принеся людям сладкие плоды Второго Переосвобождения. Это сопровождалось, естественно, полным опровержением всего, что утверждали Денди. Но к тому времени, к сожалению, уже трудно было найти людей, желающих занять вновь созданные я очень высоко оплачиваемые посты в науке и правительствах.
Людей вообще осталось немного, особенно после того, как Трокссты в процессе Переосвобождения сочли необходимым вырвать мощнейшим взрывом из Северного полушария солидный кусок планеты. Многие из оставшихся в живых предпочли покончить жизнь самоубийством, чем вступить на пост генерального секретаря ООН. Славное Переосвобождение, пришедшее вскоре с Денди, содрало глубокий слой земной коры с поверхности планеты и придало ей вид груши, как говорили наши предки.
Возможно, уже в то время, а, может быть, на одно — два Освобождения позже Трокссты и Денди обнаружили, что орбита Земли стала слишком неустойчивой. Таким образом, наша планета уже не могла удовлетворять минимальным требованиям к космической боевой зоне. Сражения между освободителями постепенно переносились в направлении Альдебарана. Пришельцы покинули Землю.
Девять поколений родилось и умерло с тех пор. но История, передаваемая из уст в уста, от отца к сыну, от сына к внуку и т. д., не умерла и дошла до нас в почти первозданной форме. Мой отец рассказывал Историю в минуты отдыха между перебежками по раскаленному песку от одной дождевой лужи к другой. И моя мать рассказывала Историю, а мы жадно ловили ртом воздух и исступленно рвали лучки толстых зеленых стеблей. Планета под нами содрогалась в преддверии геологического спазма, который мог навсегда похоронить нас в чреве искалеченной Земли; судороги, сотрясавшие ее, грозили выбросить нас с твердой поверхности в безвоздушное пространство.
Да, но и в те времена люди не уставали передавать другим поколениям эту Историю, хотя им, как и нам сейчас, приходилось бесконечно преодолевать необозримые пространства раскаленных пустынь в поисках пищи и воды и сталкиваться в жестоких схватках из-за куска падали с кроликами-гигантами. И с каждым сумасшедшим витком орбиты все меньше остается на Земле драгоценного воздуха.
Дикими, голыми и голодными вошли мы в этот мир — дикими, голыми и голодными мы из него и уходим. А вечное наше Солнце все так же будет светить на небосводе.
На этом заканчивается наша История, нужно только дополнить ее традиционным заключением, которое оставили нам наши отцы и деды. Глотайте воздух, пощипывайте травку и слушайте последний Священный завет нашей Истории:
«Оглядываясь вокруг себя, мы можем с вполне оправданным чувством гордости сказать, что человечество было освобождено до той последней и окончательной степени, до какой только можно освободить цивилизацию».
Перевод с английского Александра Качерова
Вениамин Кожаринов
ТРОФЕИ БОНАПАРТА{2}
Повесть
БЕГСТВО
Вчера Милорадович попытался отрезать арьергард Даву от остальных сил французской армии, растянувшейся на добрые пятнадцать верст от Вязьмы до Федоровского. Не дожидаясь исхода событий, Наполеон вместе с гвардией ускакал в Семлево, распорядившись, чтобы Понятовский и Богарне вернулись из Вязьмы на помощь попавшему в беду Даву.
Император остановился на ночлег в Семлевской церкви. Недалеко от алтаря на каменном полу потрескивал костер. Дым поднимался под самый купол и висел там сизоватым облаком. Сам император устроился на хорах, украшенных изящной балюстрадой. Этой ночью он не сомкнул глаз. Наполеон пребывал в том оцепенении, которое порой охватывает даже деятельных людей. Он сидел в золоченом кресле, похожий на замерзшего воробья.
Впервые бессонница овладела Наполеоном после московского пожара, когда, едва вырвавшись из охваченного огнем Китай-города, император ускакал в Петровский дворец. Москва застопорила триумфальную поступь его армии. Почему именно русские разбили его честолюбивые замыслы? Размышляя сейчас над этим вопросом, Наполеон в душе уже сознавал, что этой войны ему не выиграть, а его обещания дать русским решительное сражение — обман, предназначавшийся тем, кто еще верил в счастливую звезду завоевателя Европы.
Наполеон вдруг вспомнил, что до сих пор не отправил письмо в Париж Марии-Луизе, хотя написал его еще третьего дня в Вязьме. Письмо это, кроме обычных успокоительных известий, содержало и жалобы на то, что пальто, которое он носил в России, годится лишь для парижских бульваров…
Наполеон хотел отдать приказание насчет письма, но не успел: в глаза ударила яркая вспышка. Император вскочил с кресла и бросился к окну. Пренебрегая опасностью, он выглянул во двор, забитый экипажами; неподалеку от них рвались гранаты и, падая, бухали ядра. Всполошившиеся возницы пытались оттащить лошадей из зоны обстрела, ругались на чем свет стоит, и от этого сумятица только усиливалась… Наконец берейторам удалось справиться с лошадьми и отвести их за церковное кладбище, до которого ядра не долетали.
Забрезжил рассвет. Наполеон схватил подзорную трубу и навел ее на лес, пытался разглядеть, откуда стреляли по церкви. Из-за высоких сосен то и дело подымались клубы дыма…
Первая растерянность прошла. Французы поняли, что пальба по ставке императора — всего лишь дерзкая вылазка небольшого отряда бомбардиров, — как вдруг новое ядро ударило в большой стопудовый колокол. Звон его произвел настоящую панику. Штабные генералы бросились к Наполеону, уговаривая его немедленно продолжить марш. Мистически настроенный император готов был тотчас последовать их совету, но одно дело удерживало его в Семлеве. Оно требовало обсуждения, поэтому Наполеон созвал генералов в алтаре на совет.
Никто из свиты не смел сказать и слова, покуда император стоял с поникшей головой у стола. Со стен на него скорбно взирали лики святых. Не поднимая головы, император сделал признание, стоившее ему немалых усилий:
— Господа, я не могу более рисковать нашими знаменами. Потерять хотя бы одно из них — позор для великой армии!
Дюрок поспешил успокоить Наполеона:
— Ваше величество, половину их мы уже отправили в безопасное место…
— Я не знаю, Дюрок, где теперь такое место. Оставшиеся знамена распорядитесь раздать гвардии. Пусть гвардейцы несут их в ранцах, а еще лучше… на поясах под мундирами.
Как раз в эту минуту прискакал от Даву ординарец с донесением. Император с тревогой принял пакет из рук посыльного офицера, торопливо надорвал его, развернул и углубился в чтение.
— Что с Нагелем? — спросил Наполеон, не отрывая глаз от письма.
— Ваше величество, бригада генерала разбита. Положение маршала Даву тоже тяжелое. Виной тому раненые и обозы. Одному богу известно, как мы выберемся из окружения.
Донесение Даву вынудило Наполеона действовать решительно. Он отдал приказ отступать на Славково. И все же император не смог на этом совете отказаться от прежнего намерения дать русским генеральное сражение. Что касается последнего поражения под Вязьмой, то на сей раз император пожелал узнать, что думают по этому поводу генералы. Их мнение выразил Коленкур, бывший посол Франции в России. Рискуя навлечь на себя гнев Наполеона, он все же осмелился обратить внимание императора на неудобства, причиняемые присутствием в армии множества обозов.
— Мой император, вы сами видите, что несчастья Даву произошли из-за обозов. Если мы не предпримем срочные меры, чтобы защитить их и ускорить их движение, то русские и дальше будут отсекать от нашей армии большие куски. Париж не увидит ни трофеев, ни самой армии.
Наполеон вскинул голову.
— У меня нет лишних солдат… К тому же, маркиз, вы сошли с ума, если полагаете, что я иду в Париж! Мои трофеи будут там раньше, чем закончится кампания. Я не изменю своих планов и дам русским решающее сражение, и если только после этого они не пожалуют ко мне с предложением мира — стану до весны на квартиры в Смоленске. Коли Александру мало Москвы, я буду в Петербурге! Без добычи нет войны. Почему вы молчите, господа? Разве каждый из вас не обременен десятками фур с русскими трофеями? Ваша добыча принадлежит вам, моя — Франции! Вы хотите что-то сказать, Сегюр?
— Если позволите, ваше величество, Самые тяжелые орудия отягощают нас не менее трофеев. Начальник артиллерии просит дозволить ему уничтожить часть пушек, иначе мы не довезем трофеи до границы.
— Никогда! — воскликнул Бонапарт. — Пока есть орудия, мы — армия. Если бы не пушки, Даву был бы уже разбит. Я оставлю в Семлеве часть трофеев с условием, что потом их можно будет легко найти… Скажите, Нарбонн, что слышно о тех фурах, что были посланы мною в начале октября по коммуникационной линии? — Наполеон имел в виду весьма незначительный груз, отправленный по его приказу в польское селение Валевицы, где жила Мария Валевская.
