Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год
Я долго простоял в изумлении, совершенно сбитый с толку первым впечатлением. Ветер ритмичными волнами овевал лицо; он поднимал пыльные смерчи, которые заволакивались в облако и бились о стены города. Насколько хватал глаз, вокруг не было никаких признаков жизни. Столица словно окаменела много веков назад, пораженная заклятьем всемогущего волшебника. Утонула во Времени, как Атлантида.
Сквозь завывания ветра мне почудились звуки труб и удары гонга. В стене нигде не было видно ворот. Но барабанный бой и звон цимбал, свист флейт и пронзительные звуки труб понеслись с удвоенной силой. Неужто в нашу честь? Это было бы слишком...
Дорога пошла в обход глухой стены, и тут обнаружились ворота — они представляли как бы туннель в мощном бастионе. Две огромные деревянные колонны с резными капителями украшали портал. Ворота, как я узнал, наглухо закрывали с наступлением темноты от воров и злых духов.
Едва пройдя городские ворота, я окунулся в людской водоворот. Наша маленькая колонна уперлась в плотное скопление красных, желтых и голубых чуб. Далекое пение труб, эхом отдававшееся на холме, теперь превратилось в гром. На площади перед белым фасадом четырехэтажного дворца было безветрие. Впрочем, никакая буря не смогла бы разметать многоцветную толпу. Море загорелых, обветренных лиц, перепачканные мордашки детей, гроздьями висевших на крышах окрестных домов; поверх волнующегося океана сальных кос торчали красные колпаки монахов.
Все были настолько поглощены зрелищем, что поначалу приход чужеземца прошел незамеченным. В центре площади лама вел богослужение. На нем была тога из золотой парчи с вышитым образом Мары — зловещего бога смерти; голову украшала широкополая черная шляпа с фигурами двух драконов, попиравших черепа. В плошках курились благовония, и сладкий дым плыл по воздуху под гром оркестра.
У меня разбежались глаза от красочной феерии.
Женщины облачились в свои лучшие наряды: безрукавные расшитые чубы, из-под которых выглядывали шелковые блузки с пышными рукавами. Чубы повязаны двумя фартуками, у многих на плечах были темно-синие парчовые накидки, скрепленные большими овальными пряжками из черненого серебра с рельефными изображениями павлинов.
Что касается драгоценностей, то некоторых они буквально покрывали сверху донизу; часто встречались колье из оранжевых сердоликов с бирюзой. Иногда к колье были прицеплены золотые или серебряные ладанки, причем некоторые — величиной с фотоаппарат. На запястьях красовались браслеты из слоновой кости или из ракушек. Но все затмевали головные украшения — бандо: вокруг шиньонов обвивался кожаный ремешок с громадной бирюзой, отдельные камни были размерами с наручные часы. На одном бандо я насчитал тридцать два камня — целое состояние!
Мужчины щеголяли в чубах разного цвета — от белого до винно-красного. На детишках были те же чубы, только в мини-варианте, а обуты они были в теплые валеночки на подошвах из крученого ячьего волоса.
Что за церемония? Ах да, сегодня ведь третий и последний день ритуального действа — так называемого «Изгнания демонов».
Главный священник разложил дары по пяти овальным блюдам. Сидящие монахи затянули нараспев молитвы; к широким рукавам их тог были подвешены цилиндрические барабаны, по которым они ударяли кривыми палочками. В углу два монаха дули в громадные трубы, покоившиеся на деревянных резных подставках с изображениями бога смерти.
Смерть в Мустанге вызывает у людей страх, смешанный с надеждой. Ведь бог смерти крутит колесо жизни, в котором люди переходят из одного перевоплощения в другое, пока душа не достигнет нирваны. Демоны бродят среди живых, подстерегают их на каждом шагу, поэтому человек рискует своим будущим, совершая грех, особенно убивая любое живое существо. Только великий лама способен на время изгнать демонов; эта церемония и происходила в первый день четвертого месяца по тибетскому календарю, когда мы вступили в Ло Мантанг.
Внезапно раздался вопль. Раздвигая толпу, на площадь выскочили три демона в ярких тогах и жутких масках; длинными мечами они со свистом рассекали воздух. Покружившись на освободившемся пространстве, они остановились. Новый вопль — н зрители, вскочив как один, ринулись прочь из города, сметая с пути моих дзо. За толпой степенно двинулись монахи и великий лама, предводимый оркестром. Замыкали процессию приплясывавшие демоны.
Толпа увлекла меня за собой. Впереди вышагивали трое мужчин с узкими красно-сине-желтыми флагами на длинных древках. За ними — музыканты. Низкий трубный глас поплыл над голой равниной. Толпа отхлынула на почтительное расстояние.
Демоны вновь пустились в пляс. Люди не отрываясь следили за их прыжками. Тем временем великий лама готовил свое «секретное оружие». Ему протянули серебряный кубок с водой, он немного отпил из него, а остальное пролил на землю. Священник встал лицом к снежным пикам; длинные полы его тоги полоскались по ветру, драконы на шляпе пугающе скалили зубы. Ламе протянули священный лук. Он натянул его, прицелился и твердой рукой выпустил стрелу в сторону пяти блюд. Стрела вонзилась рядом с дарами. Затем лама схватил пращу из ячьей шерсти, вложил в нее камень и со свистом метнул на восток.
Рев трубы возвестил о прибытии солдат: отделение в пятнадцать человек, одетых в шелковые сине-золотые чубы и меховые шапки; они несли в руках мушкеты и длинные рогатины — их используют в Тибете и Мустанге как подставки при стрельбе с лошади, а иногда и как штыки. Воины встали на одно колено по обе стороны от ламы и изготовились к бою. Священнику начали подавать блюда, он по очереди швырял их на землю, разбивая на мелкие осколки. Каждый раз солдаты производили залп из мушкетов.
Во всем зрелище, разворачивавшемся в пустыне под стенами форта, было что-то фантасмагорическое; выстрелы эхом отражались от окрестных холмов. Когда последнее блюдо разлетелось на куски, толпа исторгла вой, и танцующие демоны исчезли. Весело хлопая в ладоши, люди возвращались назад, за толстые стены. Ло Мантанг избавился от демонов.
Таши повел меня к дому, где Калай по собственному почину решил остановиться и даже успел развьючить нашу строптивую скотину. Было уже темно. Спотыкаясь и больно стукаясь коленками, я поднялся сначала по каменным ступенькам, потом по шаткому стволу, в котором были сделаны насечки, и оказался на крыше, куда выходили двери двух комнат. В одной Калай раздувал в очаге лучину. Хозяйка, сказал он, согласилась отдать одну комнату под кухню, а вторую — под спальню.
В десять утра у нас на крыше появился невысокий молодой человек в ярко-красной чубе. При виде меня лицо его озарилось улыбкой. Он сообщил, что король прислал двух лошадей и ждет меня в своем летнем дворце. Добрый знак!
...Жаль, что никто нас не видел при выезде из города,— я казался себе рыцарем, скачущим с верным оруженосцем к монарху. Маленькие лошадки — я обратил на это внимание еще во время первой экспедиции по Гималаям — удивительно выносливы и не знают равных в беге по горам. Нет ли какой-нибудь связи между мустангами, известными во всем мире, и здешним королевством? Увы, нет. Наименование дикой лошади происходит от искаженного испанского «мостренго» (дикий), и оно бытовало задолго до того, как в 1852 году королевство Мустанг окончательно стало Мустангом.
За холмом показался Тренкар — деревня в двадцать домиков, собственное имение короля.
Встреченный крестьянин показал нам, где живет король.
Возле массивного деревянного портала я спешился. Никого не видно. Входить или нет без приглашения? Оглядываю дворец. Это, без сомнений, один из прекраснейших образцов тибетской архитектуры — большое строение с грациозными геометрическими пропорциями. В Мустанге, очевидно, немало подобных сооружений. Если говорить о традициях, то достаточно вспомнить, что лхасский дворец далай-ламы Потала, построенный триста лет назад, имеет девятнадцать этажей. Следовательно, до 1950 года он превосходил по высоте все здания Европы.
Поразительно, почему до сих пор этот край не привлекал внимания исследователей?
Таши напомнил мне, как нужно подносить ката — белый церемониальный шарф: низко склониться и протянуть один конец, а второй держать у груди в знак нижайшего почтения. Затем следует положить шарф перед королем. Если он коснется его, это будет означать благосклонность; если не заметит подношения — значит, я ему безразличен. Ну а если король обернет ката вокруг шеи, это следует понимать как знак сердечного расположения.
Из ворот вышел оборванный мальчишка и сказал, что мы можем войти. Во дворе старый слуга в знак приветствия высунул язык и забрал лошадей. Я никак не мог привыкнуть к предписанному вытягиванию языка: у меня это не получалось даже в детстве на приеме у врача.
