Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год
После смерти Строганова Коковин уехал в Екатеринбург. Его отец работал на гранильной фабрике главным мастером. Коковин тяжело пережил смерть своего покровителя, но вскоре его постигла еще одна утрата. Умер отец. Коковин занял его место, а затем был назначен директором фабрики.
Летом 1826 года вице-президентом Департамента уделов стал граф Лев Алексеевич Перовский. Личность Коковина, который уже прославился как необычно талантливый ваятель ваз и огранщик камней, сразу же заинтересовала его. Он вызвал Коковина в Петербург, воспользовавшись донесением сердобольского градоначальника Дальберга об открытии в окрестностях Сердоболя удивительно крупных и красивых гранатов.
— Насколько я разумею, дражайший Яков Васильевич, — сказал Теребенев, выслушав историю Коковина, — вы посланы в эти края не токмо затем, чтобы мне воспомоществовать в розыске сердобольских гранитов для ваяния титанов, которые должны украсить Эрмитаж. У вас, насколько я понимаю, свои собственные планы и полномочия.
Коковин механически погладил по карману сюртука, в котором было зашито письменное предписание, где повелевалось ему «проведение осмотра и разведки цветных камней на острове Гохланд, а также в Сердоболе, где сыскиваются отменные финские гранаты».
— Да, — сказал Коковин. — Планы мои немаловажны. По прибытии в Петербург я должен буду сделать доклад на заседании Кабинета Его Императорского Величества.
— Ба, да вы важная птица! — вскричал Теребенев. — Не зря слыхивал я, что вокруг вас лисой бесшумной похаживает Перовский. Хитрая и зловещая бестия, доложу я вам. Властен, холоден и жесток. Опасайтесь его. Есть к тому же у Перовского одна пассия, коя затмевает перед ним прочие прелести мира, а пассия эта — страсть к драгоценному камню. В Петербурге полагают, что у Перовского лучшая в России коллекция самоцветного камня. Правда, граф Кочубей оспаривает это утверждение... Вот, сударь мой, сколько придворных сплетен вам я преподнес!
— Ну что же, — рассудительно заметил Коковин. — Сплетни сии небезынтересны. Охотник и сыскатель должен знать лес, где ему предстоит бродить...
Приехав в Сердоболь, Коковин узнал, что Степан Коргуев, нашедший редкостные гранаты, скончался; перед смертью просил он передать находку своему дальнему родственнику Максиму Кожевникову. Камни взялся отвезти Юхо Карвонен.
Когда Кожевников узнал, какой солидный нарочный послан из Петербурга за камнями, он сказал Коковину в ответ на вопрос о плате:
— Камни сии не мной найдены. Не мне и деньги за них получать. Правда, несколько раз мы хаживали за гранатами вместе со Степаном, да разное везение нам вышло. Ему вышло везение на гранаты, мне — на житие. Берите так, Яков Васильевич. Пущай в Петербурге знают, что и сирая земля олонецкая самоцветы имеет.
Десять гладких кроваво-красных кристаллов, четко и красиво ограненных природой, лежали на серой тряпице, в которой Коковин привез камни.
В высокое витражное окно кабинета Перовского било косое вечернее солнце, и блики его играли на гранях кристаллов, зажигая внутри них зыбкие винно-красные отблески.
— Это все камни из числа тех, что были взяты на Гохланде? — холодным, отчетливым голосом спросил Перовский.
Коковин недоуменно поднял бровь:
— Все, ваше превосходительство.
— И никто по дороге их не утаил?
— Помилуй бог, ваше превосходительство, ведь в донесении господина Дальберга как раз и упоминалось десять камней.
Перовский поднес к глазам лорнет, взял двумя пальцами один кристалл, другой и таким образом дотошнейше осмотрел все.
— Филипп! — позвал граф.
Вошел статный седой слуга в ливрее.
— Послушай, Филипп, поди и камни сии вымой в холодном щелоке, затем положи в серебряную шкатулку с эмалью, ты знаешь.
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — степенно наклонив голову, сказал слуга, завернул камни в тряпицу и понес к двери.
Перовский обернулся к Коковину:
— Ну что же, порученье мое ты выполнил с толком. Поручение сие — высочайшее! Не токмо мое. Я тебя пожалую, Коковин.
Он подошел к секретеру, выдвинул ящичек.
— Вот в этом кошельке двадцать червонцев золотом. А это — золотые часы.
— Премного благодарен, — удивленно произнес Коковин. Он не ожидал никаких наград. Все, что было связано с самоцветным камнем, влекло его без всяких перспектив на награду.
— А сейчас, Коковин, — повелительным и жестким голосом сказал граф, — коль скоро я убедился, что самоцветный камень ты сквозь землю зришь, то будет новое поручение для тебя. И опять не столь от моего имени, сколь... — И граф многозначительно помахал в воздухе пальцем.
— Весьма советую тебе на Урале заниматься не только резьбою ваз, но и сысканием камня. А именно — изумруда. Смарагды скифские еще древним грекам были известны. Славу изумрудов русских следовало бы возродить. У меня на Урале свои люди есть. Имеют подозрение, что изумруды встречаются и сейчас, но тайно продаются крестьянами разным сомнительным скупщикам. Открытие изумрудов было бы к вящей славе не только открывателей, но и к славе России.
— Сие дело мне по душе, — с достоинством ответил Коковин.
Настроение у Перовского заметно улучшилось.
— Не желаете ли, Яков Васильевич, взглянуть на мой минералогический кабинет?
— С превеликим удовольствием. Перовский преобразился, равнодушно-надменные глаза загорелись.
— Вот это — мои голубые и синие камни. Бирюза... В наше время такие камни — великая редкость. Я, как видите, обладатель бирюзы размером более гусиного яйца, а цвет — выше всяких похвал — свежий, сочный, густой.
А вот это — огромный кристалл аквамарина из Адун-Челона, что в Сибири. Высота кристалла около четверти, весь он гладкий, и ни единой в нем трещинки. Говорят, что когда Гумбольдт увидел его на Колыванской гранильной фабрике, то встал перед ним на колени, как перед величайшим чудом природы. И это чудо — в моей коллекции!
— Я слыхивал про Адун-Челон, — заметил Коковин. — Оттуда и к нам приходят самоцветы...
— А это — мои алмазы. Видите этот роскошный двадцатичетырехгранник? Трудно поверить, что его огранила природа. А ведь так оно и есть. Это лучший из уральских алмазов... Сохранилось историческое упоминание о том, что Карл Смелый перед битвой надевал на себя все свои алмазы. Существовало поверье: та сторона побеждает в битве, которая имеет больше алмазов. Больше алмазов, чем у меня, нет ни у кого в России, исключая лишь государя-императора. Следовательно, я одолею в России любого...
И Перовский, довольный своей шуткой, засмеялся.
Из десяти сердобольских гранатов, привезенных Коковиным, Перовский семь кристаллов преподнес императору, три оставил себе. Через несколько дней друзья и сослуживцы Перовского были поражены известием: граф полудил придворный чин гофмейстера и повышение по службе.
— Его привели, ваше сиятельство.
Перовский подбоченился в кресле, на лице — холод, величие, власть. Рука, унизанная перстнями, сжалась в кулак, легла на письменный стол.
— Ввести!
Секретарь ввел щуплого, бледно-глазого, насмерть перепуганного человечка.
— Оставьте нас наедине. Секретарь удалился.
— Итак, — металлическим голосом начал Перовский. — Вы, милостивый государь, вели недозволенную переписку с неким тайным советником из Геттингена.
— Д-да-с... — пролепетал человечек, съеживаясь. — С господином тайным советником профессором Леонардо, весьма чтимым в Геттингенском университете. Но, клянусь вам, ничего недозволенного в нашей переписке не было. Клянусь!
— Вы сами коллекционируете камни. Причем коллекция ваша, господин Кеммерер, своеобразна. Если я... — тут взгляд Перовского упал на свой перстень с рубиновым кабошоном, — если я, к примеру, коллекционирую только красивые и драгоценные камни, то у вас, вне всякого сомнения, самая богатая коллекция всевозможных уральских минералов, кои могут быть полезными.
— Видит бог, это невинное научное увлечение.
— А это? Вот ваше письмо, перехваченное моими, людьми. Читайте! Читайте вслух!
Немец трясущимися руками нацепил очки. Голос его дрожал и прерывался.
— «Ископаемое... твердое, травянисто-зеленого цвета, излом неровный, раковистый, на ощупь слегка жирный, черта на фарфоровой пластинке того же цвета. После анализа ископаемое оказалось водянистым кремнеглиноземом, который содержит семь процентов окиси хрома, чем и объясняется его зеленый цвет... Как колоссально богатство этой страны, как велики богатства Урала!»
— Дальше! Дальше!
— Н-не могу-с...
— То-то. Дальнейшее изобличает в вас шпиона.
Кеммерер упал на колени.
— Смилуйтесь, ваше сиятельство! Не губите несчастного отца семейства! Посудите сами, какой из меня шпион!
— При желании кого угодно можно повесить или заключить в тюрьму как шпиона, — заметил Перовский. — Однако вы можете мне еще пригодиться.
