Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 2007 год
«Вы едете в Музей науки и промышленности? Это мой самый любимый музей! — говорит дама необъятных размеров, моя попутчица в чикагской электричке. И улыбается по-детски: — Я туда ходила еще девочкой. А моя дочка давала там уроки физики». Она улыбается еще шире. Этот музей для чикагцев такое же яркое воспоминание, как для нас елка в Кремле или Театр кукол Образцова.
Сюда везут ребят со всей Америки. Везут родители и учителя. Об обязательности посещения можно догадаться по напряженному выражению лиц иногородних учителей, стоящих со своими классами в очереди за билетами. Вот мужчина с зеленой бумажкой на груди, которую работники музея выдают педагогам для простоты их дальнейшего опознания, объясняет детям правила поведения в музее. Слушают вполуха. Рядом с очередью стоит человек в униформе и бросает бумажных голубей в разные стороны. Что бы он ни делал, птицы всегда возвращаются прямо в его руки. Любому ребенку ясно: у входа в заведение строгих правил такой фокусник стоять не может.
В самом помещении гремит музыка и шумят голоса, механизмы, паровозные гудки. Не слышно только одергиваний: «Тише! Куда? Не трогай! Не надо!» — в таком гвалте они теряют смысл. Здесь можно болтать сколько угодно и трогать все, до чего дотянешься. Можно лежать на полу — повсюду ковролин, можно бегать наперегонки, чем иногда занимаются дети с родителями. И, разумеется, нажимать на все кнопки и крутить все ручки. Здесь технику не охраняют от нас, здесь мы с техникой заодно. На всех четырех этажах, на тридцати тысячах квадратных метров экспозиции.
Модель человеческого сердца — один из самых любимых публикой экспонатов
Осмотр начинается с сердца
Когда проходит легкое удивление, вызванное отсутствием музейных смотрительниц, начинаешь искать глазами экскурсоводов. А их тоже нет. Никто не тащит вас от одного экспоната к другому, не отгоняет в сторону со словами «Извиняюсь, мне группу расставить надо!», никто не строит посетителей, чтобы «всем было видно». Каждый выбирает себе объект и остается с ним один на один.
Вот, скажем, модель человеческого сердца высотой семь метров. Через него можно пройти насквозь (вход в правый желудочек, выход из левого). Внутри все подсвечено так, что видны в мельчайших подробностях детали сердечной мышцы. Прямо у тебя над головой — предсердия, через открытый клапан сверху льется кровавым потоком красный свет. Искушению пройти через сердце противиться невозможно. А на выходе тебя ожидают разнокалиберные бутылки с темно-красной жидкостью. В самой большой столько, сколько крови у пони, вторая по величине, пятилитровая, — это, конечно, взрослый человек. Полчашки у кошки, пол чайной ложки у мыши. В пробирке четыре капли — как у червя.
Сердечная мышца вечно в работе, и развивает такую силу, с которой даже взрослому тягаться нелегко. В этом поможет убедиться стоящий рядом динамометр, над которым надпись: «Сравните свою силу и силу вашего сердца». Сжимаете рукоятку, и вверх по трубе ползет шарик. Если он дойдет до самой линии наверху — значит, вы развили такое же усилие, какое развивает сердце при каждом ударе. Доложу вам, что для этого приходится как следует напрячься. А теперь представьте, что так наше сердце напрягается 60 раз в минуту. А может быть, еще чаще? Вот два шарика: возьмитесь за них, и на экране увидите частоту пульса и его запись, похожую на кардиограмму. У меня 70. «Слишком часто», — комментирует некий папа, который пришел в музей с четырехлетней дочкой. Высокий, стройный, флегматичный — у него, наверное, всегда 60. Не то что у многих его сограждан, выделяющихся среди народов мира своим избыточным весом.
Внутриутробное развитие человека: эмбрионы выстроены в залах по старшинству
Этому несчастью американцев отведены целых два соседних помещения. Самые яркие экспонаты — модели стенок здоровой артерии и склеротизированной. Их не просто можно трогать руками: табличка открыто предписывает это сделать. Дочь флегматика гладит руками здоровую артерию — она неровная, но гладкая, как покрашенная вчера скамейка. А склеротизированный сосуд весь в буграх холестериновых бляшек нездорового цвета, даже трогать противно. Голоса из динамиков и надписи доступно объясняют, в какой связи эти вот бляшки состоят с жирами и холестерином в нашей пище. Хотите взглянуть, как начинается атеросклероз? Вот голографический микроскоп. Если встать прямо напротив объектива, увидите бляшки в процессе роста.
А спускаясь по лестнице от Большого Сердца, расположенного на балконе третьего этажа, сталкиваешься с самой наглядной демонстрацией нашего внутреннего строения. Это поперечные срезы тела мужчины и продольные срезы тела женщины. Выпиленные из настоящих трупов пластины толщиной два с половиной сантиметра помещены между стеклами. Органы для наглядности искусно подкрашены. Жутковато, но все же заглядишься. Рядом схемы, поясняющие расположение разных органов. Экспонат по местным меркам старинный, еще довоенных времен. Легенда гласит, что эти мужчина и женщина любили друг друга. Но наступила Великая депрессия, они потеряли работу и крышу над головой. Тогда влюбленные отравились и завещали поместить свои тела в музее, чтобы хоть после смерти быть вместе.
Наследие изящных искусств
Коллекция Музея начала формироваться в 1920-е годы. Как раз тогда в Чикаго пустовало идеальное помещение для нового собрания — Дворец изящных искусств, оставшийся еще от Всемирной выставки 1893-го. Тогда в нем выставлялись картины Ильи Репина и Константина Коровина, представлявшие русское искусство, и старые мастера из галерей Ватикана. Римский Папа согласился прислать их с условием, что павильон будет каменным и расположится в стороне от остальных. Лев XIII недаром настоял на своем, хоть и вогнал инвесторов в тоску сметой строительных работ. Остальные роскошные белые палаты смотрелись даже ярче, а стоили дешевле, поскольку возводились из дерева. Однако всего через год они погибли, охваченные пламенем, разгоревшимся от одного-единственного уголька. Уцелели только «Изящные искусства». Там и разместился в 1933 году Музей науки и промышленности. Архитектор Чарлз Этвуд задумал дворец в стиле модерн, но с использованием классической скульптуры. Поддерживающие боковые портики кариатиды легко узнаваемы: они скопированы со знаменитого афинского Эрехтейона. В 1893 году скульптуры были гипсовые, как и крыша здания. Поэтому к началу 1920-х они и рассыпались вместе с крышей. Теперь дом одиноко стоял среди парка в романтических руинах. Его уже собрались снести, когда Розенвалд стал подыскивать помещение для своего новорожденного музея. Лучшего места было не найти. Построили добротную крышу, кариатид воссоздали на сей раз из мрамора, не пожалев на них 300 тысяч. От выхлопных газов девушки, правда, посерели и на фоне сияющих пластиком высотных домов смотрятся благородной древностью.
Зал транспорта
Выходя с лестницы на балкон, оказываешься как раз под потолком зала транспорта. Прямо здесь, у балкона, висит «Боинг-727». В 1994 году его внесли в здание по частям и заново собрали. Но самое удивительное — на этом самолете можно полетать! Сначала, для общего представления, нужно погонять модели самолетиков в маленьких аэродинамических трубах, чтобы понять, как возникает подъемная сила. Дальше в стеклянных ящиках парят аэропланы, управляемые при помощи рычагов. Механика во плоти, не какая-нибудь компьютерная симуляция! Поработав этими рычагами, разбираетесь с принципами работы закрылков и хвостового оперения.
Заходим на борт самолета. В салоне убрана половина кресел, вместо них установлены дисплеи с джойстиками — компьютерные имитаторы управления «Боингом». Потренировавшись на них, вы готовы к встрече с настоящим пилотом, ветераном авиакомпании-спонсора. Он приходит в музей несколько раз в день по расписанию.
"Боинг-727" подвешен под потолком Зала транспорта
«Привет! Я твой второй пилот. Пошли в кабину, садись. Нет, в левое кресло. Место первого пилота слева. А наше дело правое — не мешать левому» (перевожу примерно — поговоркой, существующей у российских летчиков). На экране возникает изображение чикагского аэропорта. Мы на взлетной полосе. Пилот обращается по громкой связи к воображаемым пассажирам, предлагает и вам сказать пару слов. Связывается с диспетчером. «Нам разрешили взлет. Газу! Ручку на себя. Подъем. Молодец! Шасси убери».
За семь минут мы долетаем до Сиэтла — игровое расстояние в десятки раз короче действительного. В полете первые пилоты меняются, а второй то связывается с Землей, то совершает какой-нибудь маневр. На экране в лобовом стекле — облака, под ними — Скалистые горы. Эмоции детей — первых пилотов описанию не поддаются.
