Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1971 год
— Каков же главный принцип работы Мастерских?
Люциан Чиж улыбается:
— Наши принципы вы увидите воплощенными в камне, красках или металле. Я же, как человек, имеющий дело с цифрами, сметами, чертежами и прочим «сухим» материалом, скажу только об одном: каждое здание, сохраняя свой исторический стиль, должно жить и сегодня. Правда, эта проблема не всегда легко разрешима. Вот лишь один пример.
В черте Старого Гданьска, на реке Мотлаве, притоке Вислы, есть остров. Издавна строились на нем зернохранилища — серые островерхие многоэтажные здания, «спаянные» друг с другом. Здесь хранилось главное богатство города — зерно, и нет ничего удивительного, что остров жил по своим, строгим законам. Его охраняли сторожа, и после захода солнца вход на остров был запрещен. В амбарах можно было держать только зерно. Каждое зернохранилище вместо номера имело свой герб — золотой лев, дракон и т. п. В 1676 году в Гданьске было 340 таких амбаров, к 1939-му осталось около ста, а после 1945 года лишь один, более или менее целый. Если воссоздавать архитектурную историю Гданьска целиком, надо возводить и эти многоэтажные простые конструкции из дерева и кирпича. Естественно, прежнюю роль они играть не могут, но вот организовать здесь туристский комбинат... Эта мысль понравилась гданьским градостроителям — ведь приток туристов в город-музей огромен. Уже собрано четыре тома документации, уже разрабатывается проект Большого Морского музея, который займет три здания...
Из дома 14 на улице Сенаторска начался мой маршрут по трем городам Польши, нанизанным на нитку Вислы, — Варшаве, Торуню, Гданьску, по трем крупнейшим объектам, где далекое прошлое было возвращено из небытия. Только, верно, не слишком бы много я узнала, не приди мне на помощь Тадеуш Домагала, главный консультант по вопросам истории гданьской Мастерской, Богдан Рымашевский, руководитель Мастерской в Торуне, Ежи Гриневицкий, профессор, автор известного стадиона и магазина «Суперсам» в Варшаве, — люди, которые живут, дышат тем, что я видела впервые.
Ветер раскачивает старинные фонари, пятна света скачут по мокрому асфальту, по лужам, пузырящимся от дождя; тугой морской ветер ударяет в фасады островерхих домов, цепляется за чугунное литье террас, сворачивает в переулочки. Где-то башенные часы вызванивают семь.
Марьяцкая улица пуста. Я иду между домов, смотрящих окно в окно. Узкие (фасад шириной в два окна и одинокое окошко под скатами черепичной крыши), четырехэтажные, прижавшиеся друг к другу. Каменные ступени, огороженные чугунными перилами, спускаются от дверей на мостовую. Предпорожья, или террасы, словно поддерживают дома, построенные на зыбком, подвижном грунте, придают им торжественность и замкнутость. Я чувствую себя в средневековом Гданьске, и кажется, вот-вот откроется тяжелая дверь дома, и на пороге появится дородный торговец, что вышел проверить, крепки ли замки на подвалах, скрытых под лестницей. Мокрые львы сторожат покой старинных домов. Хочется положить руку на холодную каменную гриву и стоять молча, слушая шум дождя и густые звуки органа. Они доносятся из-за приоткрытой двери костела, который замыкает улицу. Темная громада, прорезанная снизу доверху стрельчатыми витражами, светлыми от огней. Я вспоминаю, что скрыто за витражами, и вижу это как продолжение улицы. Белые мраморные колонны — струны. Они поют. Поет их устремленность ввысь, их ритмичный ряд, их плавные линии под сводом — линии распускающегося цветка. Поет их простота, найденная и открытая строителями еще в XIV—XV веках. Костел св. Марии строили 150 лет, и своды его запечатлели дух готики, простоту и суровость того архитектурного стиля, который царствовал в городе, когда жизнь его была подчинена борьбе с крестоносцами.
Сворачиваю с Марьяцкой улицы в переулочек, снова сворачиваю направо-налево, иду куда приглянется. Путаный рисунок улиц, линия «сросшихся» желтоватых, серых, черных, белых домов, деревянные переплеты, опоясывающие то или иное здание, прорвавший облачное небо камень костелов...
Даже в этот вечерний час город не кажется музеем, в котором замерла жизнь, едва захлопнулась дверь за последним посетителем. Горит свет в окнах, казалось бы, ушедших в прошлое домов, неоновые вывески — бар, кафе — зовут продрогших от ветра и дождя прохожих под тяжелые своды. В Арсенале толпится народ, как толпится он во всяком универсальном магазине. А ведь эти стены созданы в самом начале XVII века. Великолепный образец гданьского ренессанса: серый мощный торс здания, восьмискатная крыша — словно четыре дома в одном, и плоскость верхних этажей, затканная, как кружевом, узором, завитками, барельефами, украшенная свечками-колоннами. Какое любопытное сочетание строгости и легкомыслия, роскоши, радости! («Самое трудное здание в Польше, — рассказывали реставраторы, — нигде нет такой тяжелой и сложной по рисунку крыши...» Осколочные ранения и сейчас видны на стенах.)
Арсенал напоминает о Гданьске XVI—XVII веков, городе богатом, торговом, хлебном, который понял и принял жизнеутверждающее искусство ренессанса. Оно пришло в Гданьск из Италии (город продавал Италии зерно) и благодаря фламандским художникам и местным талантливым мастерам прижилось под северным небом. Ратуша Старого города, ворота — высокие, низкие, зеленые, золотые — именно в это время возникали знаменитые памятники гданьской архитектуры. В новом стиле перестраивался и Двор Артуса, клуб гданьского купечества.
Сейчас я увижу этот дом. Пройду по центральной улице Длуги Тарг — «Длинный рынок», и в свете фонарей возникнет мускулистая фигура Нептуна с трезубцем в руках. Бог моря, покровитель морской торговли. Фонтан Нептуна как раз напротив Двора Артуса. Я буду долго рассматривать высокие арки входа, и скульптурные фигуры на фасаде, и поясок лепного орнамента под высокими прямоугольными окнами. А потом взгляд задержится на соседних фасадах, на затканном золотой лепкой Золотом доме. Богатая, одушевленная архитектура ренессанса — словно эхо какого-то внутреннего взлета города в те далекие уже века.
А по соседству с Золотым домом — дом, построенный в стиле барокко. Проще линии, проще украшения, но они еще есть, словно город, несмотря на бедствия, постигшие его в XVII веке, — войны, эпидемии, пожары, — не мог и не хотел расставаться с прежней славой.
Ходишь по Старому Гданьску и не веришь себе. Знаешь: в августовскую ночь 1939 года фашистский корабль обстрелял польские казармы. Это было рядом с Гданьском, в устье Вислы, на полуострове Вестерплятте... Знаешь: годы войны не прошли для Гданьска бесследно. Город бомбили. Бомбили жизнерадостный ренессанс и строгую готику; рушились громады костелов и оборонительных башен; дымились остовы домов, в которых нельзя было уже угадать ни века, ни мастера, ни стиля. В огне войны гибло время, гибли все предшествующие века... Старый Гданьск был разрушен на 90 процентов. Только некоторые очень крепкие стены дожили до 45-го. Знаешь: город был — города не было. И вот он перед тобой...
Неужели это возможно — за два десятилетия возвести город, который строился веками?
...Восьмидесятиметровый шпиль-башня плывет в небе вместе с облаками. Широкие ступени предпорожья. Фонари на кованых узорчатых подставках. Лепной герб Гданьска — два креста и корона — знак прошлой королевской милости. Торжественный вход подчиняет посетителей, шаги их становятся медленней, спокойней.
Недавно Главная ратуша распахнула тяжелые двери. Здесь открылся музей, и готика ожила.
Мягкое скольжение войлочных тапочек по паркету, живые лица в старинных зеркалах, приглушенные возгласы восхищения в Червонном зале... Я слышу сразу трех экскурсоводов. Речь польская, русская, французская.
— Над ним работали восемнадцать лет. Посмотрите на эти тяжелые, из темного дерева резные скамьи вдоль стен. На позолоченную облицовку камина. На чугунное литье сейфов, врезанных в красные стены... А потолок? Этот барельеф — символ единства Гданьска с Польшей; видите, как радуга связывает Вислу — от истоков до устья, до того места, где стоит Двор Артуса. Работы по восстановлению Червонного зала были огромны — гитлеровцы в 1943 году демонтировали этот зал заседаний; в окрестных деревнях — в сырых подвалах, погребах, в земле — хранились фризы, мозаика, деревянные панели.
Собирали все по деталям. Помогли эскизы Яна Кароля Шульца, художника начала XX века, который много рисовал ратушу и Червонный зал. Эти эскизы были нужны и живописцам, и резчикам по камню, и резчикам по дереву. Видите, на двери золотом написано «anno 1596» — год, когда были закончены все столярные работы. Можно было бы по праву приписать еще и наши годы. Еще одна деталь — красное, червонное сукно, покрывавшее стены зала, во время войны сгорело. Остались лишь клочки. По этим клочкам специалисты установили, как сукно изготовлялось: паровые катки, тиснение рисунка. Воспроизвести этот процесс сегодня оказалось практически невозможным. Тогда решили выбрать для обивки красный шелк, и профессор Нахлик долго работал над рисунком ткани, выбирая фламандские мотивы...
