Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1981 год
Ростовщик Ханганхор стал владельцем Кефегу. Он приказал ему, чтобы тот прислал свою жену ему домой. На следующую ночь потребовал, чтобы пришла его старшая дочь. По эфиопскому счету ей было лет двенадцать-четырнадцать. Она могла бы принести отцу сильного, красивого внука, который потом помогал бы выплачивать старые и новые долги.
Но случилось иначе. Вокруг шеи ей вытатуировали тонкую линию, которой с давних времен в Эфиопии отмечали продаваемых женщин. Это самая страшная татуировка, которую я когда-либо видел: женщина жива, но голова уже вроде отрезана.
Ростовщик Ханганхор отобрал все, что для бесчисленных поколений рода Кефегу было сутью жизни: кусок земли на которой стояла хижина, возделанное поле с канавами, которые прорыли предки козу и буйвола, ступу для теффа пергамент 1512 года, жернова, плуг, сито, лохань. Теперь ни Кефегу, ни кто-нибудь из его семьи не могли уйти с места, которое определил им Ханганхор. Если бы кто нарушил запрет императорская полиция сразу же схватила бы беглеца.
Кефегу должен был работать на поле по шестнадцать часов в сутки. Его младшая дочь Ифагу в муках умерла на глазах родителей от заражения крови. Кто тогда слышал о врачах в глубине провинции Воллега!
Как раз в эти годы правительство США предоставило императорскому режиму в Эфиопии очередной заем в триста миллионов долларов. Имперским распорядителем этого займа стал один из родственников императора князь Макконнен, племянник дипломата. Несколько лет спустя обнаружилось что из этих трехсот миллионов голодающим крестьянам не попало ни цента. Но это уже совсем другая история, связанная с самой страшной засухой которая когда либо постигала Эфиопию и которая стала непосредственным поводом свержения монархии.
Здесь мог бы закончиться рассказ о человеке по имени Кефегу.
Но у него был брат, которого в возрасте семи лет отобрали у родителей и взяли на императорскую службу. Ему удалось стать офицером. Молодым он начал изучать марксизм. Потом с подполковником Менгисту Хайле Мариамом участвовал в свержении монархии. Революционная власть поручила ему ликвидацию крестьянских долгов. Благодаря ему я и познакомился с человеком по имени Кефегу.
А что стало с ростовщиком Ханганхором? После революции он организовал банду, был пойман и поставлен к стенке.
Все долги эфиопских крестьян были ликвидированы раз и навсегда.
Веслав Гурницкий, польский журналист
Перевел с польского Вл. Могилев
К «Полюсу относительной недоступности»
Обледенелый, сверкающий холодным светом край земли! В белом безмолвии плывут внизу застывшие вершины бесчисленных островов. Много раз летал я над архипелагом Земля Франца-Иосифа, много раз ходил по этой земле, а все не могу привыкнуть к ее величественной красоте.
…Первым нарушил молчание командир нашего экипажа Иван Иванович Черевичный. Оторвавшись от иллюминатора, спросил:
— А на куполе острова Рудольфа нет таких трещин? — Он показал на выпуклое плато острова Райнера, края которого зияли расщелинами.
— В тридцать седьмом не было. Прилетим, посмотрим,— ответил я.
К счастью, трещины образуются главным образом на краях ледников. Зная это, можно выбрать относительно безопасное место посадки.
Вскоре в мягких фиолетовых тенях наступающих сумерек выплыли знакомые очертания острова Рудольфа.
Четырехмоторный СССР-Н-169, стартовавший сутки назад в Москве, шел в район «полюса относительной недоступности».
К северу от 75-й параллели, между меридианами 170° восточной и 130° западной долготы, лежит огромная неисследованная область Северного Ледовитого океана.
Контуры этого «белого пятна» образуют треугольник. Его вершина примыкает к географической точке полюса, а недалеко от центра «пятна» находится одно из примечательных мест земного шара — «полюс относительной недоступности».
Удаленный от берегов океана, окруженный многолетними льдами, непроходимыми для ледоколов, этот район до сих пор оставался неисследованным. Много заманчивого таил в себе «полюс недоступности» Ученые всего мира пытались предположить, что же там делается.
Одни доказывали, что это место одновременно есть и «полюс безжизненности», мертвое оледенелое пространство. Другие, наоборот, утверждали, что там находятся земли с богатым животным миром они ссылались на Б. Бартлетта, который, двигаясь по дрейфующему льду к острову Врангеля, наблюдал, как с севера летели стаи птиц, очевидно, после летовья.
Попытки проникнуть к «полюсу относительной недоступности» были. Тот же капитан Бартлетт в 1913 году отправился сюда в поисках предполагаемой Земли Гарриса, но шхуну его раздавило льдами, а экипаж, потеряв несколько человек, с трудом выбрался из беды.
Полярный исследователь Г. Вилкинс с летчиком Б. Эйельсоном в 1927 году добрались до 77° 46" северной широты и 175° 00" западной долготы. В 1938 году, летая с аэродрома Аляски, он доходил до 87° северной широты и обследовал восточную границу «белого пятна», но в глубь территории ему проникнуть не удалось.
Арктика ревниво охраняла свои тайны.
В декабре 1940 года И. Черевичный, В. Чечин и я представили в Ленинградский арктический институт проект экспедиции для исследования «полюсе относительной недоступности» Ученые поддержали нас.
Предполагалось произвести три посадки в районе «белого пятна» к северу от острова Врангеля и выполнить комплекс научных работ.
В экспедицию, кроме команды, состоявшей из пилотов И. Черевичного и М. Каминского, бортмехаников Д. Шекурова, В. Борукина и А. Дурманенко, бортрадиста А. Макарова и навигатора — автора этих записок, вошли магнитолог и астроном М. Острекин, гидрологи Я. Либин и Н. Черниговский.
В марте 1941 года мы достигли 83° северной широты и 95° восточной долготы. Отсюда я наметил курс на мыс Челюскин.
Стремительно мчится наша звездокрылая птица, пересекая невидимые параллели Земли. Под нами море Лаптевых. Выше и выше поднимается солнце: мы идем теперь на юг. Справа в легкой дымке видны ледяные массивы Северной Земли. Остров Комсомолец, остров Октябрьской Революции, остров Большевик — все это земли, открытые в наше славное время советскими полярниками.
Северная Земля пока еще пустынна. Только маленькая зимовка научных работников приютилась на одном из ее многочисленных островов.
— Мыс Челюскин — самая северная оконечность Азиатского материка,— торжественно объявил я. Самолет пошел на посадку.
Нахмурившись, Иван Иванович вытянул руку вперед, туда, где ветер трепал черные флажки, обозначавшие приготовленную посадочную полосу.
— Да-а... Это же манеж для скачек с препятствиями! — вырвалось у меня.
— Другой, видимо, нет,— хладнокровно ответил Черевичный.
На нас набегали холмы плотного снега. Машина грузно запрыгала по окаменелым сугробам, накренясь на правое крыло. Сильный толчок сорвал и бросил нас вперед. На меня полетели чемоданы, тюки, тяжелые приборы. Наступила томительная тишина. Выбравшись из-под тюков, я заглянул в иллюминатор. Самолет, целый и невредимый, стоял на лыжах с включенными моторами. Мы выскочили из машины и бросились осматривать шасси.
— Все в порядке! — проговорил Черевичный.
Подбежали растерянные зимовщики, но Иван Иванович только рукой махнул:
— Ну что с вас возьмешь! — Потом он повернулся к нам: — Они же впервые принимают самолет...
Недолго гостили мы у зимовщиков мыса Челюскин. Рассвет следующего дня застал нас над океаном. Самолет держал путь на Котельный, самый крупный из группы островов Новосибирского архипелага. На нем почти сутки мы пережидали пургу, а затем взяли курс на остров Врангеля. Взлетали вслепую. Отличные гироскопические приборы позволили четко проделать эту сложную операцию. Размеренно текла жизнь на самолете. Мы уже пять часов в воздухе. Механик Борукин пригласил всех свободных от вахты к ужину — горячий кофе, котлеты из медвежатины.
На горизонте показалась громада острова Жанетты. Повсюду унылые обнаженные скалы, лишь кое-где прикрытые льдами и снегом. Зеленый, синий и голубой лед океана, искрошенный о каменные зубья берега, медленно двигался мимо острова, наполняя воздух грохотом, который был слышен даже сквозь шум моторов.
Приближаемся к знаменитому Айонскому массиву — сплаву тяжелых многолетних льдов, крепких как гранит. По неведомым еще законам дрейфа, они то поднимаются на север, то спускаются к югу, закрывая или открывая проход для караванов. От поведения этих льдов во многом зависит успех плавания в восточной части Арктики. Наше внимание привлек большой айсберг, более чем наполовину закрытый туманом.
— Айсберг в этом районе? — удивляется Иван Иванович.— Откуда? Течения от Северной Земли сюда не заворачивают, а Генриетта таких мощных айсбергов не рождает.
