Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год
Альма сказала, что к тому времени у них оставалось только шесть или семь «гадких цыплят»: два белых, остальные — серо-коричневые.
Рядом с фото лежат две вырезки: одна из выходившей в Брусе газеты «Баннер таймс», другая из оксфордской газеты. Обе заметки написала одна и та же женщина, освещавшая «новости Водяной долины». Обе заметки оповещают об отъезде семейства Гаджеров на поиски своей судьбы в болотистый штат на западе и с сожалением отмечают, что их здесь будет недоставать. Есть еще одна вырезка с небольшим сообщением о «Прощальном Застолье семейства Гаджеров из Водяной долины в прошлое воскресенье» (газета датирована 19 октярбря 1929 года).
Я спросил, сколько людей пришло тогда к ним.
— Четыреста или пятьсот человек,— ответила она.— Все, кто присутствовал, выстраивались рядами и позировали перед камерой. Только в тот раз не все поместились, и мы сделали две фотографии. Вот на этой мы сами.
Одну из этих фотографий я захватил с собой. Из-за того, что было изображено на ней на переднем плане.
На снимке просто невероятное количество еды: окорока и говядина, цыплята и куропатки, фасоль и ямс, ирландский картофель и кукуруза, баклажаны и горох, репа и масло, хлеб и печенье, патока и томатный соус...
И пять гигантских птиц, каждая раза в два больше индейки. Их ножки, похожие на бицепсы Шварцнеггера, завернуты в бумажные салфетки, как делают на день Благодарения. Птицы зажарены целиком и лежат ножками кверху на огромных, словно столики для коктейлей, блюдах.
По лицам людей на снимке видно, что они здорово проголодались.
— Мы ели несколько дней подряд,— сказала Альма.
Я уже придумал название для статьи в «Сайентифик Америкэн». Она будет называться «Дронт по-прежнему мертв».
Ховард Уолдроп, американский писатель
Howard Waldrop. The Ugly Chickens: The Best Science Fiction of the Year. (Edited by Terry Carr), Timescape Books: New York, 1981. ©1980 by Terry Carr. © Перевод с английского «Вокруг света», 1989 г.
Перевел с английского А. Корженевский
Шанс для додо
Давным-давно жила на острове Маврикий птица по имени додо... Нет, так начинать нельзя, ведь история додо вовсе не сказка, а быль, даже, можно сказать, суровая реальность. И в этом смысле фантастический рассказ Ховарда Уолдропа вовсе не фантастика. До 1681 года на Маврикии — он же Зваанейланд, он же Иль де Франс — действительно обитали представители отряда голубиных и назывались додо, или додоерс, или дронт, или маврикийские лебеди. Дронты исчезли между 1681 и 1693 годами, а в 1750 году жители острова уже не знали, что у них когда-то водилась такая птица. Но дронты жили не только на Маврикии, но и на соседних островах — Реюньоне и Родригесе. Их там называли отшельниками. И там они просуществовали дольше. Но тоже исчезли при прямом участии человека, а вернее, тех домашних животных, которых он с собой привез. Можно было бы поставить точку в этой грустной, так давно оборвавшейся биографии бескрылой птицы. Но еще два слова. Так сказать, криптозоологический постскриптум. В 1848 году в бюллетене физико-математической секции трудов Императорской академии наук в Санкт-Петербурге появилась статья профессора И. X. Хамеля, суть которой сводится к следующему. Голландцы называли дронта «валгфогель», то есть «тошнотворная птица», поскольку ее мясо на вкус было весьма неприятно. Французы перевели это название правильно, однако некий Ф. Коше, который провел две недели на Маврикии в 1638 году, написал о ней как о «додо из Назарет». Он подумал, наверное, что nausee (тошнота) происходит от «Назарет». Ведь тогда на морских картах имелось наименование «Назарет», причем недалеко от Маврикия. (Оно существует и теперь, правда, сейчас так называется отмель.) Профессор Хамель полагал, что это была обычная ошибка. Возможно, он был прав. Но когда голландский исследователь Оудеманс проверил старые карты, то обнаружил, что надпись «Назарет» располагалась не рядом с Маврикием, а недалеко от крохотного островка, который носит на современных картах название Тромлен. О нем известно немногое. И Оудеманс заявил, что додо не может быть вычеркнут из списка живых птиц, покуда не будет тщательно обследован остров Тромлен. Он прав: шанс для маврикийского лебедя нельзя считать утерянным.
Н. Непомнящий
Самострелы на звериной тропе
Несколько лет во Вьетнаме работает совместная экологическая экспедиция Академии наук СССР и Национального центра научных исследований СРВ. Один из стационаров экспедиции расположен в тропическом лесу на юге страны, в шестидесяти километрах к северу от городка Анкхе. Советские и вьетнамские ученые заняты здесь исследованием горных тропических экосистем.
Когда я впервые попал на станцию, мне не верилось, что я смогу вынести здесь и неделю. Жара и неимоверная духота, опасные болезни, ядовитые змеи и хищные звери, неизвестные ядовитые растения и кровожадные пиявки, дикие крики незнакомых птиц и зверей — все казалось враждебным человеку. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что по соседству постоянно живут люди — местная народность банар.
Плато Тайнгуен, заселенное банар, занимает обширную территорию на юге Вьетнама в провинции Зялай-Контум и уходит дальше на запад, в Лаос и Кампучию. В отдельных районах этой гористой местности, поднятой на тысячу метров над уровнем моря, пока сохранились девственные тропические леса, в которых бродят слоны, а на восходе и закате солнца над волнами зеленого океана слышны крики гиббонов. Встречаются носороги и огромные дикие лесные быки, сохранились бенгальские тигры. Особый шумовой фон в таком лесу создают яркие, громкоголосые птицы и цикады.
Банар живут в гармонии с природой, и их хозяйственная деятельность не нарушает экологического равновесия, сложившегося в тропиках Юго-Восточной Азии за миллионы лет. Однако цивилизация вторгается и сюда. Это сказывается губительно не только на природе. Самих банар прежде насчитывалось несколько тысяч человек. Теперь их становится все меньше. Часть уходит во вновь создаваемые большие поселки при лесоразработках и в сельскохозяйственные кооперативы, ассимилируясь с пришлым населением. Но кое-кто переселяется все глубже в оставшиеся островки джунглей, сохраняя традиционный уклад жизни.
Вскоре после прибытия на станцию мне пришлось отправиться в соседнюю деревушку, чтобы проконсультироваться насчет предстоящей работы в джунглях. Со мной пошел вьетнамский коллега Сон Кан, неплохо говоривший по-русски.
После первых экспедиций во Вьетнам мои товарищи рассказывали ужасные истории о лесных пиявках. По их совету я тщательно готовился к встрече с этими «чудовищами». Сшил из старой палатки бахилы, обзавелся легкой плотной курткой с завязочками на поясе и на запястьях. Добыл тонкие брюки с «молниями», а не с пуговицами по всем разрезам. Традиционная у нас «энцефалитка» для Вьетнама не подходит — жарко.
Мы привыкли к тому, что пиявки — водные твари. А вот во влажной атмосфере лесов Юго-Восточной Азии они живут и на суше. Наземные пиявки такого же темно-бурого цвета, как наши водные, но обитают в лесной подстилке и нападают с земли, а иногда с травинок и низких кустиков. Правда, есть твари и похуже — зеленые древесные пиявки. Они подкарауливают свои жертвы с кустов и деревьев, расположившись на стволах примерно на уровне плеч и головы человека. Зеленые пиявки норовят впиться в лицо около глаз.
— Вот ты кутаешься, а банар ходят совершенно раздетыми,— сказал, глядя на меня, Сон Кан.— На чистом теле пиявки хорошо видны. Ведь они впиваются не сразу, а ползут, подбираясь к животу, паху, подмышкам, шее, норовя присосаться там, где кожа наиболее тонкая и нежная.
Пока мы шли по лесу, я только и делал, что снимал и сшибал присосавшихся пиявок. Ползущую по телу пиявку, если она забралась под одежду, обычно не замечаешь. Узнаешь о ней, только почувствовав что-то мокрое (это течет кровь) или ощутив посторонний предмет под ремнем или над ботинком (это свернулась шариком насосавшаяся пиявка). Мне приходилось время от времени раздеваться и по тонкой струйке крови отыскивать то место, где только что сидела кровопийца, Прогрызая кожу, пиявки вводят в ранку противосвертывающие и анестезирующие вещества. Поэтому боли нет, а кровь долго не останавливается.
Мы встретили группу банар, и я понял, что деревня уже недалеко. По тропинке, шли мужчины в набедренных повязках, женщины — в цветастых домотканых юбках. Ноги — босы, чтобы ходить бесшумно и чтобы... видеть ползущих по ним пиявок. В руках у каждого панга на длинной деревянной ручке. Как я потом понял, панга — универсальное орудие — нож, и топор, и мотыга. Без панги в лес не ходят — сплетение лиан и колючек далеко не пустит. Пангой легко расчистить путь.
