Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1990 год
— В нашем поселке есть все!
И вот узнаю виденный накануне по венгерскому телевидению большой крестьянский дом — частный музей ламп Ференца Боруша.
У входа в зал декоративных ламп — чугунная печь, прослужившая людям более полутора веков, а на стенах — огромные часы... Но вот и сами лампы! Глаза разбегаются от их обилия. Подвесная большая немецкая лампа из керамики. Когда-то она освещала дом горожанина среднего достатка. А эта, величавая, фарфоровая, с причудливо бегущим узором, служила богачам. Фотокамерная лампа. Лампа с масляным насосом — таких в мире сейчас осталось всего несколько штук. Лампы из китайского, венского, майсенского фаянса — первыми их владельцами были люди середины прошлого века. И наконец, огромная керосиновая лампа, изготовленная в Вене в 1880 году из старинной, 300-летней китайской вазы. Как и другие самые ценные экспонаты, она помещена в стеклянной витрине... Нащупываю фотоаппарат, и в этот момент слышу сильный мужской голос:
— Не получится снимок.
— Почему? — спрашиваю не оборачиваясь.
— Света маловато.
Передо мной возникает человек среднего роста, крепкого телосложения; в кармане синего халата — авторучка, на голове — фетровая шляпа с узкими полями.
Этот человек не без чувства юмора, подумал я.
— Откуда вы знаете? Снимаете сами? — спрашиваю и понимаю, что это и есть хозяин единственного в Европе музея ламп — Ференц Боруш.
— Не снимаю, а знаю от журналистов — за тридцать лет много их спускалось в винный погребок. Пытались сделать снимки, но безуспешно...у меня ведь там еще один музей — музей вина... А от лампы в погребке не светлее, чем здесь...
— Наверное, за тридцать лет ни одного недовольного от посещения музея вина? — вопросом отвечаю я на шутку Ференца.
Пристрастие к лампам у Боруша родилось само собой. Сначала он собирал бутылки с вином. Но когда образовалась приличная коллекция и экспонаты разместились в винном погребке; потребовалась лампа. Боруш разыскал несколько штук. С этого начался еще один музей — музей ламп.
Как он собирает лампы? Очень просто. Четверть века назад начал колесить по Венгрии. Для Боруша нет большего наслаждения, чем копаться в хламе старых, забытых богом и людьми чердаков. Постепенно через печать, радио и телевидение люди узнали о существовании музея. Пошел поток писем, предлагали купить лампы — кое-кто сам приезжал к нему. Разные были люди: одни, чувствуя стремление хозяина любой ценой приобрести экспонаты, заламывали баснословные цены, другие, старики, продавали лампы за бесценок по причине стесненных материальных обстоятельств.
— Редчайшая из ламп стоила двадцать тысяч форинтов,— рассказывает Боруш и с нежностью смотрит на один из экспонатов,— а теперь эти же лампы купили бы за сто пятьдесят тысяч!.. Например, только колпак вот этот стоит шесть тысяч форинтов!
— Ференц, выходит, вы теперь богаты?
— Богат... особенно в этом году — впервые со дня основания музея я не взял у государства дотации... знаете, спасибо телевидению, оно для меня, если не считать незначительной выручки от продажи билетов, единственный источник для приобретения новых ламп. На телевидении хорошо платят. И в то же время из-за рекламы моего музея по телевидению все стали что-то собирать. И теперь даже дети отвечают на просьбу коротко: «Не дадим!»
За время существования музея Боруш не продал ни одного экспоната, как бы трудно ему ни было. Несколько десятков лет назад лампу, изготовленную из китайской вазы, приобрели в Вене всего за двадцать долларов, а теперь за нее автомобиль предлагают, но Боруш отшучивается, что не всякий автомобиль стоит такой лампы, что, мол, с каждым годом автомобили становятся все дешевле, а лампы все дороже и дороже. «Подожду, пока кто-нибудь «мерседес» предложит— чего размениваться...» Впрочем, был в его жизни момент, когда в доме не оказалось даже на хлеб — все потратил на приобретение ламп. Жена все уши прожужжала, чтобы поехал в город и продал какую-нибудь лампу. Боруш посопротивлялся, но понял вскоре сам — иного выхода нет, и скрепя сердце согласился. Выбрал, как ему казалось, не самые ценные лампы и собрался на будапештский рынок, но жена остановила — решила напоследок полюбопытствовать, что же он прихватил с собой. Ну а когда увидела — запротестовала: уж лучше посидеть несколько дней на голодном пайке.
Я и не заметил, как мы оказались в других залах, где выставлены подсвечники и специальные светильники.
— Вот тот, что справа,— поясняет Боруш,— венгерский. Цыгане принесли...
— Уж цыгане-то продали за бесценок? — вновь подыгрываю я Борушу.
— Скорее кто-то другой продешевит, но не они.
И снова лампы. Немецкая — изготовленная в Майсене. На ней «печать» индивидуальной ручной росписи. Как сказал представитель майсенского завода, такая роспись — редкость. А вот лампы, которыми пользовались состоятельные люди. Большинство экспонатов — австрийские, но немало и чешских, румынских. Есть здесь и венгерская лампа, изготовленная в Пече в 1880 году.
Церковные лампы — самые элегантные. Кухонные лампы — у тех, кто побогаче, они горели всю ночь, у бедных зажигались лишь изредка, слишком высоки были цены на керосин... Лампы-работницы: железнодорожные, шахтерские, морские, ручные, велосипедные... Трудно вообразить, каких здесь нет.
Последнее помещение — мастерская, где Боруш занимается реставрацией. На верстаке различные инструменты и хитрые приспособления. На стене висит диплом: Ференц Боруш — член Международного клуба ламп. Он также член австралийского общества, но, грустно шутит Боруш,— в Венгрии он пока не является членом никакой организации.
... На поселок, на его старую церковь, от которой веяло средневековьем, наплывали сумерки. До Будапешта всего час езды — скоро глазам откроются цепочки огней столицы. И эти равнодушные огни заставят меня вспомнить притягательный свет ламп в далеком венгерском поселке.
Будапешт — Жамбек Евгений Кузьмин
Звезды на снегу
«... С первыми лучами солнца, едва пробивающимися сквозь густую пелену тумана, на склоне горы появляются неспешно движущиеся силуэты людей. Приглядевшись, можно рассмотреть их необычное облачение. У одних на головах высятся пышные «короны» из птичьих перьев, лица других скрыты под плотными вязаными масками, третьи, в накидках из темных шкур, напоминают медведей; замыкают шествие многочисленные музыканты. Выстроившись на скалистом гребне, все останавливаются, как будто в ожидании, и начинают пританцовывать на месте, в такт усиливающимся звукам мелодии. Постепенно их движения становятся увереннее и резче; танец набирает темп. Внезапно вершины ярко озаряются лучами солнца. Словно повинуясь этому тайному знаку, люди чередой спускаются в долину».
Так описывает древний индейский праздник Койлорритхи, символизирующий вечную победу света над мраком, американский ученый-этнограф Роберт Рэндэлл.
Койлорритхи... Коренные жители, населяющие район горной гряды Аусангате в южном Перу, испытывают благоговение перед этим словом, вкладывая в него глубокий смысл. На кечуа, языке некогда могущественных инков, «койлор» значит звезда, а «ритхи» — снег. «Звезды на снегу».
Ежегодно тысячи паломников стекаются в долину Синакара, чтобы принять участие в древнем ритуале «очищения тела и духа». Затерянная высоко в горах, эта местность в конце мая — начале июня оглашается мелодичными звуками флейт и громом барабанов. В сопровождении музыкантов в красочных нарядах прибывают участники празднества. Несмотря на пронизывающий ледяной ветер с гор, они весело танцуют, образуя замысловатые фигуры.
В пестрой толпе присутствующих выделяются две большие группы людей в костюмах-символах: «чун-гус» — в убранстве из перьев крупных птиц и «колас» — в белых закрытых масках со светлыми шкурами на спинах. Первые олицетворяют жителей джунглей, а вторые — пастухов лам. Однако главные действующие лица празднества поначалу незаметны. Они исподволь наблюдают за порядком среди танцующих. Кажется, что в маленьких зеркальцах в форме звезд, непостижимым образом прикрепленных на их головах, отражаются все собравшиеся на праздник. Мрачные одежды этих персонажей, выполненные из грубой материи, и свисающие с головы до пят широкие лоскуты темной шерсти делают их очень похожими на медведей. Это — «укукус», «полулюди-полумедведи». Согласно древней индейской легенде они являют собой пример честности и трудолюбия. Наделенные необыкновенной силой, «укукус» бесстрашны и решительны. На празднестве они — в центре внимания. Роль «укукус» доверяют исполнять лишь тем, кто заслужил всеобщее уважение.
С наступлением темноты «люди-медведи» поднимаются в зону вечных снегов. Подъем этот труден и небезопасен. Однако их укрепляет вера в то, что духи, по преданию обитающие в горах, спасут людей от неурожаев и стихийных бедствий. Добравшись до вершины, «укукус» зажигают свечи и возносят молитвы, ожидая восход солнца. Затем, выстроившись длинной вереницей вслед за особо почитаемыми соплеменниками, которые несут на своих плечах массивный деревянный крест, «укукус» спускаются к подножию ледника. Там они откалывают огромные глыбы льда, взваливают их себе на плечи и с этой нелегкой ношей возвращаются в долину.
