Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1974 год
— В июне.
— Близнец! О, это очень хорошо! Завтра среда — благоприятный для вас день. Счастливое число — пять. Ваши камни — аквамарин и бриллиант. — И чуть тише задушевно-доверительно: — У меня, между прочим, есть преотличные. — Затем почти вдохновенно: — Ваши цвета желтый и фиолетовый...
Бог знает что он собирался еще предложить мне, но, узнав, что я не американский турист, гасит приподнятое красноречие. Уже отходя, он все же, не удержавшись, декламирует:
— Знайте, Мексика дала миру маис, картофель, подсолнечник, табак, помидоры, фасоль, ананас, какао, перец, тыкву, каучук, жевательную резинку, нефть. А мой цветок — георгин. — Он раскланивается. Но, прежде чем раствориться в толпе, добавляет обязательное: — Если понадобится, я к вашим услугам.
Впрочем, у жителей Мехико, да и вообще у мексиканцев, есть еще одна характерная черта. Это — дух патриотизма, тесно связанный с так называемым культом мужчин. И то и другое синтезируется в одной фразе: «Soy mexicano у muy macho!» — «Я мексиканец и настоящий мужчина!» Формы проявления и того и другого самые различные, но нет такой силы, которая может удержать мексиканца, когда дело касается единоборства с опасностью. Этим он как бы подчеркивает, что только он сам хозяин своей жизни. А отсюда прямо-таки страсть бравировать риском.
В последний приезд мой друг Октавио устроил мне экскурсию... под Мехико. Мы спустились на глубину пятьдесят метров, в шахту новой канализационной системы. Дышать там буквально нечем, но рабочие не пользуются кислородными приборами, хотя баллоны стоят рядом. Они просто не интересуются техникой безопасности, ибо она в их представлении противоречит формуле «Я мексиканец и настоящий мужчина!». То же самое я увидел и на заводе химических удобрений: в ряде цехов удушливая атмосфера, но маски висят за плечами. И даже инженер Тонатью Перес, сопровождавший меня, лишь пожал плечами:
— Ничего не поделаешь. Они настоящие мужчины.
Словом, достаточно даже самого незначительного повода, чтобы у рядового мексиканца немедленно сработал рефлекс «Soy muy macho!».
На некоторых зданиях Мехико еще и теперь встречаются таблички «Только для мужчин». Это винные погребки, пулькерии, бильярдные. Здесь можно поставить на карту, блеснуть храбростью, а то и принять участие в потасовке. Однако сейчас культ мужчин заметно поблек, и в этом виноваты... женщины. Мексиканская женщина с каждым годом все активнее включается в общественную и политическую жизнь. И хотя по-прежнему существует «суп только для мужчин», приготовленный из устриц и других продуктов моря, наперченный, как огонь, перехватывающая дыхание текила, подчас пистолет за поясом, — все это мужчинам мало помогает.
Рассказывать о Мехико можно без конца: о его незабываемых фонтанах и древних акведуках; об окраинах, где сознание социальной несправедливости и неравенства, дух бунтарства и борьбы обострены до предела; об известных всему миру художниках и корриде, футбольном ажиотаже и праздниках «чарро»; о кинозалах, похожих на оперные театры, и величественных соборах, и о многом, многом другом.
О том, что Маяковского в свое время удивили рабочие, от которых пахло духами, а меня поразило то, что большинство из них работает в накрахмаленных халатах и спецовках, даже машинисты локомотивов и механики нефтеочистительных заводов. И о том, что парикмахерские в Мехико на каждом шагу, а чистильщики обуви через полшага, что житель города неловко чувствует себя, если не выбрит и два раза в день не почистил ботинки. О том, что все чаще на окраинах возле фабрик и заводов можно увидеть спортивные площадки и клубы-кафе, где нет спиртного и где рабочие встречаются со студентами и патриотически настроенной интеллигенцией. И о том, что при всем этом, когда вспыхивают страсти, бравада еще частенько берет верх над сознанием, и тогда друзья вынуждены спешить на помощь...
Житель Мехико — вот его главная, впечатляющая и притягательная характеристика: он радушный и строптивый, открытый и себе на уме, добрый и непримиримый к недругам. Он и делает город неповторимо обаятельным.
Юрий Папоров
Круг с «Бриллианта»
Летом 1970 года на архипелаге Норденшельда в Карском море работали гидрографы Диксонской гидрографической базы. Уточняя карты, мы осматривали берега многочисленных островов, посещавшихся до этого лишь топографами в тридцатые годы. Эти острова лежат на пути постоянного морского течения, идущего от устьев Оби и Енисея на северо-восток. И на их песчаные пляжи море выбрасывает, кроме леса-плавника, массу всяких, порою самых неожиданных предметов. Лучшим отдыхом для нас было бродить по безлюдным пляжам, рассматривая все эти дары моря.
Чего тут только не встретишь! Металлические буи и деревянные буйки, сорванные с якорей где-то на реках Сибири; поплавки от рыболовных сетей с марками английских и французских фирм, бочонки и маленькие шлюпочные анкерки; обломки мебели, стройдеталей, весел, ящиков; доски всех размеров и сортов, клейменые экспортные бревна...
На пляже юго-западной бухточки острова Добрыня Никитич среди плавника попалась желтая кубическая глыба метровой величины, оказавшаяся спрессованной кипой пластин натурального каучука. Эту бухточку мы и нанесли на карту под названием Каучуковой.
На острове Саввы Лошкина мы наткнулись на дверь от рулевой рубки деревянного судна, построенного не позже первого десятилетия нашего века (1 Эта дверь была привезена в Ленинград, где ее осмотрели знатоки деревянного кораблестроения, признавшие, что, возможно, она некогда принадлежала исчезнувшему в 1912 году в Карском море судну экспедиции геолога В. А. Русанова «Геркулес». Не исключают это предположение и норвежские специалисты, которым была послана фотография двери.). Медный замок, врезанный в торец двери, фабричного клейма не имел, был кустарной работы. Когда мы его вынули, высыпали песок и смазали, он защелкал, как новый.
На южных пляжах соседних островов — Ледокол и Красин — были обнаружены сосновые доски — части ледового пояса, принадлежавшего деревянному судну. Доски имели кое-где глубокие продольные борозды, какие образуются при столкновениях судна со льдом. Невольно возникало предположение, что остатки ледовой обшивки и дверь от рулевой рубки принадлежали одному и тому же кораблю. На южном берегу острова Красин, в двух километрах к западу от его восточного мыса, мы увидели полузанесенную песком, лежащую вверх килем шлюпку-вельбот. Возле нее откопали толстый пеньковый канат, который, как оказалось, стягивал в свое время поврежденные борта шлюпки. По манере постройки шлюпка давняя. К сожалению, не удалось ее осмотреть тщательно.
К концу июля наша группа вернулась на базу экспедиции — остров Добрыня Никитич, где мы начали поджидать ледокол, который должен был доставить нас в порт Диксон. Но пришел он лишь в середине августа. В хорошую погоду — весь этот месяц ожидания — мы бродили по берегам острова, полностью освободившегося от снега.
И вот то в одном, то в другом месте нам стали попадаться остатки разбитой шлюпки с военного корабля. Вначале на каменистом пляже южного берега был найден шлюпочный рангоут — пятиметровая мачта с вантами из металлического тросика. Рядом лежал опутанный вместе с мачтой манильскими тросами полусгнивший парус с реей. Когда разобрали его на камнях, те из нас, кто служил на флоте, признали, что это обычный разрезной фок — парусное вооружение от наиболее распространенного в военном флоте шестивесельного яла, так называемой шестерки. В двух километрах валялся руль от нее.
На юго-западном мысе острова попались два весла с вальком, такие обычны на шестерках, а рядом связанные вместе два пробковых матраца.
Наконец, близ мыса Гряда, на северо-западной оконечности острова, увидели разбросанные обломки самой шестерки.
Нашлась кормовая часть с транцевой доской и носовая часть обшивки. Множество обломков шлюпки было раскидано поблизости. По виду их можно было заключить, что скорее всего они относятся к периоду Отечественной войны. Впечатление было такое, что шлюпку когда-то прибило сюда, а затем штормами разрушало о прибрежные камни и давило льдом. На транцевой доске сохранились две «флюгарки» — деревянные кругляки; на них обычно наносится опознавательный знак, указывающий, какому военному кораблю принадлежит ял. Но краска давно вся слезла. Мы вынесли наиболее сохранившиеся части шестерки за черту прибоя. Они находятся примерно в одном кабельтове южнее мыса Гряда на приметном месте.
Потом дважды обошли еще кругом остров Добрыня Никитич, осматривая его пляжи, но больше не нашли ничего примечательного.
Незадолго до прихода ледокола один из нас, охотясь, перешел на соседний остров Пахтусова. Из-за тумана он вернулся оттуда спустя сутки, с трудом перебравшись по взломавшемуся в проливе льду, и рассказал, что на южном берегу острова видел спасательный круг. Осмотреть его нам не удалось, так как пройти по льду на остров Пахтусова было уже невозможно, а вскоре за нашей группой пришел ледокол.
