Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год
Нетрудно догадаться, каким был итог. Каланы здесь исчезали. Особенно быстро стало сокращаться их количество после продажи Аляски Соединенным Штатам. Русско-Американская компания еще ограничивала добычу животных там, где их становилось мало, теперь же ограничения исчезли напрочь. За последнее десятилетие прошлого века на Аляске было добыто почти 48 тысяч шкур каланов, в 1900 году — 127 штук (хотя цена на них стремительно возрастала), а в 1910 году — всего одна!
В 1911 году Россия, США, Великобритания, представляющая Канаду, и Япония заключили соглашение о полном запрете охоты на каланов. «Это все равно что попытка запереть дверь конюшни, из которой лошадь давно уже увели» — так отзывались о подписанном документе пессимисты. Но сказалось, что немногие звери все-таки уцелели, и за десятилетия охраны каланы вновь стали появляться там, где когда-то были многочисленны. Всего в Соединенных Штатах, по подсчетам последних лет, их обитает более 40 тысяч.
Но прочно ли это благополучие? Море все сильнее загрязняется нефтью, а нефтяная пленка губительна для «бобров». И это еще не все. С 1967 года в США возобновлен промысел животных...
Каланы, однако, заинтересовали не только промышленников, но и зоологов и натуралистов. В самом деле, поведение животных необычайно интересно, хотя бы потому, что они пользуются орудиями труда!
Для очистки своего меха звери употребляют пучки морской травы. Чтобы разбить твердый панцирь моллюска или морского ежа и добраться до мякоти, калан, лежа на воде, кладет себе на грудь увесистый камень, а затем, используя его как наковальню, разбивает о камень свою добычу. Правда, употребление «наковальни» было замечено только у калифорнийских каланов, но не исключено, что их алеутские сородичи не менее сообразительны.
У морского котика и калана при многих различиях — первый относится к ластоногим млекопитающим и совершает далекие миграции, второй — представитель хищных, точнее, куньих и большой домосед — есть одно важное общее качество: ценный мех. Поэтому и судьбы животных оказываются такими схожими.
В июне 1786 года к северу от Алеутских островов были открыты два острова. Обнаружил их штурман Гаврила Прибылов и дал им имена святых Павла и Георгия. В совокупности они стали называться островами Прибылова. Здесь тоже жили каланы, песцы, но главным богатством оказались громадные лежбища котиков, или, как их еще называют, «морских котов».
Уже через два года после открытия островов промышленники вывезли отсюда почти сорок тысяч котиковых шкур, а через полвека — в 1834 году — больше двух миллионов.
Дальше можно было бы повторить уже рассказанную историю каланов. В 1910 году на островах удалось насчитать лишь 130 тысяч «котов», и стало очевидным, что лежбища угасали. Изменения к лучшему начались в 1911 году, после того как было подписано международное соглашение об охране котиков. В последние годы численность их достигла здесь полутора миллионов, и это, следовательно, крупнейшее лежбище в мире. На островах Прибылова ныне заготавливается в год около 100 тысяч шкур животных — такова главная местная индустрия.
Барроу — поселок китобоев
Длина тела достигает двадцати метров, вес — ста пятидесяти тонн... Это гренландский кит, одно из самых крупных животных, обитающих ныне на нашей планете.
В глазах древних охотников кит был живой горой съедобного мяса и жира — «горой», не только желанной, но и относительно доступной. Животное тихоходно, и его можно догнать на весельной лодке. В общем, не так сложно его и добыть, владея простейшим оружием — копьями и ручными гарпунами. Наконец, убитый на воде, в отличие от многих других китов гренландский не тонет.
Эскимосам, как и чукчам и корякам, киты с незапамятных времен давали корм для собак, материал для светильников, пищу. Причем много пищи. Один кит нередко кормил и обогревал целый поселок в течение всего года.
Еще и сейчас некоторые аляскинские эскимосы носят серебристые непромокаемые плащи и рубахи, сшитые из китовых кишок. В прошлом же из сухожилий кита вили веревки, рассученным китовым усом сшивали лодки; сани для лучшего скольжения подбивали китовым усом или костяными пластинами, выпиленными из нижней челюсти кита. Ус шел на изготовление луков, ловушек для белых медведей и песцов, вечных рыболовных сетей. Ребра и челюсти служили стропилами жилищ...
Нет ничего удивительного, что кит занимал большое место в духовной жизни эскимосов. Он один из главных героев местных сказок, песен и плясок. «Праздником кита» до сих пор отмечается удачная охота на исполина. Сейчас это просто веселье, развлечение, пиршество. В прошлом же праздникам сопутствовали магические обряды, которые должны были обеспечить успех в предстоящих охотах. Они, как правило, завершались тем, что в море бросали остатки еды — куски китового мяса: считалось, что так возвращается жизнь убитым животным и они снова когда-нибудь станут добычей охотников.
Каждой весной стада китов шли через Берингов пролив к северу, в арктические воды, и каждый год в местных поселках отмечался «праздник китов». Отмечается он и сейчас в ознаменование удачного завершения китобойного сезона. А главной частью программы торжества всегда был и есть «налукатак» — «прыжки в поднебесье», своеобразный вид спорта, похожий на прыжки на батуте.
Спортивным снарядом служат здесь две сшитые моржовые шкуры (площади одной недостаточно) со множеством прорезей по краям — «ручек>, за которые можно ухватиться. Участники состязания раскачивают шкуры вместе со стоящим на них человеком. Рывки постепенно становятся сильнее, человек подпрыгивает им в такт и взлетает все выше и выше, иногда на высоту двух-трехэтажного дома. Искусство прыгунов заключается в том, чтобы сохранять вертикальное положение и опускаться на шкуры ногами легко и красиво. Не каждому удается отпрыгать свою программу с честью. На шкуры падают боком и спиной, даже головой, что вызывает особенно громкий смех зрителей. Не всегда прыжки кончаются благополучно. Сломать руку или ногу здесь ничего не стоит.
Теперь налукатак вошел в программу фестивалей и карнавалов, проводимых в разных городах Аляски. Увидеть этот спорт, участвовать в соревновании в любом качестве — «толкача», прыгуна — можно и в Анкоридже. Но настоящие «прыжки в поднебесье» бывают лишь в Барроу. Только здесь, на «вершине мира», пользуются при этом и моржовыми шкурами...
Эскимосы безраздельно «владели» китами вплоть до середины прошлого столетия, точнее, до 1848 года, когда в море Бофорта появился первый американский китобой. То был Том Ройс. Необычайно быстро он наполнил все бочки своего корабля жиром, а осенью, добравшись до Гонолулу, опубликовал в местной газете отчет о плавании. И хотя еще не были изобретены радио и телевидение, а телеграф только рождался, весть об удаче Ройса стремительно разнеслась по свету. Всего лишь через четыре года прибрежные воды Аляски бороздили уже 278 китобойных судов. С 1854 по 1876 год только американские корабли добыли в северной части Тихого океана почти двести тысяч гренландских и похожих на них южных китов. Однако с 1911 по 1930 год у северо-западного побережья Америки китобоям удалось убить всего... пять гренландских китов!
Поворот в судьбе этих животных произошел в 1946 году, когда восемнадцать стран, в их числе Советский Союз, подписали Международную конвенцию по регулированию китобойного промысла. Наряду с другими мерами соглашение предусматривало запрет добычи гренландских китов, за исключением тех случаев, когда мясо или иные полученные от них продукты используются местными жителями.
В поселке Барроу охота на китов до сих пор считается наиболее достойным мужским делом и главным событием года. Первые киты появляются в этом районе в апреле, и тогда китовая тема затмевает все прочие.
Обычно в нескольких километрах от берега открывается в это время свободное ото льда море. Над водой кружат стаи птиц, и их крики долетают до поселка. Кромка льда расцветает красочными пятнами палаток — жилищ китобоев. На возвышенных берегах виднеются наблюдатели, готовые известить оставшихся в поселке земляков криками, что загарпунен еще один кит.
«Но так ли необходим нашим эскимосам этот промысел?» — задумываются на Аляске ученые и администраторы. В самом деле, в 1920-1930 годах здесь добывали в среднем по 10 китов, в 1960 году — по 15, а в 1970-м — уже почти по пятьдесят в год.
Современные аляскинские китобои вооружены гарпунными ружьями, оснащают свои гарпуны разрывными гранатами, а с применением более совершенного орудия возрастает бесцельная гибель животных. Считают, что на каждого доставшегося охотникам кита приходится, по крайней мере, еще один напрасно погубленный: погибший от ран где-то во льдах. Стадо же гренландских китов вряд ли превышает две тысячи особей, и неизвестно, растет оно или сокращается. Может быть, пора дать ему возможность восстановиться?