Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1977 год
— Уважаемый Бедзина, — приступил я наконец к делу (Коба переводил мои слова), — мне известно, что вы знаменитый дастакари, что вы спасли и вылечили многих людей. Я прошу вас рассказать о своем искусстве.
Старик что-то медленно проговорил.
— Он сказал: «Пусть спрашивает», — перевел Коба.
— Сохранились ли у вас инструменты, которыми вы делали операции, и нельзя ли их посмотреть?
Слабый жест рукой, несколько негромких слов — и Коба достает из шкафа старую деревянную коробку. Он раскладывает содержимое ящичка на стуле, старый лекарь что-то говорит. Ножичек из пожелтевшей, ставшей даже коричневой кости. «Для очистки ран», —переводит Коба. Слегка согнутая костяная лопаточка. «Чтобы кожу поднимать на голове. Сделана из ребра быка». Деревянная палочка для зондирования пулевых ран. Металлический скребок. «Кость соскребать». Сфотографировать инструмент не удалось, было слишком темно. Пришлось зарисовать его.
— Очень прошу вас, расскажите, пожалуйста, уважаемый Бедзина, как вы делали операции. Все с самого начала и до конца, — говорю я.
Старик молчит, думает, потом начинает медленно говорить. Коба переводит:
— Если рана видна, ее надо почистить, подготовить к операции. Если раны нет, но у человека болит голова, нужно найти больное место. Для этого на голову клали тесто. На больном месте оно высыхает скорее. Здесь и надо было разрезать кожу крестом, лопаточкой отделить ее, отогнув от черепа, и чистить кость железным скребком. Иногда приходилось соскребать до самого мозга.
— И сколько времени занимала эта операция? — спрашиваю я.
— Иногда несколько часов, а иногда несколько дней, — отвечает Коба. — Затем дезинфекция соленой водой. Кость на больном месте всегда мягкая, скрести ее надо осторожно, чтобы не удалить много здоровой кости. Потом на очищенное место клали лекарство и рану зашивали. Головная боль обязательно проходила.
— Какие же применяли лекарства?
— Травы были специальные, отец их собирал, варил. Мед и масло тоже. В последнее время отец брал лекарства и из аптеки, стрептоцид покупал.
Коба рассказывает, что когда он был мальчиком, то не раз видел эти операции. Его погибший брат Михаил учился у отца, помогал ему. Бедзина принимал раненых здесь, в этой самой комнате, и что бы у них ни было: сабельный удар, переломы или черепная рана — все уходили отсюда на своих ногах. Смертельных случаев у Бедзины не бывало. Если он видел, что человека вылечить нельзя, то не брался за дело...
Печальные глаза старика, освещаемые пламенем из открытой дверцы печки, обратились на меня. Он слегка поднял руку, в которой был зажат мундштук с потухшей сигаретой, и что-то произнес.
— Отец говорит, — перевел Коба, — что он лечил больше двухсот человек с больной головой и что теперь уже больше никого не вылечит...
Наверное, в моем рассказе кое-что может показаться маловероятным, неправдоподобным. Ведь трепанация черепа непростая операция... У меня поначалу «легенды» о дастакари тоже вызывали некоторые сомнения, и пришлось обратиться к специальной литературе. Я узнал, что подобные операции делаются до сих пор и точно такими же методами во многих азиатских, африканских и южноамериканских странах. В книге Генриха Шурца «Первобытная культура» я нашел фотографию трижды трепанированного (!!!) черепа древнего перуанца. И уже совсем невероятные на первый взгляд вещи прочел в немецком журнале «Раскопки и находки». Оказывается, трепанацию черепа делали друг другу доисторические люди! Причем это было вполне обычным явлением. Попала в голову стрела с каменным наконечником, пробила череп, сейчас же другой человек приступал к операции: убирал осколки кости, очищал рану, не повреждая при этом оболочку мозга. Отверстие заживлялось и зарастало — у молодых быстрее, у старых дольше. Но без всяких осложнений.
А вот что пишет врач Д. Г. Рохлин в книге «Болезни древних людей»: «Не подлежит сомнению, что некоторые колдуны, волхвы, шаманы и жрецы пользовались не только магическими движениями, плясками, ударами бубна, заклинаниями, упрашиваниями и запугиваниями для изгнания злых духов или демонов, якобы внедрившихся в человека и тем самым вызвавших его заболевание. С большой осторожностью, долго и старательно делалось отверстие в черепе не только для того, чтобы выпроводить через эту дырку злого духа. Они знали, как трудно и опасно делать такое отверстие, особенно при помощи каменного инструмента. После операции они прилагали много старания и умения, чтобы оградить раневую поверхность от осложнений, пользуясь разными известными им снадобьями, травами, другими растительными веществами и иными средствами, причем нередко достаточно эффективно.
Наша сотрудница Н. П. Маклецова изучила 11 прижизненно выполненных трепанаций с полным или частичным заживлением».
Эти черепа принадлежали людям эпохи мезолита и неолита!
Как-то я рассказал обо всем этом главному врачу больницы имени С. П. Боткина — Александру Михайловичу Ботвинову.
— Ну что же... — сказал он, — определенная логика тут есть. Головные раны заживают хорошо. Инфекция здесь тоже не самое страшное, с ней можно бороться и в таких условиях. Непонятно другое.
— Что именно?
— Я могу понять необходимость таких операций при травме черепа, осколки кости могут давить на мозг, и удаление их, безусловно, принесет облегчение. Но трепанация черепа при общих головных болях мне непонятна. Ведь головная боль — это часто лишь симптом другой болезни... Словом, я предпочел бы воздержаться от каких-либо утверждений в пользу дастакари. Поговорите с нейрохирургами, специалистами по черепной хирургии..
Можно было бы, конечно, побеседовать и с нейрохирургами, но тогда это был бы совсем иной очерк. Я же хотел только рассказать о хевсурском дастакари, которого мне посчастливилось увидеть.
Таинственная Муцо
Есть в Хевсуретии старинная крепость Муцо. Стоит она вдалеке от дорог и туристских маршрутов, глубоко в горах, на высокой скале. Я слышал о ней от хевсуров, несколько раз встречал ее название в старых книгах, где она иногда именовалась не Муцо, а Муцу, но это были лишь одни упоминания, без каких-либо достоверных сведений о ней. И легенды. Древние легенды, обычно связанные с временем царицы Тамары и с еще более ранними временами. Мне хотелось увидеть Муцо...
И вот я бегу со своими студентами-альпинистами вверх по ущелью Ардоти вдоль бешено скачущей навстречу нам реки. Внизу, в селении Шатили, ждет машина, которая должна увезти нас сегодня через перевал в базовый лагерь.
Проскакав по камням километров пять, останавливаюсь и поджидаю студентов.
— Ребята, — говорю я, — вернуться к машине мы не успеем. Кто хочет уехать, а не тащиться через перевал пешком, должен идти обратно. Иначе придется ночевать без палатки и спальных мешков. Еды у нас тоже нет. Я пойду, мне надо.
Кому я это говорю? Людям, для которых приключение превыше всего. И кто это им говорит?! Человек, до сих пор учивший их правильно рассчитывать время и свои возможности, никогда не рисковать и не принимать в горах непродуманных решений. Теперь он, как мальчишка, несется сломя голову в неизвестность, к какой-то таинственной крепости, заранее обрекая себя и их на холодную и голодную ночевку где-нибудь под скалой...
— Мы идем, Сан Саныч, — отвечает за всех белобрысый жилистый Гена Попов.
Разве можно было ожидать от них другого? Но надо сохранить хоть какое-то благоразумие.
— Не все, — говорю я, — не все... Значит, так...
Приходится оставить расстроенных, огорченных донельзя девушек и двух парней со стертыми во время восхождения ногами. Назначаю старшего, забираем у возвращающихся почти всю одежду. День солнечный, и кое-кто идет теперь вниз в пляжном костюме. А мы, повязав на пояс чужие свитера и рубахи, уже спокойным шагом продолжаем путь вверх по ущелью.
Ардотское ущелье становится все уже и уже. На дне его, вдоль реки, не растут больше деревья и кустарники, склоны делаются все более отвесными. Тропа пролегает по дну ущелья, другого пути нет. А когда она переходит на вырубленную в скалах полочку, впереди возникает первая боевая башня. Для врага, для конного войска путь закрыт: внизу — река, по бокам — каменные стены, впереди — бойницы сторожевой башни. Это место само по себе неприступная крепость, созданная природой. А когда мы проходим башню и поднимаемся выше, нам открывается целый город на вершине скалы. К мертвому городу-крепости можно подобраться лишь по извилистой, выбитой в камне тропе.
Для того чтобы посмотреть на Муцо, мы поднялись сначала на противоположный склон. Открылось зрелище, ради которого стоило провести ночь без сна и отказаться на сутки от еды. Ребята притихли, молча смотрели на мрачный средневековый замок. Стены, выросшие из скал; боевые башни; дома-башни с бойницами вместо окон; сложенные из сланцевых плит крыши; древние могильники... Муцо построена так, что представляет собой, с одной стороны, единый комплекс — крепость, служившую защитой всем ее жителям, но в то же время внутри ее, как отдельные ячейки, расположены жилые дома. И каждый из этих домов также выглядит крепостью. Маленькие укрепления в большом замке, обнесенном стеной с крепостными башнями. И стоит этот замок-крепость на высокой, неприступной скале. Трудно сказать, учитывали ли строители Муцо то эмоциональное воздействие, которое невольно испытывает человек при виде крепости. Впечатление мрачности и неприступности сочетается здесь с удивительной красотой пейзажа. Серые стены и башни гармонично сливаются с такого же цвета скалами, а далее — кулисы гор, острые изломы горных хребтов со снежными вершинами...
