Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1985 год
Часа три, не меньше, пробирались Марьям и Махмуд вдоль центральной улицы Сайды — Рияд ас-Сольх. Она была запружена беженцами. Крики, ругань, плач испуганных, утомленных зноем детей, протяжные гудки автомашин... Бойцы национально-патриотических сил, энергично жестикулируя, пытались ликвидировать заторы.
За Сайдой было ненамного лучше. То же скопление машин и людей. Вот и мост через Литани — крупнейшую реку Ливана. Через четверть часа Марьям и Махмуд были в Тире. В баке кончился бензин, поэтому машину оставили в одном из переулков, а в Рашидию направились пешком. Тем более до нее — рукой подать...
Наступил понедельник, 7 июня 1982 года, второй день израильской агрессии. Утро выдалось таким ясным и тихим, что в события вчерашнего дня не хотелось верить. Но легкий ветерок со стороны Рашидии, до которой оставалось чуть больше километра, донес до них запах гари...
— Стой! Кто идет? — Из зарослей тростника, окружающих лагерь, вышел молодой боец с автоматом.— А, Махмуд! И ты тут, Марьям? Проходите!
Махмуду не терпелось узнать, что происходит в лагере.
— Как там наши? Держатся? Абу Самир жив?
— Жив.
— Тогда я к нему.
Абу Самир — невысокий, худощавый, с проседью в волосах — был командиром отряда народной милиции. Он получил ранение во время боев в марте 1978 года и с тех пор прихрамывал, ходил, опираясь на палку.
Штаб народной милиции располагался на другом конце Рашидии — там, где лагерь почти примыкал к прибрежному шоссе. Дорога туда проходила мимо дома Махмуда и Марьям. Главная улица страшно преобразилась. Едва ли не каждый второй дом был разрушен. Пришлось обходить развалины, перебираться через поваленные деревья.
Чем ближе подходили к дому, тем больше их охватывало волнение. Да, подлинно родным домом его, конечно, не назовешь. Родной дом семьи остался в Яффе, откуда отца и его родителей изгнали еще в 1948 году. Тот дом они ни разу не видели. Да и отец, Рашид, покинувший Яффу подростком, мало что мог рассказать детям о нем. Помнил, что стоял дом — просторный, каменный — на краю города, на холме, недалеко от моря. Рядом с домом был виноградник, чуть выше по холму — оливковая роща. Они-то и кормили семью. А еще Марьям и Махмуд знали, что Рашид носит на шее на серебряной цепочке ключ от родного дома. Этот ключ передал, умирая, его отец Гассан...
Дом уцелел. Только оконные стекла выбиты ударной волной да дверь сорвана с петель. Внутри все было так же, как и два дня назад. Диван с железными ножками. Широкая кровать. Полдюжины стульев. Стол. Комод. На стене — в деревянной рамке — фотография деда в белой куфие (Куфия — арабский головной платок. Обычно накрывается сверху обручем из конского волоса — укалем.) .
Даже не передохнув, брат с сестрой снова тронулись в путь. Шли узкими проулками, обходя воронки и развалины домов. Вскоре юноша и молодая женщина были в штабе народной милиции.
— А, Махмуд! — обрадовался Абу Самир.— Хорошо, что ты вернулся. Понимаешь, с гранатами туго! Пошлю-ка я тебя в Тир. Зайдешь в штаб «Фатха» («Фатх» — крупнейшая организация Палестинского движения сопротивления.) , скажешь пароль. Погрузишь гранаты в машину, возьмешь охрану и сюда. Может, проберетесь проселком. Это вопрос жизни и смерти! — Абу Самир положил Махмуду руку на плечо и посмотрел прямо в глаза. — Иначе танки нам не сдержать. А они могут двинуться на лагерь в любой момент.
Махмуд был очень доволен, что ему дают столь важное поручение.
— Ну что ж, сделаю,— ответил он. Марьям обняла брата.
— Махмуд, пожалуйста, осторожнее! Помни: будешь жив ты — выживу и я.
Махмуд кивнул, поцеловал сестру и не оглядываясь зашагал прочь.
Поначалу он шел, прячась за стволами апельсиновых деревьев. Потом в просветах между деревьями мелькнули развалины ипподрома, построенного еще древними римлянами. До Тира оставался километр, не больше.
Махмуд легко соскочил с пригорка и начал пробираться меж нагромождений камней. Он огляделся: где-то здесь должна быть передовая застава народной милиции. Никого не видно. Справа, со стороны лагеря беженцев Бурдж аш-Шимали, доносилась перестрелка. Ветер с моря приглушал звуки боя. Махмуд взобрался на камень.
— Эй, есть тут кто? — громко крикнул он. Ответом ему была автоматная очередь. Махмуд соскользнул с камня, больно ударился о землю и потерял сознание.
2
Когда Махмуд пришел в себя, солнце стояло в зените. Он лежал на боку. Руки были связаны за спиной. Рядом сидели и лежали еще человек сорок. Нестерпимо болела голова. «Видно, саданулся о камень, когда падал»,— подумал Махмуд. Он попытался встать, но не смог. Правую ногу пронзила острая боль. На джинсах выше колена выступила кровь. «Зацепило все-таки!» — мелькнуло в голове.
Махмуд осмотрелся. Местом сбора арестованных служил двор христианской школы. У калитки сидели израильские солдаты. «Как глупо влип!» — подумал Махмуд.
Голова просто разламывалась. Полуденное солнце пекло как ненормальное. Ужасно хотелось пить. Махмуд посмотрел на группу израильских солдат, болтавших на улице возле калитки. Рядом с ними на табуретке стояли бак с водой и кружка.
— Пить...— чуть слышно произнес юноша. Но солдаты не услышали его.— Пить!!! — что есть силы закричал Махмуд.
Один из охранников повернул голову.
— Обойдешься,— сказал он по-арабски почти без акцента и вновь отвернулся.
Все поплыло у юноши перед глазами, и он вновь впал в забытье.
Очнулся Махмуд от собственного стона. Рядом говорили на незнакомом языке. На школьном крыльце израильский офицер что-то отрывисто приказывал трем солдатам. Те односложно отвечали.
— О чем они? — с трудом спросил Махмуд, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Офицер приказывает им сначала как следует допросить всех, а утром предъявить для опознания осведомителям,— откликнулся сосед слева.
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво покосился Махмуд.
— Я когда-то в школе учил иврит.
— В школе?
— Ну да! Я учился в Назарете ( Город на севере Израиля, населенный арабами-палестинцами.).
На вид соседу было лет тридцать пять. Одет в добротные брюки и рубашку. Аккуратно подстрижен, выбрит.
— Ты сам откуда, парень? — услышал Махмуд.
— Из Рашидии.
— А семья где?
— Сестра там осталась, старший брат в Сирии, а родители эвакуировались в Бадауи.
— Женат?
— Нет еще.
— Тогда тебе проще,— сказал сосед.— У меня вот четверо детишек. Застряну тут — как жена и дети будут жить?
— А где они?
— В Аммане. Тебя как зовут?
— Махмуд. А тебя?
— Халед.
— А как ты попал в Тир?
— Я учитель, работаю в школе БАПОР (БАПОР — Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ. Имеет в различных арабских странах, где живут палестинцы, свои школы, больницы и другие социальные учреждения.) в Вахдате (Вахдат — лагерь палестинских беженцев под Амманом.) . Начальство хотело перевести меня сюда, в Бурдж аш-Шимали. Обещало зарплату побольше. Ну я и поехал посмотреть. Остановился у одного знакомого учителя, а дом его на самой окраине лагеря. Израильтяне захватили сегодня несколько кварталов. Разбираться не стали: руки за спину — и сюда...
Хлопнула дверь, на крыльцо вышли двое израильских солдат. Они спустились во двор, взяли под руки одного из арестованных и повели в школу. «Началось»,— подумал Махмуд.
Допросы продолжались весь вечер. Время от времени из школы доносились крики. Халеда не били, но когда после допроса он вновь сел рядом с Махмудом, тот заметил на спине учителя жирный черный крест.
— Пометил, гад,— с досадой сказал Халед. — Как только увидел мою карточку беженца, сразу краской — раз-раз по рубашке!
— Зачем, интересно?
— Чтобы охране было видно, где палестинец, а где ливанец.
— Ну и что? — не унимался Махмуд.
— Пойми, если израильтяне будут обращаться с ливанцами так же, как с палестинцами, кто поверит их сказке, будто они пришли в Ливан, чтобы уничтожить базы партизан — так называемых «палестинских террористов». К тому же израильтяне хотят посеять рознь между ливанцами и нами, чтобы мы не могли вместе бороться против них...
Темнело. С крыши школы во двор ударил мощный луч прожектора. На мгновение Махмуд и Халед зажмурились — так ярок был свет.
К Махмуду подошли два израильских солдата:
— Вставай, пошли!
— Не могу — нога прострелена.
Солдаты без лишних слов подхватили Махмуда под мышки и потащили по двору. Его ноги волочились по гравию, оставляя глубокие борозды. От боли у юноши темнело в глазах.
В школе было душно. Толстые каменные стены, вобравшие за день зной, теперь щедро источали его. В пустом классе за учительским столом сидел офицер. Солдаты подняли Махмуда, стали ощупывать его, выворачивая карманы.
