Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1982 год
— Меня тогда одолевали смешанные чувства,— вспоминал эти дни Павел Федорович.— С одной стороны, манила Америка, которая тогда была законодателем техники, с другой — вроде только освоился на заводе, только стали выпускать новый самолет. Размышлять долго не пришлось. Приказ. Вскоре приехали в Москву. Надо сказать, что в то время для получения виз надо было являться в посольство. Мне довелось попасть к самому послу Джону Девису... В первые дни войны он выпустил кинофильм «Миссия в Москву». Командированный с фронта в Москву, я смотрел этот фильм в «Метрополе» и видел в нем Джона Девиса, который с экрана говорил прекрасные слова о нашей стране...
Состоялась короткая беседа с послом. И вот в сентябре 1937 года я еду в Америку. Через шумную Европу, всю Атлантику в цитадель капитализма... Горы товаров, ярко освещенные витрины, Америка того времени могла оглушить своими неоновыми рекламами кого угодно, тем более парня из тайги... Нас, комсомольчан, направили в Калифорнию — с нами приехали специалисты и из других наших городов. Так вот, устраиваемся на теплом берегу Тихого океана, где недалеко золотые пляжи... Снимаем коттедж, нанимаем экономку — так было нам положено — и начинаем работать на заводе «Консолидейтед». Помню, нас опекал мистер Райдебуш, добродушный толстяк, у него еще был помощник, молодой человек с инженерным образованием, работал рабочим — безработных тогда было около 13 миллионов... Так день ото дня стали изучать технологию производства, саму машину: считалось, каждый из нас должен досконально знать процессы на сборке, на прессах, на испытаниях, нестандартные инструменты...
Хоть и не хотелось мне прерывать Павла Федоровича, но пришлось. Для восприятия разговора об Америке не хватало, как мне казалось, главного: отношения американцев к нашим ребятам. И я спросил об этом.
— Как к нам относились американцы? Хорошо,— ответил Павел Федорович и умолк.
А я решил было — зря помешал, испортил его ровный, степенный рассказ. Но ошибся.
— Понимаете, шел 1937 год,— обстоятельно начал Сафонов,— год великих перелетов: сначала Чкалова, Байдукова, Белякова, затем — Громова, Данилина и Юмашева... Эти перелеты тогда всколыхнули американцев. Я бы даже сказал, что по значимости эти события были как первый полет человека в космос, полет Юрия Гагарина. Вроде отсталая страна — и вдруг такие перелеты... Выходило, что технически мы были подготовлены. Я помню, как-то в Нью-Йорке на митинге, посвященном перелету Громова, выступал наш тогдашний посол в Америке Трояновский. Он сказал буквально следующее: «Вы с вашими перелетами сделали больше для сближения наших стран, чем все дипломаты — и американские и советские,— вместе взятые». В городе Сан-Диего, где располагалась фирма «Консолидейтед», по субботам и воскресеньям мы ходили столоваться в кафе,— в эти дни экономка наша брала выходные. Владелец этого заведения шумно рекламировал: «Здесь обедают русские». И когда мы входили в кафе, люди вставали и аплодировали, будто эти перелеты осуществили мы...
— Вы изучали английский язык? — справился я.
— Работая изо дня в день на таком заводе, и заяц заговорит,— ответил Павел Федорович.
Вдруг я поймал себя на мысли, что, слушая Павла Федоровича, думаю о другом, меня одолевает желание спросить, как он по возвращении через год в Комсомольск-на-Амуре пережил разительный, должно быть, контраст двух миров того времени? И я спросил Сафонова об этом.
— Странно,— сказал он,—но об этом же я и сам подумал сейчас... Скажу лишь об одном событии из жизни нашего города. Оно тогда c лихвой перекрыло все мои американские впечатления. Возвращаюсь в Хабаровск, подумываю, как бы удачно сесть на пароход, а мне говорят, что к вам в Комсомольск идут поезда, завершено строительство железной дороги; сел в новенький пульман и с комфортом прокатился домой. Можете представить мое состояние. Поверьте, это тогда ни с чем не сравнить было... Город к этому; времени имел стотысячное население, дома уже строили архитекторы, многоэтажные, каменные, основательные; судостроители спускали на воду суда. А я приехал из Америки на свой авиационный уже начальником сборочного цеха. Правда, накануне, в Москве, во время нашего доклада о поездке в Америку, в наркомате хотели рекомендовать меня директором завода в Комсомольске, но я взмолился. «Завершать учебу мне надо»,— говорю. Я же был заочником в последние годы. Дали мне возможность доучиться, через полтора года вызвали в Москву на целый год. За это время я подгонял хвосты... Хорошо запомнил, последние экзамены я сдавал еще восемнадцатого-девятнадцатого июня, а через три дня началась война...
Обо всем, что было потом, Павел Федорович Сафонов говорил коротко. С дипломом авиационного инженера попал на бронетанковые курсы в Ленинграде. С боями пробивался к Сталинграду. И снова дороги войны. Победа. Демобилизовался в 1946 году. Тогда же, прямо из военкомата, был приглашен на дипломатическую работу. А затем: сотрудник советской делегации на II Генеральной Ассамблее ООН, консул СССР в Восточном и Западном Китае. Бангкок — представитель экономической комиссии по Азии и Дальнему Востоку, советник посольства и поверенный в делах СССР в Австралии и, наконец, Канада — генеральный консул в Монреале...
— Война — это особая тема нашей жизни,— лишь обронил Павел Федорович,— она требует отдельного разговора. А то, что касается моих последних тридцати с лишним лет хождений по странам мира, то я всегда, в любых, самых нелегких ситуациях, чувствовал, что главный свой университет прошел там, в Комсомольске-на-Амуре.
Павел Федорович встал, подошел к книжной полке.
— И все-таки вы не вспомнили Пашу Сафонова.— Павел Федорович достал с полки номер журнала, открыл страницу, заложенную фотографией.— Читайте,— сказал он повелительным тоном и указал на абзац моего очерка четырехлетней давности.
«...А на X съезде комсомола я был не делегатом, а гостем. Шел 1936 год. Наш завод давал уже продукцию. И соседи тоже работали вовсю — я имею в виду судостроителей. А вот «Амурсталь» в это время только начинали строить. С нашего завода послали на съезд меня и Пашу Сафонова, начальника сборочного цеха...» Всего одна строчка о Павле Федоровиче в рассказе Сергея Ивановича Смирнова...
— Вы когда виделись с Сергеем Ивановичем в последний раз? — спросил я.
— В прошлом году. И не только с ним. Всех обойти мне трудно было. Устроили небольшой банкет во Дворце культуры и пригласили первостроителей... А на десятом съезде... не забуду прием у Саши Косарева, первого секретаря ЦК комсомола. Помню, он нас, комсомольчан, расспрашивал, как мы живем. А мы уже продукцию давали: первый наш самолет поднялся в воздух. «...Но а все-таки — что, девушек маловато?» — тут все разом загалдели. И вот Косарев поднимает трубку телефона, звонит, по-моему, редактору «Комсомолки»: «Слушай-ка, ты мне показывал письмо Вали Хетагуровой, так давай-ка запустим, опубликуем». Тут я впервые услышал это имя... Вскоре «Комсомолка» поместила письмо Хетагуровой: «Девушки, приезжайте на Дальний Восток!» Весной 1937 года я встречал первую группу девушек. Выехал в Хабаровск, с четырьмястами девушками шел до Комсомольска на пароходе— для них был построен специально трехэтажный шлакобетонный дом. И вот никогда не забуду: два парохода причалили к берегу — я своим глазам не поверил. С высоты видел всю панораму. Ребят не узнавал. Они достали из-под топчанов свои чемоданы, надели костюмы, которые не видели свет несколько лет кряду, начистились, навязали галстуки, а ведь обычно ходили только в телогрейках... И вот, когда девушки начали сходить по трапу, ребята ринулись к ним, выхватили чемоданы, узлы. У меня комок подкатил к горлу... Может, ваше воображение вам подскажет,— как-то тихо сказал Павел Федорович,— но все равно, это будет много бледнее того, что творилось тогда. Вскоре начались свадьбы. Помолчав в задумчивости, Павел Федорович добавил:
— В той суровой обстановке многие семьи создавались наспех, но время показало — они самые крепкие, самые надежные...— Он передал мне фотографию, которой закладывал страницу журнала:
— Здесь мы с Валентиной Семеновной Хетагуровой.
Снимок был свежий, недавно отпечатанный. Они стояли на берегу Амура.
В начале дня, когда я шел на встречу с Павлом Федоровичем Сафоновым, у меня возникло сомнение, не заслонили ли годы работы в разных странах ту пору юности? Нет. Он ничего не забыл. Он не забыл и то, что у его детства были все основания мечтать о гигантском хлебозаводе...
— Недавно я побывал на БАМе,— снова заговорил Павел Федорович,— видел, как строят сегодня... И какая прекрасная техника у них. У нас одна лопата была на троих, а у сегодняшней молодежи, образно говоря, на каждого по бульдозеру... Первые бараки мы строили без единого гвоздя. Их просто не было. Строгали деревянные пластиночки и кололи из них нагеля, гвозди... Устанавливали первый двигатель — это по моей части, а анкерные болты нарезать было нечем — ни плашек, ни лерок. На глазок замеряли шаг, наматывали белую нитку на арматуру и трехгранным напильником, поворачивая пруток, выпиливали канавку-резьбу, а потом с усилием пускали гайку, она сама дорезала...
