Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1970 год
До глубокой ночи столичный гость не мог уснуть, ворочаясь на жестком тюфяке, кляня себя, свою судьбу и нищету пещерных жителей, способную отпугнуть туристов...
Джевдет Джемал
Лед идет
Человек любит землю, на которой живет, ее леса, поля, реки. Но бывают обстоятельства, когда природа становится враждебной человеку: черными бурями налетает на плодородные поля; весенними разливами грозит селам, городам, дорогам... И тогда человек должен противопоставить стихии свой ум, выдержку, организацию и умение. О таком противоборстве, развернувшемся прошлой весной на берегах обычно тихой Оки, рассказывает наш корреспондент.
Выбежало шоссе из Рязани, спустилось с пригорка, а дальше и пути нет. Вода. Глинистый разлив Оки. Видно, как на том берегу асфальт выходит из мутных потоков. Да не попасть туда. Плашкоут — наплавной мост — полой водой от земли отбило, сжало рыхлым весенним льдом.
Отрезан левый берег. Теперь в Солотчу или Спас-Клепики добираться — километров четыреста в объезд, через Егорьевск. Да что Спас-Клепики! Вон заречные деревеньки — Шумошь, Заокское — рукой подать, а выходит, что и к ним те же полтысячи верст кружного пути...
Человек десять переминаются у реки, глядят на вожделенный левый берег. Густая стылая вода плещет о сапоги. Не уходят. Пока плашкоут реку перегораживает, пока не вывели его из ледяных полей, есть еще надежда.
Чуть в стороне костенеет на пронзительном ветру (с самого рассвета здесь) милицейский патруль — старшина с мотоциклом и приземистый плотный офицер Василий Иванович Поляков.
Поднимет Василий Иванович мегафон, крикнет для порядка металлическим голосом: «Нету переезда! Нету! Катера пустим через три дня...» А власть применить не торопится, не гонит людей от воды, хотя и не полагается сейчас здесь стоять посторонним. Куда ж им деться — дом-то за рекой.
На льду у моста взрывники суетятся. Долбят лунки, таскают взрывчатку. Готовятся лед дробить, освобождать путь для отвода плашкоута. Надо поторапливаться. Не успеешь вовремя — утащит Ока плашкоут, лови его потом!
— Толом рвать будут, — авторитетно говорит кто-то из зареченских. — Рванут — эхма! — рыбу мешками собирай...
— Рыбу, рыбу... — неодобрительно косится на говорившего пожилой железнодорожник. — Ты бы так вот побегал там, со смертушкой рядом.
Вода в Оке прибывает на глазах. Только что мотоцикл старшины стоял в пяти метрах от реки, и вот уже волны лижут колеса. Отодвинет свою машину старшина подальше и опять смотрит, что выделывает подъехавший сержант Сарычев.
Сарычев вспотел, милицейская фуражка чудом на затылке держится. Вместе с одним добровольцем из зареченских сержант загоняет мотоцикл на лодку. Лодка скрипит жалобно, кренится под необычной тяжестью. «В объезд бы надо...» — думает Сарычев.
— Ты бы в объезд, через Егорьевск, — советует Поляков. — Там глубина метров десять с гаком...
— Да мы, мы... — задыхается в возмущенном крике добровольный помощник сержанта, — хочешь знать, вот на этой же целый «Москвич» везли! На нее хоть пять тонн грузи — нипочем!
С надеждой глядят зареченские на Сарычева. Переедет сержант, смотришь, и они следом...
— Ну, прощай, Сарычев, — повторяет Поляков. — В Шиловском районе-то один, говорят, утонул.
— Отваливай! — негромко командует сержант лодочнику. — Давай, давай! — Он и сам не рад, что задумал такое. Стоит, вцепившись в люльку, меряет глазами расстояние до плашкоута, ногой дырку от гвоздя в борту прижал — чтобы фонтанчик не бил. Посматривает на помощника: крепко ли тормоз держит? Держит. Ну, пошли...
Из-за спин зареченских выворачивается бабка с новенькими ведрами, с кошелками через плечо. Черпая голенищами воду, исподтишка кидается в корму: «Ох ты, господи, успела!»
Лодка крякает, начинает оседать.
— Куда?! — рычит сарычевский помощник и трясет кулаками. Освобожденный мотоцикл с грохотом срывается с подложенных досок, передним колесом падает в лодку, заднее — в воде.
— Наза-а-ад! — в отчаянии кричит Сарычев. Но лодочник и без того старается вовсю.
На берегу сержант отирает пот. Зареченские на чем свет стоит клянут бабку. Смеются на плашкоуте бабы и мужики, те, что чудом сумели просочиться на мост, поближе к родному левому берегу. Но смех смолкает, когда выплывает на середину разводья кто-то из плашкоутного начальства.
— Не будет переезда! — высоким плачущим голосом кричит он. — С моста и берега всем уходить! Всем! Мне взрывать надо... — и, видя, что никто не трогается с места, зло и непонятно грозит: — Ну, погодите, сейчас приедет Стариков, он вам сразу все объяснит! Бы-ыстренько объяснит!
— Кто такой Стариков? — настороженно переговариваются на берегу. — Полковник, что ли?
Но и без таинственного Старикова все встает на свои места. Поляков отправляется на плашкоут и возвращает на рязанскую сторону всех, кто прорвался на мост. Плашкоут теперь стоит пустынный, безлюдный, точно покинутый в беде корабль. Посреди ледяных полей странно торчат на его палубе высокие столбы с молочными шарами фонарей — как будто кусок улицы унесла Ока.
Вот возле моста, балансируя шестом, пробежал последний взрывник — не поскользнулся бы!
Сейчас ударит взрыв...
Стариков — главный инженер областного управления строительства и ремонта автодорог — не успел открыть свой кабинет, как подошла секретарша: «Пахомов просил приехать. Срочно».
Значит, опять что-то приключилось на воде. С Пахомовым, председателем паводковой комиссии, Стариков в эту напряженную неделю виделся ежедневно, случалось, и по нескольку раз. Оправдывались прогнозы: паводок в этом году выдался необычайно грозный.
Сначала тревожные известия стали приходить из соседних областей. Говорили, что в Орле подтопило завод, много жилых кварталов. У Калуги Ока поднялась на одиннадцать с лишним метров — на три метра больше, чем при катастрофическом паводке 1908 года. Бушевал верхний Дон — у Задонска уровень реки повысился на двенадцать с половиной метров. Под Воронежем сорок километров ЛЭП оказались в воде.
В Рязани с тревогой глядели на Оку — газеты сообщили, что в верховьях, у Белева, паводок превысил все максимальные уровни за последние девяносто лет. Но первыми проявили неспокойный нрав окские притоки: Проня, Мокша, Вожа.
Три дня назад Стариков? срочно вызвали в Рыбное — вздувшаяся Вожа грозила бедой. Она двинула ледяные поля-монолиты полутораметровой толщины на дамбу, по которой проходила дорога Рыбное — Кузьминское. Пришлось громить ледяной панцирь взрывчаткой — крошево не могло срезать дамбу. Успели.
Позавчера преподнесла сюрприз Проня. Возле села Студенец стала громоздить заторы. И без того высокая вода — метров на восемь повысился уровень речушки за последние дни — перед заторами стала походить на морской прилив: пузырилась, со страшной быстротой пожирала берег, подбиралась к телятнику, к домам села. Долго сидели у Пахомова вместе с Виктором Николаевичем Корчагиным, заместителем начальника УВД, ломали голову — что предпринять? Взрывников на машине не доставишь, дорога превратилась в черную жидкую трясину. Вездеход и то не пройдет. Оставалось одно: взрывать заторы.
Обошлось! Паводок на Проне вдруг сам по себе резко пошел на убыль. Но спокойнее не стало. От шоферов в дорожном управлении Стариков слышал, что Ряжск уже двое суток без света — снесло опоры. Здесь, под Рязанью, сводки сулили уровень паводковых вод на полтора-два метра выше среднего многолетнего уровня.
Стариков глядел, как пробегают за окном машины чистенькие рязанские улицы, и прикидывал, где нужна будет помощь и какая, если и эти прогнозы подтвердятся. Торговый городок поплывет — факт! Вода и на площади Свободы будет. А там рядом текстильная фабрика. Пригород Борки, конечно, подтопит...
Вчера вместе с Пахомовым Старикову вновь пришлось гнать в Рыбное. Во-первых, Вожа, приток Оки, продолжала куролесить. Теперь уже не лед — полая вода наступала на дамбу. А во-вторых, Пахомов прослышал, что будто бы загубили в Рыбном на пищезаводе пятьдесят тонн сахара, не убрали вовремя — затопило на заводском складе.
Сначала отправились на дамбу.
Вожа, вобрав в себя воды другой речки — Мечи, разлилась километра на два-три. Она не успевала проскочить в узкий проход под мостом и начала переливаться через подпиравшую ее насыпь автодороги. Там, где потоки перехлестывали шоссе, насыпь таяла на глазах, размывалась, зияла кавернами, оползала.
На дамбе шло сражение. Двадцать пять самосвалов сбрасывали на обочине одну к другой груды щебня. Бригада дорожников равняла их, трамбовала. Быстро поднималась защитная бровка. Поднималась и вода. Она находила лазейки, кремовыми змеями струилась по асфальту... Потоки ширились, полнели, пока наконец в прорыв не падала из гремящего кузова очередная порция дробленого камня.
