Анна Герман - Мы долгое эхо
– Хотел спросить вас о творческих планах. Что в вашем творческом «тайнике» еще спрятано для слушателей? Какие поездки предстоят? Насколько я знаю, например, маленькие прибалтийские страны – это пробел на вашей гастрольной карте…
– Вы такой очаровательный человек, что теперь, когда вы задали этот вопрос, я чувствую себя виноватой, потому что я сама просила «Госконцерт» отправить меня куда-нибудь погреться на солнышке. У нас в этом году в Польше была страшно холодная и снежная зима и я очень замерзла – у нас лопались трубы, не было воды, снег засыпал все машины, наши бедные мужчины не ездили на своих «возлюбленных» машинах, так как их откопать невозможно было… Страшно было… Поэтому я попросила, если возможно, отправить меня туда где теплее. Вот если бы я вас раньше встретила, я бы попросила послать меня на холодное Балтийское море. В эту поездку я поеду в Среднюю Азию. Гастроли закончатся в Ташкенте, где сейчас (хоть всего лишь половина апреля) – там уже 30 градусов. Это меня, конечно, радует. Я теперь раз в году выбираюсь из дому и думаю, что в следующем году я попрошу «Госконцерт» позволить мне увидеть ваш край, потому что он стал мне очень близким, очень интересным, я очень хотела бы для ваших людей, для ваших слушателей спеть и выдержать еще один экзамен.
– Мы знаем вас как исполнительницу, как композитора. Но совсем мало или даже почти ничего не знаем о вас как о писателе. Что толкнуло на этот путь и будет ли продолжение?
– Нет, я не писатель… И никогда не буду… Это просто было такое время, когда мне пришлось написать книжку. В 1967 году я подписала трехлетний договор с итальянской фирмой грамзаписи и поехала туда работать. Но там чтобы стать «товаром», который будут покупать, нужно очень много сделать: надо сниматься на телевидении, фотографироваться, надо бывать в домах моды, давать бесконечно интервью. И потом, когда люди о тебе немного узнают, можно приступать к записи пластинки. Все это было сделано, и я в Неаполе записала свою пластинку с неаполитанскими песнями, приняла участие в фестивале Сан-Ремо, сделала большую программу с Доменико Модуньо на телевидении, после чего должен был начаться цикл концертов. Но после первого концерта случилась катастрофа. Мой водитель, он же пианист, ехал на своей машине, он просто заснул за рулем и – случилась катастрофа…
После этого происшествия я была около пяти лет дома, пока все не встало на свое место. Мой позвоночник остался цел, поэтому я после долгих лет реабилитации и гимнастики вновь пою на сцене и как будто бы ничего не видно. Правда же, не видно? (смеется). Но когда я еще лежала в кровати, когда дни тянулись, мне нужно было чем-то заполнить это время. И я попробовала на стихи моих друзей придумывать музыку. У меня музыкального образования нет, но есть какая-то интуиция…
И так как я получала очень много писем и из Италии, где меня успели узнать, и из Польши, где все были очень взволнованны этим случаем, я придумала, что напишу книжку и тем самым отвечу на все вопросы. Так и сделала! Вот и весь писатель!
– Как вы думаете не придет ли период, когда вам захочется написать книгу для своего сыночка – начиная с того момента, когда в роддоме вы поразились халатности медсестры, принесшей вашего ребенка с непокрытой головой и до того момента, например, как он вместо слова «мама» произнес слово «папа». Не рождалось еще таких мыслей?
– Збышек-старший мне постоянно говорит: «Надо записать, как он то или иное сказал, а то потом забудем. Чтобы потом посмеяться, когда он вырастет и прочитает это». Но вы сами знаете, что у нас нет времени. Я не могу бросить кухню, когда я там что-то варю, и пойти искать ручку. А Збышек у нас все ручки или поломал или исписал. Пока я найду, куда это записать – или тетрадку или блокнот – у меня на кухне выкипит суп…
Я этого пока не делаю, хотя очень жалею. Я не профессионал, поэтому я не знаю, заинтересовала ли бы такая книжка кого-нибудь кроме нашей семьи? Мой муж иногда что-то записывает. Так что какой-то маленький след для ребенка из детства останется. Правда думаю, что когда он вырастет, у него будет столько дел и столько собственных проблем, что я не уверена – захочет ли он это читать. Как вы думаете?
– Я бы здесь думал иначе. Когда в начале нашего разговора вы заговорили о любви к родному краю, я подумал, что любовь приходит к ребенку через колыбельную. Когда ребенок взрослеет, он начинает осмыслять свою колыбельную. Мне кажется, такая книжка нужна была бы многим матерям и детям, чтобы осмыслить эти колыбельные…
– Вы это очень точно и верно сказали. Но только я опасаюсь, что я так занята новыми песнями и это столько у меня отнимает физических сил. Ведь я как шахтер два часа на сцене пою, работаю. И платья надо менять. У меня теперь слишком бурная жизнь. Я рада, что я опять на сцене, что опять могу петь.
А знаете, что было моим первым желанием после того, как я, лежа в гипсе по самые уши, смогла двигаться? Моим самым горячим желанием было помыть пол, чтобы самой встать и своими руками это сделать. Я еще не могла ходить – Збышек принес мне подушку, усадил меня на нее на пол и дал мокрую тряпку, и я вокруг себя, сколько могла, помыла пол. Я тогда была счастлива. Видите, как иногда немного надо человеку для счастья… Но это уже все в прошлом. Сейчас если бы пришло приглашение в Италию, я бы могла туда поехать и даже петь прекрасные неаполитанские песни для итальянцев.
– Какие у вас сейчас планы в звукозаписи? Что ожидается?
– В этот приезд я смогу три дня записывать новую пластинку и так как я знаю русский язык, я часто записываю лишь русские песни. Моя приятельница, редактор московской «Мелодии» – очень добрый, очень хороший человек – настоящий меценат не только для заграничных, но и для советских артистов. Именно она впервые открыла Софию Ротару, Давида Тухманова и многих других. Она сказала: «Мы мало польских песен записываем». Вот в этот приезд я останусь и запишу и наши польские песни.
«Мое сокровище – симпатии советских слушателей»
Представь себе: такое вдруг случается,
Чему поверить можно лишь едва,
Представь себе, в снежинки превращаются
Моей любви негромкие слова…
И уплывут снежинки эти чистые,
В них растворится неба синева,
И заблестят капелью золотистою
Моей любви негромкие слова.
Борис Дубровин. «Любви негромкие слова»
Об Анне Герман вспоминает Александр Жигарев – поэт, журналист. Автор слов песен «А он мне нравится», «Белая черемуха», «Найду тебя», «Я помню все», «Ты только осень не вини». Автор книги «Анна Герман». Близкий друг певицы.
В один из январских дней 1983 года брел я по заснеженным улицам старой Москвы с небольшим свертком в руках: в свертке было несколько банок сгущенки, масло облепихи и письмо Анне Герман. Эту скромную посылку еще летом должен был завезти в Варшаву мой знакомый. Но из Польши пришло известие о смерти Анны. И вот спустя несколько месяцев я возвращал непереданную посылку ее отправительнице Анне Николаевне Качалиной.
Они познакомились в середине шестидесятых: восходящая звезда польской эстрады Анна Герман и редактор студии грамзаписи фирмы «Мелодия» Анна Качалина. Обе высокие, худощавые, стройные, даже чуточку похожие внешне друг на друга. Позже я часто думал: что так поразительно сблизило эту удивительную польку, уже привыкшую к аплодисментам, к славе, свету юпитеров, огням рампы, вспышкам фотоаппаратов, и эту энергичную русскую женщину, тоже активно работающую в искусстве, но всегда остающуюся за кадром, вдали от шумной славы кумиров? Просто взаимное притяжение? Вряд ли… Скорее всего, отношение к жизни, к искусству, свое видение мира, свое понятие о чести, долге, человеческой красоте. Для подавляющего числа слушателей и зрителей, воспринимающих спектакль или концерт как праздник, естественно, за занавесом остается черновая работа – творческие и нетворческие споры, муки переживаний, неудачи, сомнения… А само слово «музыкальный редактор» звучит как-то туманно, расплывчато, иногда просто непонятно. Меж тем от музыкального редактора, от его вкуса, образованности, бескорыстия зависит очень многое: и репертуар, и манера исполнения, и оркестровка той или иной песни, и звучание оркестра… Одним словом, чему суждено родиться – пустой однодневке, не трогающей душу и сердце, или настоящему произведению, остающемуся в памяти поколений, заставляющему размышлять, сопереживать, грустить или радоваться…
Итак, они подружились в середине шестидесятых, когда Анна Герман потрясла весь музыкальный мир своим исполнением «Танцующих Эвридик» и приехала в нашу страну, чтобы выступить в сборном концерте, вовсе не подозревая о том, как много ей эта поездка даст. Советский Союз Анна считала своей второй родиной. В узбекском городе Ургенче прошли ее детские годы, трудные годы, опаленные войной. Она любила нашу страну самозабвенно, преданно, стойко и убежденно.
