Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа
Другим довольно частым развлечением нашим было шляться по городу. Без цели, но не где-то во дворах, пугая прохожих, а по каким-то центральным улицам, отмахать весь Московский проспект и свернуть до Невского, а то и до Староневского проспектов. Это было легко. А если встретится какой-то кинотеатр, то всегда было интересно и в охотку зайти в него. Седьмой класс вспоминать трудно, совсем детский период: снежки, каток… А вот когда мы начали взрослеть – это, наверное, ю-й класс (те, кто в него не попадали, шли в училище или ПТУ, как Цой), – мы начали пробовать жизнь. Стали интересны сигареты, стала интересна выпивка. Мы уже сравнительно повзрослели, и впереди нас ждала большая жизнь, и можно было говорить уже про армию, про профессию и о том, что не просто кому какая девчонка нравится, а кто с какой ходит…
Витя жил, все знают, на углу Московского проспекта и Бассейной улицы (д. 41). Это довольно замечательное здание, потому что на нем единственный в Питере шпиль – попытка Ленинграда в 40-50-х годах угнаться за Москвой. Витя жил на втором этаже, в невзрачной коммуналке, там и сейчас под окошками остановка 63-го и 13-го автобусов. У него дома я наблюдал его за рисованием и даже храню несколько его рисунков. Он рисовал мою подружку, а также подарил две красивые акварели-натюрморта плакатного формата с какими-то фирменными импортными бутылками.
Так получалось, что почти все сборища были все-таки в моей квартире. У меня их было две. Папа с мамой жили отдельно и всегда были в командировке. Или там, или там мы проводили время. Водку тогда пили редко, обычно вино или какой-нибудь портвейн. Причем пили из пиалок, которые привозил мой отец. Надо сказать, что Витя в этом плане был более продвинутый. Как-то я ему говорю: да давай вина-то, а он – нет, давай портвейн. Мы чокнулись, выпили… У меня перехватывает дыхание, я тянусь за огурцом или – что там могло лежать на столе? – за колбасой, он в это время, пользуясь своими длинными руками, перехватывает мою руку, сжимает ее со словами: «Нет, нет, нет. Вот терпи-терпи». Глаза у меня выпучены, но через полминуты дыхание восстанавливается, он меня отпускает и говорит: «Закуси, вот теперь закуси». И когда у меня уже совсем улыбка на лице, он заканчивает: «Вот теперь ты понял, как это хорошо». Нет, мы не были пьяницами, конечно нет. Это обычное пацанячье взросление…
В нем вообще тогда было больше фартовости, ловкости… Он где-то достал ботинки по большому блату, модель тогда называлась «носороги», здоровые такие полуботинки, очень, я бы сказал, такие тупорылые. Так они были у него не просто фирменные, они были еще и многоцветные. Какие-то зеленые, красные проплешины, наверное, и белые были, на черном фоне. Он натирал их бесцветным кремом и мечтал о цветных кремах. Кто-то ему сказал, что за границей продают отдельно красненький, зелененький, синенький крем именно вот для таких ботинок. Потом даже кто-то из старших ребят из Германии ему привез какой-то один цвет – красный, по-моему. Витя выставлял эти ботинки носками к двери в прихожей. Причем на расстоянии шага, чтобы не дай бог на них не наступили. Я таких ботинок не видел, наверное, вот уже с тех лет. Тогда это было супермодно…[5]
Еще в художественной школе, в 1976 году, Виктор Цой сдружился с одноклассником Максимом Пашковым, и именно в это время образовывается группа, которая чуть позже получит название «Палата № 6». Более продвинутый Пашков, носивший настоящие джинсы, вельветовую жилетку и модную «битловскую» прическу, к тому моменту уже умел хорошо играть на гитаре, взял на себя роль вокалиста, а Цою, после приобретения в складчину в комиссионке бас-гитары, досталась роль бас-гитариста. Барабанщиком же новоиспеченной группы стал Виталий Соколов, которому за неимением ударных пришлось довольствоваться пионерским барабаном и всевозможными железяками.
Максим Пашков:
В основном тексты (на английском) и музыку писал я. А Витя очень помогал с аранжировками. У него с детства просто отличный вкус. Он выдавал интересные пассажи на гитаре. Но первое время очень стеснялся петь[6].
Планы Цоя по получению художественного образования поначалу реализовывались: после восьмого класса, в 1977 году, он поступил в художественное училище им. Серова (ул. Пролетарской диктатуры, 5), в просторечии – «Серовку». «Палата № 6» просуществовала достаточно долго (около пяти лет) и стала для Виктора настоящей музыкальной лабораторией. Пашков, оставшийся доучиваться в художественной школе, приходил на репетиции в «Серовку», и на местном комплекте аппаратуры музыканты «Палаты № 6» разучивали пассажи из наиболее популярных композиций «Deep Purple» и «Black Sabbath». Вскоре после того, как «Палата» стала репетировать в «Серовке», Виталий Соколов прекращает музицирование, но в училище, по счастливой случайности, находится новый барабанщик, Анатолий Смирнов, разносторонне одаренный художник и музыкант, который уже тогда поглядывал в сторону профессиональной сцены.
Как рассказывается на сайте художников и реставраторов http://m666.ru одного из тогдашних преподавателей, а ныне директора училища Сергея Алексеевича Кирпичева студенты как-то стали расспрашивать про Цоя. И тот совершенно серьезно рассказал, как студент Цой всех доставал своими проявлениями – игнорировал занятия, а когда изредка появлялся в аудитории, то вел себя максимально независимо как в общении, так и в учебе, хотя несомненно обладал талантом.
По воспоминаниям другого преподавателя: «Цой писал хорошие натюрморты, а на втором курсе начал писать кривые рожи, вследствие чего вылетел из училища».
Тогда Цоя больше всего интересовала никак не живопись, а гитара и поэзия. Гитара, кстати, по словам Кирпичева, всегда была при Цое, он даже в училище с ней ходил. Да и наличие длинных волос в конце 70-х воспринималось как несомненный вызов советскому обществу. Сергей Алексеевич рассказывал, что «директриса училища Хилъкевич выгнала Цоя с формулировкой „за разгильдяйство“ и никогда об этом ничуть не жалела». Об этом же вспоминал и бывший одногруппник Цоя – Анатолий Смирнов.
Существует много историй, связанных с учебой Цоя в художественном училище. Например, вот эта…
Художественное училище размещалось в то время рядом со Смольным, там, где сейчас консульство Великобритании. На четвертом этаже здания был мужской туалет, в котором юные реставраторы и художники мыли кисточки. Раковины были покрыты таким слоем краски, что вытирать кисти о них было неприятно, и студенты вытирали их о стены.
Со слов очевидцев известно, что был один священный участок стены с надписью: «Тут был Цой». Все студенты, от зеленых первокурсников до матерых дипломников, свято верили, что надпись оригинальная и оставлена рукой музыканта.
Раз в году, летом, во время каникул, туалет ремонтировали, но ремонт был простой, как и вся советская власть. Стены просто красили поверх всего безобразия коричневой масляной краской. И каждый год, первого сентября, в туалет приходили студенты реставрационного отделения и восстанавливали надпись. Чистили, слегка подкрашивали.
Сейчас там, наверное, кабинет какого-нибудь чиновника из дипкорпуса Ее Величества, а для выпускников «Серовки» этот туалет с подписью Виктора Цоя – маленький символ тогдашней, советской эпохи…
Есть еще одна училищная байка, связанная с Цоем. В бытность его студентом «Серовки» преподавателем графики был Владимир Васильевич Фомичев, препод энергичный и жесткий, но толковый. Так вот за какую-то дерзость он якобы Цою «дал по шее».
Один из сокурсников Цоя вспоминал: «Сам не видел, но, судя по возрасту участников сего происшествия, могу предположить, что было так: Фомичев, молодой, здоровый мужик, дал по шее пятнадцатилетнему сопляку, отчего тот сложился как этюдник. При всем моем уважении к Цою по-другому просто и быть не могло!»
Кстати, Жанна Иванова, бывшая одногруппница Цоя, ничего подобного не помнит, что дает основания думать, что рассказанная история не более чем обычная байка…
Сегодня невозможно точно установить, за что же Виктор был в действительности отчислен из училища – «за разгильдяйство» или же вследствие имевших тогда место гонений на рок-музыку, – но факт остается фактом: в 1978 году Виктора отчисляют из училища (официально за неуспеваемость), и он устраивается штамповщиком на завод, параллельно продолжая учебу в вечерней школе.
В 1980 году Цой поступает в СПТУ-61 (ул. Стойкости, д. 30, кор. 2), на специальность «резчик по дереву». По мнению преподавателей художественного училища, это была специальность (и вообще заведение), куда попадали одни разгильдяи.
Как бы там ни было, Цой был принят в училище, откуда той же осенью, в сентябре, поехал на сельхозработы в колхоз, где познакомился с гитаристом и певцом Сергеем Тимофеевым (экс-«Берега»), который тоже сочинял симпатичные битовые песни. Вернувшись в Питер, они собрали в стенахучилища группу «Ракурс», с которой регулярно играли на дискотеках.
