Артур Макарьев - Джон Леннон. Все тайны «Битлз»
Зашли, Барбара стала выбирать пластинки. Марков посмотрел, что нового появилось, но ничего покупать не стал – дома жена, ребенок, им тоже надо что-то купить, ждут папу домой, а папа все просадил на пластинки.
Барбара, кажется, все поняла:
– Саша, выбери любые десять пластинок, я оплачу, это подарок.
– Зачем? – только и сказал Марков. Но десять пластинок выбрал, положил в пакет.
На подходе к «Викингу» увидел «Вольво» советского посольства. Пристегнул удостоверение «Фольке-туриста» на джинсовую куртку. Барбара сделала то же самое. Заговорили по-английски сотрудники «Фольке-туриста», да и только.
В дверях столкнулся с 1-м секретарем посольства Лозовым Дмитрием Сергеевичем.
Барбара на мгновение задержалась.
– Саш, позвони, когда освободишься, я в двадцатом номере, – сказала по-английски.
Лозовой посмотрел вслед – стройна, хороша, джинсы в обтяжку.
– Саша, я чего заехал, даже записку оставил, забери. Ты же завтра едешь в аэропорт?
– Да, конечно.
– Так вот, у меня пропуска нет, ты ведь к самолету пойдешь, тебя пускают с твоим удостоверением.
– Ну да, – сказал Марков.
– Этим же рейсом прилетает делегация Минздрава СССР во главе с министром, так вот встреть, успокой, чтобы не волновались, скажи, я их у таможни буду ждать.
– Может, пройдем ко мне, – предложил Марков, – выпьем чего-нибудь?
– Нет, не могу, – извинился Лозовой, – у меня в машине жена с сыном, я их обещал по магазинам сводить, хочешь, чтобы мне голову открутили? Завтра чего-нибудь придумаем, у меня делегация рядом будет жить, в «Паласе».
– Ладно, до завтра, увидимся в аэропорту, – только и сказал Марков.
Поднялся к себе, позвонил в 20-й номер.
– Я сейчас к тебе приду, – только и сказала Барбара и пришла в короткой джинсовой юбке, майке с надписью по-английски «Я люблю тебя».
Сразу же возбудила.
– Ну что, у нас будет ночь любви? – спросила она.
– Слушай, – только и ответил Марков, – до ночи долго ждать, давай день любви.
– Давай, – сказала она и разделась.
Потом они сходили пообедали, вернулись в номер, опять обсудили Додика Ковальзона, опять занимались любовью, побродили вокруг отеля. Марков задержался у магазина с аппаратурой.
– Что-то хочешь купить? – спросила Барбара.
– Да просто помечтать, вон красавец «Revox», катушечный магнитофон. Но дома жена, дочь. Жене уже дубленку и сапоги присмотрел, в Москве сама знаешь, как с этим.
– Понятно, – только и сказала Барбара, – ну что, идем в гостиницу?
– Идет, – сказал Саша, – ты когда домой?
– Да завтра вечером у меня самолет, – ответила она, прижимая его к себе.
Барбара разбудила Сашу в восемь, сходили, позавтракали, поднялись к нему.
– Ну что, – сказала она, – не знаю, может, когда и увидимся?
– Может, и свидимся, теперь ты знаешь, где меня искать. Звони из автомата, – и рассмеялся.
– Ладно, позвоню, – сказала она.
В аэропорту они столкнулись случайно у выхода. Саша рассаживал в автобусе свою группу, а она вышла из такси. Расплатилась, увидела его, постояла несколько секунд, сказала по-английски:
– А у меня чувство, что мы встретимся, – и пошла в зал вылета.
Носильщик вез на тележке ее вещи. Она, в сером плаще, с распущенными волосами, еще раз взглянула на Сашу:
– Ну, все, прощай.
* * *Сережа Костров в Александрии был очень удивлен, когда получил от Маркова письмо и увидел обратный адрес: Швеция, Стокгольм, Посольство СССР, Маркову А.В. Вскрыл – и еще больше удивился. Саша Марков в Стокгольме, представитель БММТ «Спутник» на туристском сезоне. Вот это да! Ира даже обрадовалась за Сашу:
– А что, мальчик неглупый, молодец, карьеру делает.
Саша с тургруппами мотался между Стокгольмом и Копенгагеном. Группы были из разных городов, в основном молодые передовики производства.
И в Дании, и в Швеции соблазнов было много, особенно в Копенгагене, где в двух шагах от отеля была улица «красных фонарей» и улица с секс-шопами и кинотеатрами с порнографическими фильмами. Стоило только на общем собрании в первый день рекомендовать не посещать эти места, как на следующий день можно смело было отлавливать туристов в злачных местах. Правда, Марков этим не занимался – ну сходят, посмотрят. Однажды вечером у кинотеатра с порнофильмами увидел троих девушек-туристок из далекого уральского городка. Одной было очень плохо, ее рвало.
– Что с ней? – спросил Марков.
Его сначала испугались, но он успокоил девушек, отвел от кинотеатра.
– Мы не знали, – оправдывались они, – что фильмы идут без перерыва, вот после четвертого ее и прорвало.
Девушки отошли на воздухе, успокоились:
– Ну, надо же, мы замужем, есть дети, а такого даже и не представляли, вот Антонина и не выдержала.
– Ладно, девушки, успокойтесь, пойдем ко мне в номер, выпьем чего-нибудь.
Выпили, закусили датскими маринованными огурцами. Только Антонина взяла огурец в рот, как ее опять стошнило, побежала в туалет. Девчонки оправдывались:
– Ну не знали мы всего этого.
– Не надо было ходить в кино, – только и сказал Марков.
* * *Толя Минаев в 60-х играл в самодеятельной группе «Акванавты», учился в МЭИ. Он считался хорошим клавишником, да и инструмент у него был свой очень неплохой – немецкий орган «Вельтмайстер». В 70-м он окончил институт, а в 71-м женился. В 72-м у него родился сын. Зарплата инженера Мосэнерго – 110 рублей, да и группа «Акванавты» потихоньку разошлась – тоже семейные проблемы. В однокомнатную квартиру Минаевых ворвались заботы о сыне и полное безденежье. Жена Галя неоднократно требовала продать орган – хоть как-то расплатиться с долгами. Но Толя только отвечал: «Инструмент не продам».
В ноябре 1972 года ему позвонил Стас Гельман, гитарист, который играл в разных московских коллективах, и первое, что спросил после дежурного «Здравствуй, Толя!», была фраза:
– Инструмент не продал?
– Нет, – ответил Минаев.
– Ну вот, отлично, – сказал Гельман, – тут за МКА-Дом новый ресторан открывается, «Столичный», югославы строили, полная Европа. Собираю группу, пойдешь клавишником?
– Надо подумать, – сказал Минаев.
– Чего там думать, – Гельман был неудержим, – завтра, в пятницу, у нас открытие, вот и подумаем. Приезжай к пяти, настроимся, аппаратуру привезем, записывай адрес.
– Может, попробовать? – решили Минаевы. – Может, и будут какие-то деньги.
Отпросился на работе: мол, ребенок заболел. Минаев взял от дома на проспекте Мира такси и за 25 минут с инструментом доехал до ресторана – действительно, до МКАД недалеко. Уютный ресторан, просторная сцена, хорошая световая установка, отличная звуковая аппаратура – югославы поставили как комплект оборудования для сцены. Пока официанты накрывали столы, удалось порепетировать. В общем-то, музыканты были опытными людьми, пели и играли от души. После десяти вечера начались заказы: это – песенка для Маши, это – песенка для Кати, а это – для Раисы Ивановны. Играли до часу ночи. В час тридцать подошел Гельман и отдал Толе 200 рублей:
– Держи, старик, это только начало.
Другие музыканты были тоже довольны, первый блин не получился комом.
В субботу и воскресенье в ресторане почти сразу начались заказы. Место оказалось очень людным: а как же, строили югославы, да и оркестр хорошо играл. За три дня Минаев заработал 800 рублей. В понедельник он уснул на работе, его поили крепким кофе, все понимали, – у человека болеет маленький ребенок, тут не до сна.
В понедельник с заработком было похуже, народу поменьше. Во вторник был выходной, жена Галя взяла сына на себя, дала Толе поспать. В воскресенье подсчитала, сколько же заработали за неделю. Получилось, с вычетом такси, 1300 рублей – это при зарплате инженера 110 рублей в месяц. Через месяц, когда Толя вымотался окончательно, Гельман предложил ему перейти на работу в МОМА – организацию, которая контролировала работу ансамблей во всех московских ресторанах. Толя уволился из Мосэнерго, перешел на работу в МОМА, отоспался, стал больше времени проводить в кругу семьи, да и зарабатывал раз в пять больше, чем в Мосэнерго. В ресторане жизнь тоже шла своим чередом, у московской публики стало очень престижным бывать в модном ресторане «Столичный». Директора магазинов, карточные шулера, фарцовщики, артисты кино, врачи-стоматологи, слесаря «жигулевского» техцентра, продавцы магазина «Березка», путаны с иностранцами, ну, в общем-то, все солидные люди. И гуляли по-солидному, с размахом, денег особо не считали, главное – повеселиться в модном ресторане.
Толе Минаеву нравилось, что в ресторане, или, как говорили, в кабаке, можно было играть многое из того, что не разрешалось на официальной эстраде в различных ВИА. Во-первых, пели на языках оригинала того или иного шлягера – английском, итальянском, французском и т. д., пели и играли популярные советские песни. Музыканты, как правило, в кабак подбирались умелые, и все внимательно следили, какие песни популярны там, у них, за рубежом, и в московских кабаках, что публика заказывает: а как же, это деньги музыкантов, и не маленькие в 70-х годах. Все-таки какие-то самодеятельные группы остались, играя рок-н-ролл и бит-музыку, упрямо не понимая или не хотя понимать, что с «гитаристами» уже определилась и власть, она и решила все за них: есть официальные ВИА, есть филармонии, все остальное – самодеятельность.
