Синтия Леннон - Мой муж Джон
Джон тогда бился с американскими властями за право получить вид на жительство в Штатах. Предъявленные ему ранее обвинения в хранении наркотиков были серьезным препятствием для предоставления ему желанной «зеленой карты». Я говорила Джулиану, что папа не может уехать из Америки, пока не получит разрешения жить там, но это мало что ему объясняло. «Если папа не может приехать ко мне, тогда почему я не могу приехать к нему?» — спрашивал он меня. Что я могла на это ответить? «Думаю, он сейчас очень занят всем этим. Как только освободится, он обязательно с нами свяжется». Но время шло, все оставалось по — прежнему, и Джулиан начал делать свои собственные выводы. «Папа все время говорит людям, чтобы они любили друг друга, — сказал он мне однажды. — Тогда почему же он не любит меня?»
В глубине души я не могла с этим не согласиться. Я проклинала Джона за то, что он заставляет ребенка страдать, но делала все, чтобы убедить Джулиана, что папа его любит.
Джулиан был не единственным живым существом, которое напоминало Джону о прошлом. И он, похоже, намеревался разорвать все связи с родственниками и друзьями в Англии. Если он и связывался со своими сестрами, тетушками и друзьями, с которыми поддерживал постоянные отношения в эпоху «Битлз», то крайне редко.
Мне было особенно трудно видеть, что Джон не обращает внимания на родного сына и в то же время прилагает неимоверные усилия, стараясь помочь Йоко найти ее дочь. В декабре 1971–го они с Йоко узнали, что Тони и Киоко находятся в Техасе, тут же полетели туда, и Тони продержали в тюрьме пять дней за то, что он не давал матери видеться с дочерью. Затем Тони вновь бросился в бега, и на этот раз Джону и Йоко так и не удалось напасть на их след. Они ездили по улицам, давали объявления в газеты с призывами сообщить о своем местонахождении, но Тони и Киоко бес — следно исчезли. Мне было жаль Йоко, но в то же время я не исключала, что Джон мог заключить с ней странное соглашение, типа «я не буду видеться со своим ребенком, пока мы не отыщем твоего». Как бы кощунственно это ни звучало, я не видела другого объяснения тому, что Джон столь упорно игнорировал Джулиана. На одном из поздних дисков «Битлз», известном как «Белый альбом» (White Album), была колыбельная песенка, которую Джон посвятил Джулиану. Альбом вышел незадолго до нашего развода, я слышала песню, когда Джон сочинял ее, и она мне очень понравилась. Меня расстроило, что Джон не исполнил ее сам, а отдал Ринго. Довольно долгое время после развода я ее не слушала и сыну не заводила. Но потом все — таки дала ее послушать Джулиану и в надежде, что это хоть как — то его утешит, объяснила, что папа написал эту песню специально для него.
Вскоре после того как Джон покинул Англию, мы тоже переехали в другой дом. Непрестанные вечеринки Роберто и растущие долги, которые нужно было оплачивать, привели к тому, что мне пришлось урезать свои расходы, чтобы хватило денег на воспитание Джулиана до его совершеннолетия. Убеждать Роберто прекратить посещать рестораны и ночные клубы оказалось занятием бесполезным, поэтому я продала дом в Кенсингтоне, и мы переехали в Уимблдон. Джулиану предстояло опять сменить школу, но я надеялась, что это компенсируется достатком и более стабильной семейной жизнью.
Я стала обычной мамой, отводящей ребенка в школу, посещающей местный супермаркет, и меня это вполне устраивало. Теперешняя моя жизнь нисколько не походила на прежнюю, подле Джона, однако я и не пыталась вернуться к ней, предпочитая снова оказаться среди обычных людей. Большинство из тех, с кем я общалась, понятия не имели, кто я. С Джоном, даже на публике, я всегда находилась на заднем плане, поэтому без него меня никто не узнавал. Да и кто мог подумать, что в очереди в кассу супермаркета он встретит жену экс — битла? Если мне кто — то и говорил, что мое лицо кажется ему знакомым, я улыбалась и изображала удивление. Обычно это срабатывало: любопытствующий извинялся и уходил.
Конечно, у меня все еще оставались друзья среди знаменитостей, мы с Роберто часто проводили с ними восхитительные вечера, однако я старалась держать этот мир на расстоянии от своей будничной жизни. Даже родители одноклассников Джулиана, заходившие с детишками на чай, редко интересовались, кто мы и откуда.
Перед самым Рождеством 1972–го, спустя год или чуть больше после нашего переезда, умерла от цирроза печени тетя Джона, Хэрри. Ей было всего пятьдесят шесть. Она никогда не пила, поэтому это было особенно неожиданно и печально. Мы с мамой поехали в Ливерпуль на похороны. Было очень приятно вновь увидеться со всеми родственниками Джона. Джулия, которой уже исполнился двадцать один год, пришла с мужем и маленькими детьми — мальчиком и девочкой. Джекки стала парикмахером, а Дэвид, сын Хэрри, привел свою жену, которая ждала второго ребенка. Старшая сестра, Лейла, работала врачом — консультантом, и у нее было трое детей. Тетушка Мими тоже присутствовала, ей уже исполнилось семьдесят, но, к моему удивлению, у нее не было ни единого седого волоса. Едва закончилась служба, она набросилась на меня: «Чем ты думала, глупая, когда развелась и дала ему уйти к этой женщине?» Я заметила, что меня никто не спрашивал. Но Мими мой ответ не устроил: «Ты должна была остановить его. А теперь смотри, каким идиотом он себя выставляет!» Мне стало смешно. Столько лет она от меня нос воротила, а теперь, видите ли, недовольна, что я не удержала мужа. То, что тетушка Джона осталась прежней, все такой же вспыльчивой и несдержанной, в какой — то мере даже успокоило меня. Я пообещала ей, что мы с Джулианом приедем к ней в Пул погостить, и, несколько смягчившись, она отошла от меня в поисках очередного объекта для словесных баталий.
Позже Джулия рассказала мне, что, когда Мими встретилась с Джоном и Йоко после выхода в свет их альбома Two Virgins, она спросила: «Слушайте, почему вы не могли найти кого — нибудь посимпатичнее, если уж вам обязательно нужен был кто — то голый на обложке?» Прямо и без обиняков, как всегда.
Это была моя первая поездка в Ливерпуль за много лет, и я подумала тогда: как же мне его не хватает! Я пообещала себе, что, если появится такая возможность, я обязательно вернусь туда. В Уимблдоне было хорошо, но там я никого не знала, а жить с Роберто становилось все труднее. Его ресторанные загулы не прекратились, кроме того, он открыл счет в компании, занимавшейся пассажирскими перевозками, и каждый вечер мотался на такси в Вест — Энд и обратно, добавляя нам счетов. Он все еще управлял отцовским рестораном, Da Bassano, но каждый день туда набивались друзья и знакомые, которые ели — пили и ничего при этом не платили. Ему хотелось, чтобы все вокруг его любили, и его популярность финансовым бременем ложилась на наши плечи.
Роберто вообще был донельзя избалован родителями и никогда не сталкивался с суровыми буднями жизни. Он относился ко всему легко, весело и играючи, и наконец я поняла, что с меня хватит, больше не могу. Мне было не до праздников, когда в конце каждого месяца я подсчитывала наши долги и не могла заснуть. Просить, умолять и требовать — все это не приносило никакого результата. Он давал обещания, которые не выполнялись, клялся в любви, дарил цветы, смотрел на меня невинными щенячьими глазами, пока я волей — неволей не рассмеюсь..
К 1973 году я понимала, что наш брак обречен. Единственное, почему я не ушла раньше, это Джулиан. Я не могла лишить его столь значимого для него человека. Роберто так много сделал, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся после ухода Джона. Но другого выхода я не видела. Я не могла больше жить с человеком, который не намерен взрослеть, работать и разделять со мной обязанности. С тяжелым сердцем я сказала Роберто, что хочу развестись.
Втроем мы долго лили слезы, и мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы довести дело до конца. Утешало меня лишь то, что Роберто, несмотря на глубокую обиду, никогда не оставлял Джулиана. Как ни странно это для отчима, да еще после столь недолгого брака, Роберто постоянно поддерживал с нами связь и регулярно приглашал Джулиана в Италию, где несколько лет спустя, по иронии судьбы, он стал довольно богатым человеком.
Они с Джулианом оставались добрыми друзьями вплоть до смерти Роберто от сердечного приступа двадцать лет спустя. Он оставил посмертное письмо, из которого следовало, что на имя Джулиана в швейцарском банке открыт счет на 100 тысяч фунтов. После расследования, проведенного банком, выяснилось, что никакого счета нет. Во всяком случае, так утверждал представитель банка. Мы так и не добрались до сути этой таинственной истории, но в 1998 году свой диск Photograph Smile Джулиан посвятил памяти Роберто, любимого отчима, который был для него отцом в гораздо большей степени, чем Джон.
В 1974 году, после развода с Роберто, мы с Джулианом переселились на север. Я приобрела загородный домик в поселке Меолс, округ Уиррал, недалеко от Хойлейка. Было здорово оказаться снова дома. Мы жили в какой — то паре километров по шоссе от мамы, и можно было видеться когда угодно. Я записала Джулиана в Кингсмидскую школу, рядом с домом. Это была уже пятая школа в его неполные одиннадцать, и, конечно, Джулиану было нелегко, но школа ему понравилась. Он сразу же сошелся с Джастином Клейтоном, с которым дружит и по сей день.
