Дитер Болен - За кулисами
Через короткое время я понял: опп–ля, Дитер! Ты недооценил этого маленького баварца! Мальчишка росточком метр шестьдесят пять возник передо мной в гардеробной и нагло заявил:
«Эй, господин Болен, нам с тобой надо поговорить».
В первую секунду я растерялся от неожиданности, подумав только: черт возьми, а паренек–то не робкого десятка. «В общем, когда ты говоришь мне 'Ты, лягушонок Кермит'", — волновался он, — «мне это причиняет боль. Я не «лягушонок Кермит». И я не хотел бы, чтобы ты обращался ко мне как к 'лягушонку Кермиту'!»
«Послушай!» — ответил я, — «на съемках я назвал «лягушонком Кермитом» кого–то другого. А потом это прозвище прилипло к тебе. Я тут не при чем».
Даниель смущенно взглянул на меня.
«Окей! И все–таки, мне не по душе, что ты все время говоришь, будто я не умею петь! По–моему, я уже научился. И как, вообще, это понимать: «Я не попадаю в тон»? Я уже давно попадаю! А если то, что я делаю, звучит немного иначе, значит, это звучит иначе! Это же просто дело вкуса!»
Я сглотнул и только собрался ответить, но Даниель быстро затарахтел: «Ах, да, и на чем мы сейчас остановились! Я тоже хотел тебе сказать! Я хотел бы попасть хотя бы в тройку лидеров. Потом я смог бы стать ведущим. Я мог бы играть в кино. Я думаю, из меня выйдет хороший шоу–мейкер».
В тот миг я впервые понял: черт возьми, он действительно собирается приложить все свои силы. Внезапно мне на ум пришли жалобы других кандидатов: «О Боже, мы не можем заснуть, этот Даниель, он все время упражняется в пении! Это действует нам на нервы».
Я будто заново открыл этого Даниеля. Мы оказались родственными душами. В его глазах был такой же блеск, как и в моих — «Я сделаю это!» И я был двадцать пять лет назад словно клоп в постели для старых тюфяков: «Эй, отвали! Оставь нас в покое! Ты не умеешь петь! Твой голос звучит отвратительно! Ты нас раздражаешь!»
Все время одна и та же музыка. Хотя музыкальный бизнес и стонет: «Давай, нам нужно что–то новое, что–то другое!«Но стоит им увидеть кого–то, кто поет не так и выглядит не так, и весь задор господа инноваторы спускают в сортир. Внезапно мой разум посетила неприятная мысль: старым тюфяком, который все знает лучше и ни в кого не верит, потому что он старше своих подопечных на тридцать лет, на этот раз оказался я сам.
За две недели до записи альбома Суперзвезд «United», я разослал десяти финалистам свои пресловутые демо–кассеты: двенадцать новеньких, только с иголочки, композиций — вокал, инструментальное исполнение, запись — все сделано папочкой Боленом. К каждой демо–записи прилагалось письмо: «Вот! Пожалуйста! Прослушайте и выучите наизусть. Такого–то и такого–то числа мы запишем альбом суперзвезд».
Когда все собрались у меня в студии в Тетенсене, я услышал сплошь стоны и жалобы. Ванесса ныла: «Послушай, у нас было слишком мало времени, чтобы выучить свои песни!» Андреа скулила: «Я забыла мелодию!» Так все и пошло — сплошная дрянь: ой, я не знаю свою песню! А я вообще не знаю, как меня зовут.
Единственный, у кого былостолько же времени, как и у других, и кто не имел повода ныть — Кермит, лягушонок. Он назубок знал все песни от первой до последней. Хотя его английский был так себе, но текст он знал от и до. Он абсолютно точно знал мелодию. Он вообще был супер–мега–гига подготовлен.
Он хотел петь, он рвался к микрофону, он спрашивал: «А можно, я возьму еще и эту партию?» — «А можно, еще и эту?». Он с удовольствием спел бы все песни один, от начала и до конца. По сравнению с нимдругие пели свои партии более или менее небрежно и были рады, когда снова могли выйти покурить на кухне.
Где–то в полночь — мы работали над альбомом почти десять часов в режиме нон–стоп — вся группа как один человек вздохнула — «Уффф!»
«Послушай!» — сказал Нектариос, — «Я совершенно выдохся!»
«Да, мы выдохлись!» — подключилась Джулиетт, — " Нам нужен перерыв».
«Окей», — сказал мистер Кюбльбек, — «если вы так и эдак решили устроить перерыв, я тоже вздремну полчасика. Сообщите мне, когда вы продолжите!»
Он помахал приятелям рукой и удалился в направлении автобуса «Мерседес», который фирма звукозаписи BMGпредоставила кандидатам–суперзвездам, чтобы они, привозможности, могли отдохнуть.
Полчаса я просидел в кухне с Грасией, Даниелем Лопесом, Николь и Александром, а потом мне понадобилось в туалет. Дитер, — подумал я, — раз уж ты все равно встал, взгляни, что там делает маленький Даниель.
Вот это да: вместо того, чтобы, как он предупреждал, обниматься с матрасом, он влез на одну из скамеек, на соседнее сиденье поставил магнитофон и продолжал упражняться, словно от этого зависела его жизнь.
«Я думал, ты собирался поспать, Даниель!» — сказал я ему. «Да, но! Мне кажется, это место я пою не очень хорошо».
Конечно, я приписывал болтовню Даниеля о «позитивной энергии!» одной лишь силе привычки, но вот вам правда: мальчик был умен сам по себе. Он усек прежде других кандидатов: если я просто встану и спою свою песенку так же, как другие поют свои песенки, я вылечу со скоростью междугороднего экспресса. В общем, он даже за сценой заботился о хорошем шоу. К примеру, на «Top of the pops» в Кельне он явился, похожий на своего рода Робин Гуда — гомосексуалиста: узкая футболка в полоску с глубоким вырезом. А к ней узкие белые брюки чуть пониже колена. Все это трещало на нем по швам.
Я решил, что это уж слишком: «Послушай, Даниель!» — начал я осторожно, — «У меня в гардеробе, кажется, есть парочка симпатичных футболок. Взгляни на них! Может, тебе подойдет какая–нибудь…»
«Нет, спасибо…» — только и ответил Даниель.
Ладно, — подумал я, мои тряпки, наверное, кажутся ему слишком нормальными. Может, его заинтересуют футболки Эстефании: «Знаешь, у Эстефании есть с собой парочка клевых вещиц! Только взгляни на них…»
Даниель немного порылся в чемодане Эстефании, потом поднял глаза и снова повторил: «Нет!»
Ну ладно, не хочешь, как хочешь! Пусть выступает в своем идиотском прикиде. С этой мыслью я закончил свою деятельность модного консультанта.
Я ведь понимаю, что кое–у–кого, несмотря на уговоры, остается своя голова на плечах. Но даже когда несколько минут позднее по недосмотру на девственно белые штаны Даниеля пролился горячий кофе, он отказался снять проклятую тряпку. (Кстати, это был мой кофе. Я нечаянно столкнул свою чашку). Актуальная проблема на тот момент: передача начнется через несколько минут.
«Эй, дайте мне быстро что–нибудь другое!» — закричал бы я на его месте.
Только не Даниель. «Нет, я хочу эти брюки!» — надулся Даниель, — «Эти и никакие другие».
В общем, какой–то ассистент режиссера быстро вытер тряпкой и гелем «Прил» бедра Даниеля (впрочем, в других местах ему, возможно, требовалось оказать первую помощь). Потом его пришлось просушить утюгом, чтобы он не опоздал на передачу (от себя добавлю, что во время всех этих процедур Даниель так и не снял свои треклятые штаны).
Потом, когда все суперзвезды гуськом, словно утята, появились на сцене, публика наградила Александра и компанию аплодисментами. Но вышел Даниель, и — барабанная дробь, «Виват! Виват! Виват!». И плакаты: «Даниель, сделай мне ребенка!»
Иногда игра Даниеля с полами — очки от Нана Москурии прическа, уложенная, как у Дагмар Бергхоф — приводила к причудливой путанице.
Однажды нас втроем с суперзвездой Грасией пригласили на телепередачуРТЛ «Десять волнующих событий столетия». Другие гости: топ–модель Гейди Клум, Зепп Мейер, Петер Устинов и сэр Боб Гелдоф. Этот последний должен был трепаться о своей истории 1985 года «искусственное осеменение в прямом эфире».
Гелдоф, шаркая, вышел на сцену — самые отвратительные ногти, которые я когда–либо видел, и такие волосы, будто в них уже копошились червяки. Сперва он поцеловал Грасию, потому что увидел: Ага, сиськи! Женщина! Поцеловать! А потом увидел Даниеля и, наверное, подумал: Ага, длинные волосы! Девушка! Тоже поцеловать! И от души стиснул его.
(Причем, я должен признаться: когда мы с Даниелем приветствуем друг друга, мы тоже обнимаемся. Однажды я даже поцеловал его в щеку — по ошибке. Но по–моему, ничего ужасного. И, кроме того, если Бобу Гелдофу позволено целовать Даниеля, то и мне тоже).
Тот, кто сейчас думает: «Ага, вот теперь я раскусил этого Даниеля!» — тот сильно заблуждается. Даниель заботится не только о шоу и собственной непохожести на других. Когда он разодет ярко, что твоя канарейка, это в точности соответствует его идеалу красоты. В этом он крайне тщеславен и очень раним:
Несколько недель спустя после завершения проекта «суперзвезда» Даниель с Эстефанией отправился в кино на гамбургский Гусиный рынок. Даниель и Эcтeфaния отлично понимают друг друга, почти как женщина понимает женщину, он относится к ней с большим уважением. Она тоже обожает его, он будит в ней материнские инстинкты. Они оба как раз собирались купить билеты на «Гуд Бай, Ленин».
