Синтия Леннон - Мой муж Джон
В огромной гостиной, куда нас проводили, был накрыт стол, и, когда мы вошли, несколько сотен человек повскакивали с мест и зааплодировали. Нервно и почти на ощупь мы пробрались к своим местам и поняли, что сидеть нам придется на разных концах почетного стола, так что мы даже не сможем, если что, поддержать друг друга. Я очутилась между графом Арранским и эстрадным певцом Марти Уайлдом, который, как оказалось, нервничал не меньше моего. Я не находила себе места от волнения до тех пор, пока мой сосед граф постепенно не успокоил меня дружеской болтовней и парой забавных историй. Через некоторое время я даже стала получать удовольствие от происходящего — до того момента, когда начали подавать последнее блюдо и когда все репортеры и все камеры, как по команде, повернулись к нашей части стола. «Что случилось?» — недоумевая, спросила я шепотом графа. «Я полагаю, ваш муж собирается произнести речь», — ответил он мне так же, шепотом, и тут же отвел глаза, заметив гримасу откровенного ужаса на моем лице.
Я взглянула на Джона, и мое сердце сжалось от сочувствия. Он был мертвенно — бледен и совершенно не готов к выступлению. Если обычно Джон за словом в карман не лез, то выступления на публике ему давались с трудом, особенно когда эта публика была представлена такими влиятельными акулами пера, а у него трещала голова от похмелья.
Как только Джону передали слово, за столом воцарилась тишина. В воздухе зависло напряженное ожидание. Джон — я никогда еще не видела его таким напутанным — с трудом встал, выдавил из себя ровно восемь слов: «Всем вам большое спасибо, мне было очень приятно» — и сел на место. Присутствовавшие на церемонии какое — то время по инерции продолжали молчать, потом послышались приглушенное ворчание и жидкие аплодисменты. Все были разочарованы, обижены и возмущены. Мы с Джоном готовы были провалиться сквозь землю. Чтобы хоть как — то смягчить ситуацию, он потом еще долго и старательно подписывал бесчисленное количество экземпляров своей книги.
Эта впоследствии ставшая знаменитой «речь» Леннона вошла в историю как очередная издевательская гримаса поп — звезды, которую Джон, бунтарь и задира, скорчил снобам из высшего общества. На самом деле все было совсем не так: он тогда просто — напросто запаниковал.
Впрочем, на продажах книги это никак не сказалось. Она хорошо продавалась, и вскоре Джон даже затеял написать вторую, A Spaniard in the Works[24], которая вышла год спустя и имела не меньший успех.
На следующий день после выхода первой книги Джона «Битлз» выпустили свой шестой сингл, Can't Buy Me Love. Предварительные заявки на пластинку с новой песней группы в Англии и Америке насчитывали три миллиона, абсолютный рекорд для того времени. Вскоре после выхода она стала хитом по обе стороны Атлантики. Еще некоторое время спустя «Битлз» заняли шесть верхних мест в американском хит — параде синглов, и на август у них было запланировано очередное турне по Соединенным Штатам.
К тому времени Джорджу исполнился двадцать один год, и он наконец обзавелся постоянной подружкой — моделью по имени Патти Бойд. «Битлз» познакомились с ней на съемках фильма A Hard Day's Night. Ей предложили сыграть в нем небольшую роль школьницы благодаря тому, что она уже тогда была известна по удачному рекламному ролику чипсов Smith's. Она была очаровательной и изысканной блондинкой из Лондона, как и Джейн Эшер, но, как и все девушки битлов, отличалась легким, дружелюбным характером. Мы с Морин, уроженки Ливерпуля, с одной стороны, и лондонские девочки Патти и Джейн, с другой, поладили с самого начала. Между нами было много общего, и мы наслаждались возможностью поделиться друг с другом своими заботами и радостями. Мы сразу увидели, что у Джорджа с Патти все серьезно, и это не могло не радовать, поскольку Джордж до этого долгое время был один, тогда как другие ребята уже давно были при девушках.
Примерно месяц спустя после их знакомства Патти и Джордж поехали вместе с нами на уикенд в Ирландию. Это было замечательной возможностью, во — первых, познакомиться с Патти поближе, а во — вторых, потихонечку сбежать от всех и немного повеселиться. Мы решили, что пресса не должна ни о чем пронюхать, поэтому парни наклеили себе усы, укутались шарфами, нахлобучили на головы шляпы, а мы, в свою очередь, на людях держались от них подальше, как будто их и знать не знали. Мы вылетели из Манчестера на шестиместном частном самолете, и, несмотря на несколько странный вид наших компаньонов и недоуменные взгляды окружающих, благополучно улетели неузнанными. Поселились мы в двух роскошных номерах отеля Dromoland Castle, откуда до ближайшей «цивилизации» было много миль пути. В одном из наших люксов совсем недавно останавливался президент Кеннеди, прислуга привыкла к высокопоставленным гостям и поэтому вела себя любезно и ненавязчиво. Первый день прошел в полном блаженстве и спокойствии. Мы бродили по предместьям замка, купаясь в ощущении полнейшей свободы. К концу вечера усталость, накопившаяся за долгие месяцы, исчезла почти без следа.
На следующее утро мы проснулись под пение птиц у нас под окном, к которому все более явно примешивался нарастающий «гур — гур» человеческих голосов. Выглянув украдкой из — за портьеры в спальне, мы увидели внизу целое море репортеров и фотографов: нас все — таки вычислили. Пресса проникла в наше укромное местечко, чтобы взять первое интервью у Джорджа с его новой подружкой.
Глубоко разочарованные, мы поняли, что находимся в ловушке. Управляющий отеля поспешил на выручку и предложил нам простой, но остроумный план, который позволит обмануть собравшийся внизу народ: Джордж с Джоном выйдут через вестибюль, сядут в машину и отправятся в аэропорт, а Патти и я чуть позже покинем отель через черный ход, переодевшись горничными.
Первая часть операции прошла вполне успешно. Постоянно хихикая, мы кое — как втиснулись в выданные нам черные платья, надели белые фартуки с оборками и наколки. Нас отвели вниз к служебному выходу, где мы забрались в огромные корзины для белья. Согласно задумке, кто — то из служащих отеля должен был вынести нас в этих корзинах и погрузить в присланный из прачечной грузовик. Как только мы отъедем чуть подальше, мы должны были оттуда вылезти и уже нормально, как люди, добраться с нашим водителем до аэропорта. Все было бы хорошо, если бы шофер вызволил нас из корзин и дал нам принять более естественное для путешествующего в автомобиле человека положение. Он же, напротив, приняв груз на борт, тут же ударил по газам, и весь час, пока он мастерски, на хорошей скорости вписывался в крутые повороты, мы болтались по кузову в наших корзинах от одного угла к другому. Вдобавок там внутри было очень трудно дышать, мы боялись задохнуться и орали, как сумасшедшие, но, поскольку водитель нас не слышал, нам оставалось только держаться покрепче да молить бога, чтобы все это побыстрее закончилось.
В аэропорт мы прибыли скрюченными, в синяках, со слезами на пыльных лицах и охрипшими от постоянного крика. Зато наша военная хитрость сработала: пресса так и продолжала толпиться у отеля, не зная, что нас там уже давно нет. Джон с Джорджем, услышав наш рассказ, сочли, что это ужасно весело, и всю дорогу домой дружно подшучивали над нами. Мы с Патти поклялись, что в следующий раз, когда кому — нибудь придет в голову гениальный план, они будут воплощать его сами, а мы отныне намерены выбираться из положения наиболее легким и привычным способом — через вестибюль и главный вход. И все же нам было так хорошо вместе, что уже через несколько недель мы снова отправились отдыхать в том же составе, на этот раз на Таити. Чтобы избежать общения с прессой, мы арендовали яхту, а на место вылетели по отдельности. Мы с Джоном полетели через Гавайи, где за нами увязались толпы газетчиков и фанатов, так что мы снова выдерживали осаду в отеле.
Когда мы наконец встретились с Джорджем и Патти на Таити, наша «яхта» на поверку оказалась рыбацким баркасом почтенного возраста, и первые два дня, не переставая, шел проливной тропический дождь. Кроме прочего, у меня началась морская болезнь, и я уже пожалела, что мы все это затеяли. Однако когда шторм на море прекратился, все наладилось, и мы прекрасно провели время. Команда нашего судна состояла из веселых, трудолюбивых местных жителей и, к нашему счастью, понятия не имела о том, кто мы такие. Кок был большим специалистом по блюдам из картошки, которую он готовил каждый вечер по — разному, так что домой мы с Джоном вернулись, заметно поправившись. Целыми днями мы валялись на палубе, плавали, болтали, ели, и, что самое прекрасное, пресса так и не узнала, где мы находимся.
Вскоре мы с Патти стали настоящими подругами. Я восхищалась ее идеально стройной фигурой и прекрасным чувством стиля, а она, как мне кажется, находила свою прелесть в общении со мной как с человеком, который был с «Битлз» с самого начала и знал слабые и сильные стороны каждого из них. Джон с Джорджем также общались очень легко и непринужденно. Они обычно отправлялись на пляж, в то время как мы с Патти бродили по магазинам. Для нас с Джоном эта возможность отдохнуть вместе дорогого стоила: когда еще мы могли день и ночь находиться вместе, успокоиться и, никуда не торопясь, насладиться обществом друг друга? Все остальное время у нас было заполнено постоянной суетой; мы и встречались — то большей частью в дверях — на входе или выходе из дома. Даже когда мы бывали вместе на официальных мероприятиях, нас почти никогда не сажали рядом, и к тому же столько людей из кожи вон лезло, чтобы привлечь внимание Джона. Так что наше бездельничанье на пляже, прогулки и беседы, взаимные ласки и занятия любовью, плескания в воде были настоящей идиллией. Нам не нужно было стараться «отдыхать хорошо» — мы действительно хорошо, прекрасно отдыхали, потому что были вместе, потому что нам никто и ничто не мешало. В такие часы Джон был по — настоящему счастлив, напрочь забывая об охране, о журналистах, поклонниках и о том, что он все время кому — то что — то должен. Он просто смеялся, валял дурака и наслаждался жизнью.
