Джо Бойд - Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е
23 июня: Liverpool Love Festival[151].
30 июля: Tomorrow; The Knack 7 июня: Денни Лейн; The Pretty Things.
14 июля: Артур Браун; Алексис Корнер; Виктор Брокс.
21 июля: Tomorrow; Bonzo Dog Doo Dah Band.
28 июля: ЦРУ против UFO; Pink Floyd; Fairport Convention.
4 августа Эрик Бердон; Family.
11 августа Tomorrow.
18 августа Артур Браун; The Incredible String Band.
1 и 2 сентября: UFO Festival. Vink Floyd; Soft Machine; Move; Артур Браун; Tomorrow; Денни Лейн.
8 сентября: Эрик Бердон и The New Animals; Эйнзли Данбар.
15 сентября: Soft Machine; Family.
22 сентября: Dantalian’s Chariot включая Зута Мани и его световое шоу; The Social Deviants; The Exploding Galaxy.
29 сентября: Джефф Бек; Ten Years After, New Sensual laboratory Марка Бойла; Контесса Вероника.
Глава 19
Та огромная волна посещаемости и общественного внимания, которая обрушилась на клуб UFO во время первых шести месяцев его существования, возможно, являлась приметой года чудес — 1967-го, но в то же время была и частью общей исторической канвы. Независимо от того, насколько чисты и пылки изначальные намерения, неизбежным результатом большинства художественных или культурных революций становилось удовлетворение жажды общества к острым ощущениям Первым коммерческим «хитом» Лондона стал музыкальный спектакль «Опера нищего», который шел на сцене практически без перерыва с 1721[152] по 1790 год. В его основу легли признания приговоренных к виселице разбойников и воров-карманников, а также напечатанные тексты увековечивших их память баллад. Духовенство и политики-тори были в ярости от успеха пьесы; они чувствовали, что постановка подрывала все, что было хорошего и приличного в английском обществе. Чем, конечно же, и объяснялась ее популярность.
В девятнадцатом веке французы усовершенствовали процесс, с помощью которого недавно разросшейся прослойке буржуазии удавалось не умереть со скуки. Ее сыновья авантюрного склада покидали домашний очаг, расставаясь с безопасным существованием среднего класса.
Они перебирались в мансарды, где жили во грехе с белошвейками, приобретали пристрастие к наркотикам или выпивке, и становились приверженцами радикальных философий. Потом они создавали дерзкий роман (или пьесу, или картину, или стихотворение, или оперу), чтобы дать возможность пережить сильные ощущения тем, кто по-прежнему занимался своим почтенным ремеслом, а в результате получали достаточно средств, чтобы на склоне лет снова обрести прелести буржуазной жизни. Те же самые ритуалы, только ускоренные и осовремененные (а также распространяемые теперь и на дочерей), в наши дни можно проследить на страницах популярной прессы.
Двадцатый век добавил в старую формулу новую характерную особенность. Вовлечение публики в тот мир погибели, который воспевали художники, зашло еще дальше. Единицы из составлявших толпы зрителей «Оперы нищего» мечтали о том, чтобы знаться с ворами и убийцами в реальной жизни. Публика девятнадцатого века любила читать «Сцены из жизни богемы» [153] и ходить в оперу, но никогда бы не поменяла свои благоустроенные дома на мансарды. И большинство не потерпело бы, если бы их дети стали вести себя подобным образом Имевшие место в двадцатые годы поездки белых жителей Нью-Йорка по линии «А» в Гарлем, чтобы попасть на выступление Дюка Эллингтона в клубе Cotton Club, свидетельствовали, что публика стала проявлять интерес к тому, чтобы на собственном опыте испытать, что такое опасная среда И интерес этот был не меньшим, чем к прослушиванию опасной музыки или чтению опасных книг.
Когда проповедники метали в рок-н-ролл громы и молнии за то, что он приобщает невинных белых тинейджеров к пагубному в своей сексуальности образу жизни чернокожих или — Боже упаси! — соблазняет танцевать вместе с ними, они знали, о чем говорят. Тинейджеры пятидесятых в своих развлечениях заходили гораздо дальше, нежели поклонники джаза, посещавшие трущобы за тридцать лет до них.
То, чему Лондон стал свидетелем весной 1967-го, было больше, нежели просто интерес к какому-то новому музыкальному стилю. Это было массовое погрркение в субкультуру, которое дало ей возможность подняться. Мы видели, как неделя за неделей большое количество молодых людей спускается вниз по ступенькам в поисках трансцендентального опыта. Благодаря химическим препаратам в задних карманах брюк моих сотрудников службы безопасности (наемных, конечно же, и не имевших к клубу никакого отношения) они часто его находили. И если пассажиры линии «А» в 1928-м оказывались в небезопасном окружении лишь ненадолго, словно пробуя ногой холодную воду, то в случае с наркотиками дело такой пробой не ограничивалось. В UFO ухмыляющийся крокодил психоделиков оборачивал свои губы вокруг лодыжки, затаскивал внутрь и облизывал с ног до головы. Этот опыт начал изменять общество, но не так, как мы надеялись.
К лету кафтаны и бусы были повсюду, и UFO был переполнен туристами и «хиппи выходного дня». Но были ли мы чем-то иным, нежели просто одной из английских молодежных группировок, исповедовавших свой стиль, последними в ряду после тедди-боев, рокеров и модов? Мы стремились к большему: мы хотели на самом деле представлять для сложившегося общественного порядка угрозу столь серьезную, сколь серьезной она казалась властям.
Марш на Флит-стрит и рассветный призыв Tomorrow к революции произошли в июле, но тот месяц прошел относительно спокойно, и число наших посетителей продолжало расти. Когда же в конце месяца газета News of the World приправила воскресный завтрак нации шокирующими рассказами о «нечестивом вертепе хиппи», мистеру Гэннону позвонил местный полисмен. Он сказал, что если в эти выходные UFO откроется, то будет потребован ордер на рейд полиции, и мистер Гэннон может потерять разрешение на работу своего клуба Наши дни в Шатеу Club были окончены.
Я убедил Centre 42, организацию, созданную драматургом Арнольдом Уэскером для поддержки «рабочего театра», сдать нам Roundhouse[154]. Это было величественное, но обветшалое кирпичное строение вблизи железнодорожной сортировочной станции в Кэмден-Тауне. В ту пятницу перед Шатеу Club мы раздавали листовки, в которых сообщали нашим тусовщикам, что они могут найти UFO (где в тот вечер красной строкой выступал недавно обращенный в психоделическую веру Эрик Бердон) через несколько остановок по северной линии метро. В некоторых отношениях UFO в Roundhouse был великолепен. Необычайно большое пространство помещения и огромная сцена раскрепощали после стесненных пределов Шатеу Club. Я предвкушал будущее, полное больших толп посетителей и стремительно растущих доходов. Однако возникла одна проблема, на которую в тот первый вечер мы едва обратили внимание. После одиннадцати часов вечера улицы заполнялись нетрезвыми постоянными посетителями местных пабов — ирландцами и скинхедами. К некоторым из наших завсегдатаев пристали на улице, но мы не придали этому особого значения.
Однако в течение следующей недели о нас разнеслась молва. До этого момента скинхеды не часто встречались с хиппи, но они могли почуять естественного врага. Как только ребята из числа нашей публики появлялись поблизости, они подвергались нападению. Результатом были сорванные с шей колокольчики, украденные дамские сумочки и синяки под глазом Однажды группа скинов взяла штурмом дверь пожарного выхода и избила всех, кто попался им под руку, включая меня самого. Прибыл немногочисленный наряд полисменов, но им, казалось, доставляло удовольствие наблюдать, как хиппи получают пинки.
Наши охранники у дверей не могли справиться с этими громилами, поэтому я обратился к Майклу Экс и его «Негритянским активистам», чтобы они обеспечили патруль для охраны. Майкл появился на следующей неделе с семью обритыми наголо громадными парнями устрашающего вида, в черных водолазках и узких черных брюках. Позже я познакомился с некоторыми из них: актером, кинорежиссером и писателем — и все оказались добрейшей души людьми. Но когда они бросали грозные взгляды и принимали каратистские позы, скинхеды ведь не могли об этом знать, правда? Однако эти услуги обходились недешево.
Куда бы я ни повернулся, цены взлетали под небеса. Арендная плата была гораздо выше той, что мы платили мистеру Гэннону, к тому же я больше не мог ссылаться на крошечную вместимость зала в качестве оправдания того, что гонорары музыкантов не увеличиваются. Требовалось и больше оборудования для светового шоу, и большее количество персонала. Коммерческие промоутеры, теперь постоянно организовывавшие выступления для Pink Floyd, Soft Machine или Артура Брауна, стали для меня конкурентами. Полные энтузиазма идеалисты, которые в течение долгого времени выполняли большое количество трудной работы, в отсутствие воодушевлявшего их Хоппи начали постепенно исчезать. Неделя за неделей я расплачивался наличными, полученными за вход, с музыкантами, персоналом и покрывал из этого источника и прочие расходы. При этом мало что оставалось (или вообще не оставалось ничего) на оплату моей квартиры или на то, чтобы отложить сколько-нибудь для Хоппи. Впервые UFO начал терять деньги.
