Максим Кравчинский - Музыкальные диверсанты
Летом 1970 года на весь мир прогремело «Ленинградское самолетное дело», когда полутора десятков «отказников» решились на захват лайнера, но были арестованы КГБ и приговорены к длительным срокам.
После неудачной попытки в Ленинграде осенью того же года первый в истории СССР успешный угон в Турцию осуществили литовцы, отец и сын Бразинскасы[38].
«Эпидемия» воздушного пиратства туг же нашла свое отражение в шуточной песне неизвестного автора, которую исполнил Аркадий Северный:
Решили два еврея похитить самолет,
Чтобы таки имели надежный перелет.
Продумали до тонкости возможные ходы
И для конспиративности набрали в рот воды.
Купили в «Детском мире» двуствольный пистолет,
Две бомбы зарядили и спрятали в жилет,
Сварили по цыпленку, махнули два по сто
И мирно сели в лайнер Москва-Владивосток…
Узнав о случившемся, Бикель понял, что откладывать задуманное нельзя, и приступил к записи альбома No more silence («Не могу больше молчать»).
Вкладыш пластинки Теодора Бикеля «Не могу больше молчать»
Заглавная композиция называлась «Отпусти мой народ». Обращаясь к фараону олицетворяющему ареопаг советских вождей, герой призывал «отпустить народ еврейский на родину свою».
Наряду с серьезными на пластинке звучали юмористические вещи:
Люблю тель-авивскую тетю,
Прислала племяннику вызов,
Всех тетей дороже она,
К ОВИРу направился я…
В инструкциях КГБ Бикель проходил как ярый пропагандист сионизма, что, в общем-то, соответствовало действительности. Достаточно было услышать такой текст:
Здесь нет капитализма и право есть на труд,
Но все же на работу евреев не берут,
Здесь право есть на очередь за водкой и мацой,
Но права нет на очередь за визой выездной…
На мой взгляд, самой сильной песней там является переделанная композиция Юлия Кима «Сердце косолапое». В концепции издания она зазвучала абсолютно по-иному:
Ах ты, сердце мое косолапое,
Отчего же ты молчишь, кровью капаешь,
Кровью капаешь, да в пыль дорожную,
Не проси ты у меня невозможного.
Ах, Луна, да ты, Луна, за заборами,
Псы голодные бегут за которыми,
Не могу никак решить одну задачу я:
Отчего же у собак жизнь собачья?
За такую пластиночку, найденную при досмотре во Внукове или Шереметьеве-2, можно было быстро отъехать в прямо противоположном Тель-Авиву направлении.
Выдержка из приказа Главного государственного таможенного контроля при Совете министров СССР — предметы, запрещенные к ввозу в СССР:
Произведения печати, клише, негативы, заснятые пленки, фотографические снимки, киноленты, видеозаписи, носители магнитной информации для ЭВМ, рукописи, грампластинки и другие звукозаписи, рисунки и иные печатные и изобразительные материалы, направленные на подрыв советского государственного и общественного строя, нарушение территориальной целостности и политической независимости, государственного суверенитета, пропагандирующие войну, терроризм, насилие, расизм и его разновидности: сионизм, антисемитизм, фашизм, национальную исключительность и религиозную ненависть, а также материалы порнографического и вульгарно-эротического содержания.
Тем не менее за железный занавес эти песни перелетели.
В 1977 году в качестве представителя американской актерской гильдии Бикель прибыл на конгресс в Москву. Ускользнув от всевидящего ока КГБ, он, вооружившись полученной в Нью-Йорке инструкцией, отправился навестить известного отказника Владимира Слепака. Как шпион из романов Джона Ле Каре, он разыскал квартиру диссидента и был очень удивлен, когда ему тут же включили его собственную кассету. Но больше всего «туриста» поразило обилие символики Государства Израиль в квартире Слепака. Чего-чего, но такого он никак не ожидал встретить в центре коммунистической столицы. Все свободное пространство занимали израильские флаги, плакаты, звезды Давида, мено-ры и даже календари спортивного клуба «Маккаби».
В ту поездку он, убедившись, что от слежки удалось оторваться, навестил Владимира Слепака второй раз. После традиционного чая и обсуждения «хроники текущих событий» Бикель снял со стены гитару и два часа услаждал слух хозяина квартиры песнями с его любимого альбома «Не могу больше молчать».
Пластинка оказалась во всех смыслах долгоиграющей: до середины восьмидесятых Бикель множество раз принимал участие в демонстрациях у советского посольства в Нью-Йорке, всякий раз распевая «Отпусти мой народ, фараон» и издавая другие «ноты» протеста.
Музыкальный манифест Теодора Бикеля вызвала большой резонанс и несколько раз переиздавался. По воспоминаниям артиста, все средства от реализации диска он направил на учреждение специальной стипендии в Еврейском университете Иерусалима для эмигрантов из СССР. Этот фонд существует и сегодня.
Что ж, дело получилось благое. Но недаром евреи считаются людьми предприимчивыми, и многие из них способны делать деньги на всем.
Музыкальный гешефт
Коллега и соплеменник Бикеля, израильский певец Давид Эшет, привлеченный шумным успехом альбома No more silence, решается продать публике тот же товар, но в другой упаковке. Год спустя, осенью 1972 года, в Тель-Авиве широко анонсируется релиз его диска Forbidden songs («Запрещенные песни»). Чтобы ни у кого не возникало сомнений, где эти самые песни «форбидден», на обложку поместили большую цветную фотографию Красной площади.
Израильский певец Давид Эшет (р. 1933) записал в 1972 году пластинку «Запрещенные песни»
Но если кто-то из покупателей новинки готовился бросаться навзничь и закрыть уши. чтобы не попасть под осколки этой музыкальной «гранаты», то его ожидал лишь жалкий пшик, правда, с примесью веселящего газа.
Давид Эшет включил в издание дюжину вещей (причем в переводе на идиш!), среди которых оказались: «Чубчик», «Эх, Андрюша», «Две гитары», «Бубенцы», «Любимый город» и даже песенка Юрия Саульского и Михаила Танина
«Черный кот».
Жил да был черный кот за углом,
И кота ненавидел весь дом,
Только песня совсем не о том,
Как поссорились люди с котом.
Говорят, не повезет,
Если черный кот дорогу перейдет,
Но пока наоборот:
Только черному коту и не везет…
Интуиция подсказывает мне, что произошла «техническая ошибка» и «Черный кот» должен был быть другой «породы» — не Танина, а Окуджавы. Аллегорическая вещь Булата Шалвовича укладывается в концепцию альбома и хоть как-то созвучна тому контексту, в котором упоминается ниже в аннотации. Вот фрагмент текста Окуджавы:
…Он в усы усмешку прячет,
темнота ему — как щит.
Все коты поют и плачут —
этот Черный Кот молчит.
Он давно мышей не ловит,
усмехается в усы,
ловит нас на честном слове,
на кусочке колбасы.
Он не требует, не просит,
желтый глаз его горит.
Каждый сам ему выносит
и «спасибо» говорит.
Он и звука не проронит —
только ест и только пьет.
Грязный пол когтями тронет,
как по горлу поскребет…
Нашлось тут место и для баллады Галича «Старательский вальсок» («Промолчи — попадешь в палачи…» на пластинке — «Молчание — золото»), и песни Дулова на стихи Евтушенко «Бабий яр» («Простите меня»). Но это, пожалуй, единственные треки, которые можно причислить к разряду «запрещенных». Хотя на заднике конверта располагалась статья, которую предваряло объявление: «По очевидным причинам имена авторов не могут быть названы»!
И далее:
«Эта пластинка — собрание “Запрещенных песен”, созданных, записанных и спетых, но никогда не опубликованных в СССР. Тексты этих песен секретно переписываются и передаются из рук в руки. Их авторы скрывают свои имена из страха преследования и заключения в тюрьму. Такие песни, как “Без вины виноватые”, “Молчание — золото”, “Простите меня”, “Черный кот" и другие, не поются жизнерадостной молодежью открыто. Они поются тайно, приглушенными, но четкими голосами.
