Мик Уолл - Когда титаны ступали по Земле: биография Led Zeppelin[When Giants Walked the Earth: A Biography of Led Zeppelin]
Но кошмар не кончился. Когда где–то через милю Коул остановился, чтобы пописать, машина начала медленно скользить с дороги в сторону обрыва. Запрыгнув в машину, Коул вывернул руль в последний момент, остановив ее, когда все пассажиры одновременно заорали на него. В итоге все они добрались в аэропорт живыми, а немного спустя прибыл Кенни Пикетт, который также проигнорировал предупреждение полиции, но не был столь удачливым в том, чтобы держаться на проезжей части, поскольку пробил ограду чьего–то двора, перед тем как выровнять машину и продолжить езду. «Грипп сделал [Пейджа] полностью рассеянным», и он сказал «Рикардо», что тот герой. Джонс, пребывавший в крайнем гневе, был настолько истощен, что не мог говорить. Бонэм истерично смеялся. Плант, который в один момент нырнул головой в водительское сиденье, чтобы постараться нажать на тормоз руками, считал, что Коул должен быть уволен за свои возмутительные действия. Он уже никогда не сможет полностью доверять гастрольному менеджеру.
Мама с папой всегда хотели для тебя самого лучшего. Хорошую уважаемую работу за столом, что–то такое, что могло обеспечить некую защищенность, о которой они сами мечтали в годы войны. Ты все понимал, но если для тебя все было иначе — почему они не могли этого заметить? Они просто не понимали. Даже когда ты пытался должным образом поговорить с ними, не теряя голову и не бросая всю затею на полпути, они просто не слушали. Папа говорил одно, мама — другое. Ты опять говорил что–то еще. Споры все повторялись и повторялись. Снова и снова о твоих волосах. Они были не такими уж и длинными. Никто больше не ходил с коротко остриженными затылком и висками, так почему ты должен? А когда вы не спорили, то почти не говорили друг с другом, сидя за столом во время еды, едва ли произнося хоть слово, а отец и вовсе даже не смотрел на тебя.
Годы спустя ты будешь романтизировать этот унылый период своей жизни. «Я отваживался возвращаться домой только ночью, потому что мои волосы были такими длинными, — улыбнешься ты. — Поэтому я ушел из дома и занялся настоящим образованием, переходя из группы в группу, углубляя свои знания блюза и другой значительной музыки». Но так просто никогда не было. К тому времени, когда ты закончил среднюю школу, у тебя уже были регулярные выступления в блюз–клубе Seven Stars, где ты выходил и пел несколько мелодий, если и когда тебе позволяла штатная группа The Delta Blues Band. Отец, по крайней мере, согласился подвозить тебя туда и забирать обратно раз в неделю. Ты мечтал о том, что однажды вечером он зайдет, чтобы посмотреть, как ты выступаешь, — услышать, как ты громко поешь ‘I’ve Got My Mojo Working’ или ‘Route 66’, — и изменит свое мнение, но без вариантов, дружище. Даже когда ты время от времени объединялся с гитаристом, игравшим на акустике, чтобы подзаработать в фолк–клубе, исполняя ‘Corinna, Corinna’ или ‘In My Time Of Dying’ с первых двух альбомов Дилана, материал, который не имел ничего общего с The Beatles или поп–музыкой, твой отец по–прежнему смотрел на это, как на абсолютно бесполезную потерю времени.
В любом случае, тебе не было особого дела до того, что думает твой отец. К концу 1964-ого ты сменил стрижку под модов. Вместо нее ты отращивал более пышную шевелюру, постоянно стоя перед зеркалом и расчесывая ее одной из тех специальных парикмахерских расчесок с бритвой. Если бы твои приятели тебя увидели, они бы сказали, что ты педик, но тебя это не волновало. Смотрелось хорошо, и девчонкам нравилось. К тому времени твои кудрявые светлые волосы спускались тебе на плечи. Ты пытался скрыть их длину, покрывая их гелем Dippety‑Do, но старик все равно ворчал. Теперь ты слышал об этом уже не только дома. Тебе говорили об этом на улице, в пабе, в автобусе. «Постригись!» — было самым частым. «Чертов педик!» Или «Долбаный гомик!» Но вместо того чтобы отпугнуть тебя, это только способствовало тому, что ты становился все более и более дерзким, изображая женственность на сцене, плавно двигаясь, ухмыляясь, как только ты ловил взгляд одной из девчонок, протиснувшихся вперед толпы. Вдалеке их парни с рабочими и школьными прическами с отвращением наблюдали за этим. Иногда они даже подходили к тебе после концерта. К счастью, ты был высоким и хорошо умел разговаривать, иначе этих раздраженных парней подходило бы еще больше.
Однако тебе пришлось проявить мужество, когда мама с папой в итоге заставили тебя пойти на собеседование на «приличную работу» практикантом дипломированного бухгалтера: к чему можно было стремиться, — сказали они, — когда ты закончишь колледж. Действительно, когда ты окончил колледж в 1965-ом, ты оказался на работе в этом ужасном, омерзительном, скучном чертовом офисе. Но ты не собирался стричь волосы. Не дождутся. Ты просто еще сильнее мазал их Dippety‑Do, а остальное прятал под воротничок и галстук. И большую часть вечеров ты по–прежнему проводил не дома, выступая или смотря на других певцов, возвращаясь на работу на следующий день выжатым, как лимон, и цифры на арифмометре расплывались перед твоими красными глазами. Ты отработал всего две недели, пока тебя не отозвали в сторону и не сообщили тебе, что ты, видимо, не подходишь.
Прекрасно. В любом случае, кому есть дело до того, что там думает какой–то старый дурак в блестящем костюме? Тебя волновало только то, что думает аудитория и другие певцы и музыканты, с которыми ты теперь встречался и общался ночами, привирая насчет своего возраста и недостатка опыта, стараясь приноровиться к компании, которую было сложно узнать, если только ты уже не был каким–то образом одним из них, чего ты отчаянно хотел. Поэтому ты сконцентрировался на пении. Начал звучать уже не как взволнованный школьник, а больше как, по твоему мнению, следовало. Менее манерный, более земной и настоящий, ты начал расправлять плечи и действительно испытывать собственные силы. Чем больше ты делал это, тем сильнее возрастала твоя уверенность. Ты знал, что в техническом плане ты не так уж хорош, но не понимал, как стать лучше без кого–нибудь, кто бы показал тебе, научил тебя. Но ты знал, что никто не сможет научить тебя тому, что ты хотел делать — рычать, как Хаулин Вулф, хрипеть, как Букка Уайт, реветь, как Элвис, и орать, как Литтл Ричард. Ты знал, что твой голос не такой чистый, как у них, знал, что ты не можешь взять серебряную ноту так, как мог Рой Орбисон, — но кто еще может? Но ты знал, что ты пытался и подходил все ближе, ты чувствовал, каждый раз, когда твое сердце уходило в пятки и ты поднимался на сцену. Научившись держать микрофон, особым образом отталкивая его ото рта во время длинных припевов и возвращая его ближе на куплетах, замечая, как стон или вздох могут быть столь же эффектны, как и протяжный крик. Как протяжный крик иногда мог быть лучше всего остального…
«Мне предстояло еще много работы над голосом, — говорил Плант о своих первых днях с Zeppelin. — Но в то же время энтузиазм и искра работы с гитарой Джимми проявляли себя достаточно хорошо. Все это было довольно приземленно. Все складывалось для нас в фирменный стиль. Мы узнавали, что лучше всего заводит нас и от чего тащится публика». К моменту, когда они с Zeppelin вернулись в Лос — Анджелес, чтобы сыграть в Whisky A Go Go, о группе уже говорили, хотя альбом еще не был выпущен. Радио начало проигрывать его предварительные копии, и каждую ночь толпы выстраивались около их гримерки, включая красивеньких девочек, которые внезапно стали заинтересованы не меньше, чем парни с серьезными лицами, наводнявшие музыкальные магазины, чтобы заказать собственную копию альбома.
Хотя Лос — Анджелес не был столицей американской индустрии звукозаписи, все еще находясь на скромном третьем месте позади Нью — Йорка и Сан — Франциско, но Whisky был первым престижным местом в туре. Для группы было забронировано совместное проживание с Элисом Купером на пять ночей, и ожидалось, что в течение этого времени там должны появиться сливки музыкального бизнеса города. По иронии судьбы, это был первый раз во время тура, когда группа не выполняла свою задачу в необыкновенно нервозном состоянии души. Осознавая всю важность предстоящего, они, тем не менее, были очарованы Лос — Анджелесом, великолепной погодой, эффектными девушками, общей атмосферой непринужденности места и людей, так что пять выступлений в Whisky практически казались передышкой, разогревом перед более трудной задачей появления в Сан — Франциско, которое последует незамедлительно.
Само место лишь вдохновило их еще больше. Оно находилось на бульваре Сансет, в здании, которое когда–то было филиалом Bank of America — чему было обязано своей промышленной зеленой окраской — с нишами для сейфов и касс, которые были переделаны в небольшую сцену, обрамленную нелепо крупными динамиками. На сцене также было несколько стеклянных клеток, в которых стайка девушек в миниюбках посменно танцевала ночь напролет. В подобное место Zeppelin с радостью пошли бы, если бы даже не выступали там. Так получилось, что им предстояло наслаждаться им пять ночей. В частности Джимми, который уже выступал там раньше и всегда хорошо проводил время в Л. А., был в своей стихии, несмотря на продолжающееся недомогание от гриппа.
