Дитер Болен - За кулисами
«Послушай», — сказал Фалько тихим голосом, — «я решился изменить всю свою жизнь! Я как раз познакомился с одной женщиной. Я хочу завести еще детей. Я хочу огромную семью. Мы с моей новой как раз переезжаем в новую квартиру. Это стоило мне несколько миллионов. Это начало моей новой жизни».
А я вдруг подумал: Черт возьми, Фалько! Ты говоришь так убежденно, так вдохновенно. «Раз уж ты заплатил столько денег», — воскликнул я, — «Твоя новая конура, наверное, клевая? Она должна быть просто супер за такие бабки».
«Ну-у», — ответил Фалько, — «все–таки лучше всего я чувствую себя, если мне случается переночевать у старых друзей. Они живут просто и обыденно. Тогда и я становлюсь самым обычным Гансом. Тогда я чувствую себя дома, тогда я счастлив. И когда моя маленькая дочь смотрит а меня своими большими глазами, я знаю: она — часть меня. Она любит меня. Она любит меня таким, каков я есть».
Вау, вот это слова от чистого сердца, — думал я. У меня возникло ощущение, что я вижу перед собой настоящего, не лгущего Фалько. И он действительно открыл мне свое сердце.
В тот миг подошел фотограф «Браво» Фридерик Габович. Он с камерой сопровождал нас на съемках «Блу Систем». Едва он увидел меня и Фалько, как крикнул восторженно: «Эй, парни, вы так здорово сидите! Выйдет классное фото! Мистер Австрия встречается с мистером Германия! Придвиньтесь–ка поближе друг к другу!»
Мгновение, и — как будто кто–то открыл окошечко и вставил в спинку зайцу батарейку «Дюраселл». Я не знал, верить ли своим глазам.
Фалько принялся рьяно позировать, провел рукой по волосам, осклабился своей стандартной улыбкой, обнажив белые зубы, словно комиссар. Едва фотограф ушел, как из него, словно из воздушного шара, — «Пффф» — выпустили воздух. Он сидел, погруженный в себя, словно маленький мальчик, который хочет на ручки.
«Скажи–ка», — поинтересовался он, — «Как было у вас с Модерн Токинг, когда вы были на гребне успеха?»
«Ну», — ответил я, — «в начале мы были для людей самыми лучшими, самыми клевыми, величайшими. Босс из любой фирмы звукозаписи, любой проныра с телевидения, — все лезли нам в задницу. А потом мы с Toмacом расстались, и я остался совершенно не у дел. Конечно, это был отвратительный опыт. Меня застали врасплох. Безо всякого предупреждения».
Казалось, Фалько нравилось слушать это: как известно, разделенное горе — пол горя, как частенько говаривала бабушка Болен. Я был для него подтверждением того, что и другим не всегда везет. Я сидел перед ним, как живое доказательство того, что можно снова встать на ноги, и в конце концов все будет хорошо.
«Я сейчас записываю новый сногсшибательный альбом», — вдруг сообщил он с радостью в голосе, — «Это просто мега! Это произведет эффект разорвавшейся бомбы! Мой менеджер тоже считает: вещь — супер! На ней записано по меньшей мере двенадцать хитов. Среди такого количества хитов мы даже не знаем, какой выбрать в качестве первого сингла».
Мне это показалось дерьмовой ерундой. Потому что если певец утверждает: «В моем альбоме двенадцать супер–хитов!», это кажется весьма и весьма подозрительным. Так хорошо не поет ни один человек, даже Мадонна. Тут не хватает хорошего менеджера, который скажет: «Парень, живо в студию! Давай еще разок поработаем над этим!» Это подходило к тому, что я слышал о менеджере Фалько. Должно быть, он был порядочным тупицей. Один из многих двуличных подлипал на его шее, который не видел разницы между детской дудочкой и духовыми инструментами, и лишь заговаривал Фалько зубы. Дело в том, что он все время боялся: если я сейчас скажу что–нибудь ему наперекор, он отошлет меня назад, туда, откуда я вышел — на медиа–рынок, к моим картонным коробкам. Уж лучше сказать: «Это так грандиозно, то, что ты делаешь! Вместе мы сильны!» (+глупы=мы идем ко дну).
«Скажи–ка, Дитер», — размышлял Фалько, — «ты и я! Собственно, мы могли бы сделать что–нибудь вместе. Как тебе? Хочешь?»
«Ну», — уклонился я от ответа, — «в принципе, почему б и нет. Но для этого ты должен приехать в Гамбург, ко мне в студию. На пробы».
Самокритика, которой Фалько недоставало, его слепота все–таки немного настораживали меня. Дитер, лучше держись от него в стороне, крошка, — казал мне мой внутренний голос. С таким винегретом — менеджер Фалько плюс дуэт продюсеров из Голландии Голланд энд Болланд, которые плели интриги на заднем плане, — я не желал иметь какие–то дела. Опробуй сперва этих парней, думал я. И если после этого ты будешь все еще не против, ты знаешь, где меня найти.
К тому же, музыкальный стиль Фалько был не по моей части. Он не умел петь, он только читал рэп. А о таком здесь–и–сейчас-я–прочитаю–вам-рэп я не имел ни малейшего понятия.
Возможно, я все–таки попытался бы, в глубине души я все еще оставался фанатом Дитером Б. Из ХХ. Да и сама идея поспособствовать успеху Фалько привлекала меня. Но если меня что–то и отпугивает, так это опаздывающие и те, кто забывает о назначенной встрече. Уж в этом Фалько был королем. В этом отношении его слава в бизнесе была непререкаема.
Фалько так и не приехал ко мне в Гамбург. Он не позвонил. Все было так, словно и не было этого двухчасового разговора на рельсах в Вене. Как и было объявлено, через два месяца вышел его альбом» Data De Groove». Это был высший мега–супер провал года. В карьерном плане Фалько окончательно канул в никуда. Все прошло.
Через три года я услышал, что у него отняли даже его любимую дочь. Его бывшая залетела не от него. И теперь он должен был доказывать свое отцовство, пройдя паршивый тест.
Его явно водили за нос, как маленького мальчика. И ребенок, которого он любил, стал частью обмана. Только настоящий мужчина может справиться с этим. Мне было страшно жаль Фалько. Я был крепко убежден в том, в тот миг в нем умер борец. Признаю, и со мной могло быть то же самое.
У нас поговаривали, что с того момента он стал выкуривать в день по четырнадцать или шестнадцать сигарет. Он пьянствовал, нюхал и курил наркоту что было мочи. Как у певца у него не было ни единого шанса.
Зловещий принцип музыкального бизнеса гласит: мертвый преуспевает сильнее, чем живой. Привет от Ван Гога. Он голодал при жизни. А теперь за его картины коллекционеры платят бешеные деньги, десятки миллионов долларов.
А Фалько? Когда он погиб в автокатастрофе с 1,5 промилле алкоголя, 2604 нанограмма кокаина и щепоткой марихуаны в крови, его альбомы разобрали, как горячие пирожки: «Out of the Dark», его последнее, незавершенное творение, был распродан еще до релиза.
Восемьдесят процентов людей из шоу–бизнеса пьянствуют или принимают наркотики. Не потому, что это весело. А из–за боязни, что у тебя снова все отнимут. Как у Фалько.
1992
Эва Герман или рыба в малиновом соусе
Чтобы сразу все прояснить, скажу, что я не лежал в постели с Эвой Герман. Зато нас связывают крепкие платонические отношения, в которых всегда речь почему–то заходит о мужчинах и жратве. Началось все с того, что мы совершенно неромантично повстречались за кулисами ток–шоу на НДР (северо–немецкой радиостанции), говоря точнее, в тамошней столовой для сотрудников. Тогда здесь можно было поесть за несчастных восемьдесят пфеннигов, хотя в супе было подозрительно много блесток жира, а все блюда выглядели довольно вредными для здоровья.
Основание для моего нахождения там: я был приглашен на шоу в качестве гостя. Дело в том, что на «шоу НДР» нужно приходить аж к семи, даже если передача начинается в десять. Почему — никто не знает. В результате, самое позднее, через двадцать минут приходится спускаться в столовую и убивать время там.
Через три столика от меня сидела Эва с чашкой кофе и тоже ждала, в данном случае, когда ее муж закончит работу. Хотя в том, что касается мужей, с Эвой легко запутаться, в то время ее супругомбыл пухленький обладатель роскошных усов по имени Хорст — Вольфганг «Вольфи» Бремке. Этот Вольфи по совместительству был в НДРне только спонсором курсов Эвы для дикторов новостей, но и ведущим ток–шоу НДР. И теперь я ждал, чтобы он вызвал меня к себе. Манера Бремке брать интервью была всегда одна и та же: он подвешивал большой микрофон, строил из себя эдакого хитрюгу, мальчишку типа «господин учитель, я кое–что знаю». Возможно, он чувствовал себя великим, если мог помучить своих гостей. Что у него, впрочем, получалось не очень. Короче говоря, тип был — бее, мерзость!
После того, как Эва в пятый раз выдоила кофеварку, ей вздумалось заговорить со мной: «Привет, Вы случайно не Дитер Болен? Я Эва Герман, мне приятно познакомиться с Вами! Мне очень нравится Ваша музыка».
«Привет, фрау Герман!» — ответил я с просто суперправильным произношением. Дело в том, что я, к счастью, вовремя заметил, что она выговариввает «Герман» как «Герман», а не как «Херрманн». Два года назад Эва из соображений имиджа смягчила произношение своего имени, вырезав одно «р» и одно «н».
