Мария Залесская - Вагнер
Вагнер жестоко ошибался. Ему не нужна была «солидная опора, лишенная всяческого идеализма». Ему нужна была родственная душа, которая, напротив, понимала бы его и вдохновляла на «погоню за высшей целью». Именно отсутствие духовной близости с женой и толкнуло его впоследствии на поиск утешения у других женщин.
В 11 часов утра 24 ноября 1836 года Вагнер и Минна торжественно обвенчались в соборе Кёнигсберга. Во время венчания у Вагнера случилось пророческое озарение: «…мне, словно в видении, ясно представилось, что всё мое существо находится во власти двух струящихся одно поверх другого течений, увлекающих меня в совершенно противоположные стороны: верхнее, обращенное к солнцу, уносило меня вперед, между тем как нижнее сковывало мне душу глубокой, полной страха, непонятной тоской»[90]. Тогда он не придал этому своеобразному предчувствию никакого значения…
Став почтенным семьянином, в оставшееся до вступления в должность капельмейстера время Вагнер, пребывавший в счастливой уверенности, что «достиг спокойной пристани» женатого человека, работал над несколькими сочинениями.
В первую очередь это была большая концертная увертюра «Правь, Британия!» (Rule Britannia!), которая стала для автора значительным шагом в развитии его таланта, склонного к экспериментированию: к полному составу симфонического оркестра композитор добавил еще состав военного оркестра, что создавало удивительные акустические эффекты.
Кроме того, он разрабатывал два замысла, которым так и не суждено было осуществиться: увертюру «Наполеон» и очередной оперный сюжет по сказке из «Тысячи и одной ночи» «Мужская хитрость больше женской»; композитор назвал свое будущее сочинение «Счастливое медвежье семейство» (Die glückliche Bärenfamilie). Но непредвиденные осложнения материального характера на время отвлекли его от сочинительства.
Не успел Вагнер в начале апреля 1837 года официально занять должность капельмейстера, как в мае директор Хюбш (Hübsch) объявил о закрытии театра из-за нехватки средств. Рихарду пришлось приложить все силы к тому, чтобы не допустить краха. Его поддержала труппа, отказавшаяся от части жалованья. В таких условиях Вагнер старался не терять мужества. Ему как никогда требовалась поддержка не столько коллег, сколько жены. Но именно она и оказалась неспособной выдержать первый удар судьбы.
Тяжелое материальное положение семьи создало благоприятную почву для начала разлада между молодыми супругами. Минна, посчитав, что муж не способен достойно содержать семью, начала заводить более чем сомнительные знакомства, чем причиняла Вагнеру нестерпимые муки ревности. Между супругами вспыхивали бесконечные ссоры. Театр едва держался на плаву, а тут еще объявился некий богатый купец Дитрих (Dietrich), взявший на себя роль покровителя женской части труппы; как вспоминал впоследствии Вагнер, «он часто приглашал к себе на обеды избранных актрис… держался с аффектированной английской комфортабельностью, что было высшим идеалом в глазах немецких коммерсантов»[91]. Этот самый Дитрих стал оказывать особые знаки внимания Минне…
Рихарду приходилось, стиснув зубы, терпеть всё это ради своих коллег. Но вот настало памятное утро 31 мая. Минна и ее дочь Натали, жившая под видом ее сестры вместе с супругами с полного согласия Вагнера, провожали его, собравшегося идти в театр, до двери. Неожиданно обе женщины бросились за ним и со слезами на глазах стали крепко обнимать. Вагнер был удивлен столь бурным проявлением чувств, но, не подозревая ничего плохого, спокойно отправился на службу. «Измученный работой и неприятностями целого дня, — писал он в мемуарах, — смертельно усталый, бледный и голодный, я поздно вернулся домой, но, к моему удивлению, стол не был накрыт и Минны не оказалось дома. Служанка сказала мне, что Минна днем ушла с Натали и с тех пор не возвращалась. Я вооружился терпением и в изнеможении опустился на стул у рабочего столика, который я в рассеянности открыл. К моему удивлению, он был пуст. Охваченный страшным подозрением, я вскочил и бросился к платяному шкафу, но при первом взгляде убедился, что Минна больше не живет в этом доме»[92].Вскоре Вагнер узнал, что Дитрих утром этого дня также покинул Кёнигсберг.
Страшная правда открывалась Вагнеру во всем своем неприглядном свете. Тем не менее, спешно одолжив денег для путешествия (для этого ему пришлось задержаться в Кёнигсберге на целых два страшных дня), он бросился вдогонку за беглецами и 3 июня нашел Минну в Дрездене в домике ее родителей. Между супругами состоялось бурное объяснение. Она обвинила его в дурном обращении, бесконечных ссорах и шатком материальном положении, к которому, по ее словам, он оставался «глух и слеп». Вагнеру еще пришлось оправдываться. Он объявил Минне, что на этот раз у него есть все основания надеяться на получение места дирижера в открывающемся в новом сезоне Немецком театре в Риге, что, несомненно, упрочит их достаток.
Видимое примирение состоялось. Вагнер поспешил в Берлин подписывать рижский контракт. По возвращении он предложил Минне пожить в маленькой уютной гостинице на берегу Эльбы в ожидании переезда в Ригу. Каковы же были его негодование и отчаяние, когда, отпустив жену в небольшое путешествие для рассмотрения якобы предложенных ей нескольких выгодных контрактов, Вагнер узнал, что она снова исчезла. И снова рядом с ее именем упоминалось имя Дитриха! «Теперь я имел полное право обратиться к судьбе с вопросом, за что в столь ранние годы я обречен на испытания, способные отравить всю жизнь»[93].
Возможно, в сложившейся ситуации Вагнер не раз с отчаянием думал, что Фридрих из его «Запрета любви» был не так уж и неправ, пытаясь наказать смертной казнью коварную измену! Во всяком случае, пребывание в Кёнигсберге осталось для композитора «одним из печальнейших воспоминаний молодости».
Пережив и личную трагедию, и окончательное закрытие Кёнигсбергского театра из-за банкротства, в конце августа 1837 года Вагнер соответственно новому назначению отправился в качестве капельмейстера в Ригу. От мрачной депрессии его удерживали только новые творческие планы. В частности, свои взгляды на развитие оперного искусства Вагнер отражает в новой статье «О драматическом пении». Кроме того, прочитав роман Бульвер-Литтона[94] «Кола ди Риенци»[95], он стал разрабатывать план большой оперы[96], построенной на его сюжете. Кроме того, организация рижского театрального предприятия выгодно отличалась от тех небольших немецких театров, в которых Вагнеру приходилось служить до сих пор. Можно сказать, что жизнь начала налаживаться.
«Жалованья Вагнеру дали 800 рублей в год как старшему капельмейстеру… Вагнер на первое время занял квартиру мрачную и грязноватую над кабаком», — пишет известный историк театра Всеволод Евграфович Чешихин в работе «Вагнер в Риге»[97]. Зато находилась эта квартира совсем близко от театра, что было очень удобно.
Душевная рана уже начала затягиваться, когда неожиданно Вагнер получил от своей неверной жены «поистине потрясающее» письмо. Она открыто сознавалась в неверности, но писала, что лишь отчаяние толкнуло ее на этот шаг, что здоровье ее подорвано, что она осознала свою вину и желает лишь вымолить прощение, так как только теперь осознала истинную силу своей любви к мужу. Надо было быть таким неисправимым романтиком и идеалистом, каким был Вагнер, чтобы в очередной раз поверить вероломной женщине, пойти ей навстречу и пригласить приехать в Ригу вместе с сестрой Амалией, для которой зять добился получения ангажемента в рижском Немецком театре (Амалия была неплохой певицей). Вагнер ни на минуту не подумал о том, что, скорее всего, отношения Минны с ее любовником просто зашли в тупик и она решила, что всё же будет надежнее вернуться к мужу, чем пытаться собственными силами зарабатывать себе на хлеб, тем более что ее здоровье действительно оказалось подорванным.
Девятнадцатого октября состоялось воссоединение супругов. Сохранив видимость счастливой семейной жизни, Вагнер принялся за работу. Первый заказ, сделанный ему в Риге, предполагал написание к дню тезоименитства российского императора Николая I «Национального гимна» на текст поэта X. Ф. Бракля. Фактически это должен был быть немецкий вариант русского гимна. Вагнер выполнил заказ, и «Национальный гимн» был торжественно исполнен 21 ноября.
В Риге Вагнер с радостью встретил своего старого приятеля Генриха Дорна. Тот занимал должность младшего капельмейстера, которая не вполне устраивала его. Но об этом чуть позже…
Всю зиму 1837/38 года Вагнеры и Амалия провели в упомянутой выше тесной квартирке в Старом городе. Минна присмирела, а Рихарда всецело занимала новая опера — «Кола ди Риенци, последний из трибунов». Но судьбе было угодно преподать ему еще один болезненный урок.
