Генри Джеймс - Бостонцы
– Судя по вашим словам, вы решили, что мои способности невелики.
Он заколебался перед тем, как ответить, пока его длинные ноги с лёгкостью приноровились к её стремительному шагу, к её очаровательному, трогательному, торопливому шагу, который выдавал весь трепет, который она пыталась скрыть.
– Огромные способности! Но вовсе не в той области, где вы пытаетесь их использовать! Совершенно в другой области, мисс Таррант! И способности – это не то слово. Настоящая гениальность!
Она почувствовала, что он пристально посмотрел не неё после этой реплики и начала краснеть. Если бы он задержал этот взгляд на ней немного дольше, она бы назвала его дерзким. Верена пыталась успокоить себя старой присказкой Олив: «Сотни людей будут смотреть на тебя». Но сейчас всё изменилось – она не могла больше выдерживать пристальное внимание одного человека. Ей хотелось снова сделать его посторонним, отделиться от него и поэтому она задала ещё один вопрос:
– Я так понимаю, вы считаете женщин неполноценными?
– В том, что касается общественных, гражданских целей – да, абсолютно слабыми и неприспособленными. Ничто лучше не свидетельствует о смутном времени, как то, что мужчины начинают считать иначе. Но личное, интимное – это совсем другое дело. В семейной жизни и домашних делах…
Верена прервала его с нервным смешком:
– Не продолжайте – это пустые фразы!
– Да, но они лучше тех, которые говорите вы, – сказал Бэзил Рэнсом, выходя вместе с ней из ворот парка. День был великолепен, и его сияние заставляло Рэнсома думать, что до вечера ещё далеко. Позади них простирались беседки и искусственные озёра, и пасторальные пейзажи, наполнявшие весь район свежестью и широтой открытого пространства. Дома цвета шоколада, выстроились перед ними высокими ровными рядами. Впереди звенели трамваи, заменившие лошадей лошадиными силами, поглощая и выплёвывая пассажиров. Группки безработных, детей разочарования из дальних стран, подпирали солнечную стену парка. А по другую сторону простирались коммерческие перспективы Шестой авеню, при удивительном отсутствии воздушной перспективы.
– Мне нужно идти домой. До свидания, – внезапно заявила Верена своему спутнику.
– Идти домой? Значит, вы не пообедаете со мной?
Верена знала людей, которые обедали в полдень, и людей, которые обедали вечером, и даже тех, которые вообще никогда не обедали. Но она не знала никого, кто обедал бы в половине четвёртого. Предложение Рэнсома показалось ей сейчас странным и неуместным, и как ей подумалось, нарушало и традиции Миссисипи. И даже его разочарованный вид и потускневший взгляд не могли заставить её изменить решение, поскольку она не просто хотела уйти – ей хотелось вернуться на Десятую улицу в одиночестве.
– Я должна покинуть вас прямо сейчас, – сказала она. – Пожалуйста, не просите меня остаться. Вы не стали бы, если бы знали, как сильно я не хочу этого! – её голос и выражение лица изменились, и хотя она улыбалась больше, чем когда-либо, она казалась ему серьёзной как никогда.
– Вы хотите уйти в одиночестве? Я просто не могу вам этого позволить, – ответил Рэнсом, изрядно удивлённый такой просьбой. – Я привёл вас сюда, в такую даль, я несу ответственность за вас, и обязан доставить вас туда, где мы встретились.
– Мистер Рэнсом, я должна, я так хочу! – воскликнула она с интонацией, которой он прежде у неё не замечал. Он понял, что будет ошибкой настаивать на своём, хотя это его очень удивило и озадачило. Когда он выразил надежду, что она позволит ему хотя бы посадить её на трамвай, она ответила, что не поедет на трамвае, так как хочет пройтись. Идея отпустить её бродить в одиночестве ему не нравилась, но он чувствовал охватившее её нервное нетерпение и решил, что такова загадочная женская сущность и нужно позволить ситуации идти своим чередом.
– Это тяжелее для меня, чем вы предполагаете, но я согласен. Да хранят вас небеса, мисс Таррант!
Она повернулась к нему лицом, как будто рвалась с привязи, и ответила неожиданно:
– Я очень надеюсь, что вас опубликуют.
– Мои статьи? – удивился он, и воскликнул: – Ах, вы, милое создание!
– До свидания, – повторила она и подала ему руку. Он задержал её в своей на мгновение, и спросил, действительно ли она так скоро покидает город, что не сможет встретиться с ним ещё раз. Она ответила:
– Если я останусь, то буду жить в таком месте, куда вы не должны приходить. Вам не позволят меня увидеть.
Он не хотел задавать ей этот вопрос. Лимит вопросов, который он установил для себя, был исчерпан. Но внезапно лимит увеличился сам собой:
– Вы имеете в виду тот дом, где я слушал вашу речь?
– Я, возможно, останусь там на несколько дней.
– Если мне запрещено появляться там, чтобы увидеть вас, зачем вы прислали мне приглашение?
– Потому что тогда я собиралась изменить вас.
– А теперь поставили на мне крест?
– Нет, нет. Я хочу, чтобы вы остались таким, какой вы есть!
Она выглядела очень странно, когда произносила это с искусственной улыбкой на лице, и он не мог понять, о чём она думала в этот момент. Она двинулась своей дорогой, но он крикнул ей вслед:
– Если вы останетесь, то я приду!
Она не обернулась и ничего не ответила, и ему оставалось только смотреть на неё, пока она не скрылась из вида. Её прекрасная спина словно повторяла последнюю загадочную фразу, бросая ему вызов.
Впрочем, Верена Таррант и не думала бросать ему вызов. Несмотря на свою задержку и то, что Олив уже наверняка ждёт её, она хотела пройтись, чтобы иметь возможность подумать. И думала о том, как она рада сейчас, что мистер Рэнсом является её противником. Если бы он был на её стороне!.. Она не стала продолжать это предположение. Олив ждала её именно так, как она и предвидела: едва она вошла, та повернулась к ней с искажённым лицом. Верена сразу же рассказала, чем она занималась и, не давая подруге времени на вопросы и комментарии, спросила:
– А ты, ты нанесла визит миссис Бюррадж?
– Да, я прошла через это.
– Она настаивала на том, чтобы я пожила у них?
– Да, и очень сильно.
– И что ты сказала?
– Я сказала совсем немногое, но она дала мне такие заверения…
– Что ты подумала, что я должна пойти туда?
Олив помолчала немного и затем сказала:
– Она заявила, что они преданы нашему делу, и что Нью-Йорк будет у твоих ног.
Верена обеими руками взяла мисс Ченселлор за плечи и молча одарила её таким же пристальным взглядом, каким та недавно смотрела на неё. Затем она бросила с чувством:
– Меня не волнуют её заверения – меня не волнует Нью-Йорк! Я не пойду к ним, не пойду, – ты понимаешь? – внезапно её голос изменился, она обняла подругу и уткнулась лицом ей в шею. – Олив Ченселлор, увези меня отсюда, увези меня! – сказала она. Олив почувствовала, что она рыдает, и поняла, что вопрос, над которым она билась в тоске последние несколько часов, наконец, решён.
Книга третья
Глава 35
Августовская ночь совсем сгустилась к тому моменту, когда Бэзил Рэнсом, покончив с ужином, ступил на веранду небольшого отеля. Здание было весьма непрочным и шатким – от поступи высокого уроженца Миссисипи застонали ступени и задребезжали стёкла в рамах. По прибытии он был очень голоден – по дороге из Бостона у него не было времени даже на то, чтобы перехватить что-нибудь, что позволило бы ему поддержать силы между чашкой кофе на завтрак и обедом, состоявшим обычно из чашки чая. Он смог выпить свою чашку чая только сейчас, но чай оказался отвратительным. Его принесла бледная полноватая молодая девушка с золотисто-каштановыми локонами и ярким поясом, которая уже начала с нетерпением поглядывать на джентльмена, неспособного сделать выбор между жареной рыбой, стейком и печёными бобами.
Поезд на Мармион покинул Бостон в четыре часа дня, и лихорадочно устремился в сторону южного мыса. Постепенно удлинялись тени в каменистых пастбищах, а косые лучи заката золотили широко раскинувшиеся, но редкие леса, и окрашивали болота и запруды в желтоватый цвет. Земля несла на себе печать последних дней лета, однако больше ничего в тех местах, которые проезжал Бэзил Рэнсом, не напоминало об этом. Ничего, кроме яблок в листве фруктовых садов, листве густоватой, плотной, дающей все основания думать, что плоды всё ещё не поспели; ничего, кроме высоких, ярких кустов золотарника, росшего у основания плотин, которые могли похвастаться разве что голыми каменными стенами. Здесь не было золотых полей пшеницы – только тут и там встречались разбросанные снопы сена. Пейзаж можно было бы назвать жалким, если бы не нежность плавных линий горизонта, и мягкий воздух, который иногда сменялся летним туманом, и пустынные бухты, в которых августовским утром вода искрилась голубизной. Рэнсом не раз слышал, что Мыс Кейп в народе именовался не иначе как «массачусетской Италией». Рэнсом также знал, что это место называли Сонный Мыс, Бледный Мыс, Мыс-Без-Штормов и, наконец, Мыс Вечного Спокойствия. Он знал, что бостонцы души не чают в этом месте, потому как убеждены, что здешний чистый воздух, как никакой другой, способствует скорому восстановлению сил. Учитывая всю ту нервозность, которая сопутствовала им на пути вверх по карьерной лестнице, никто из них не жаждал сильных эмоций вдали от города. Всё, что было нужно – это праздная, размеренная жизнь и возлежание в гамаке подальше от докучливой толпы. Рэнсом смог убедиться в том, что в Мармионе не было никакой толпы, как только прибыл туда. Определённое оживление наблюдалось лишь в ожидании редкого транспорта, которое выражалось в продолжительном стоянии за пределами маленькой, одинокой, похожей на хибару станции, настолько далёкой от деревни, что если бы наблюдатель устремил свой взгляд вдоль песчаной извилистой дороги, которая к ней вела, то увидел бы только пустые поля по обе стороны. Шесть или семь мужчин в пыльниках с мешками и сумками погрузили себя в одинокий хлипкий экипаж. Рэнсом понял, что его ожидает, когда жующий жвачку проводник – тощий шаркающий мужчина с длинной шеей и пучком волос на подбородке, заявил, что если он хочет прибыть в отель до наступления сумерек, ему следует поторопиться. Чемодан его был весьма ненадёжно прикреплён к задней части экипажа. «Что ж, я рискну», – только и сказал мрачный водитель, когда Рэнсом высказался против столь шаткого положения своего багажа. Было что-то неуловимо южное в этом фатализме. Должно быть, мисс Ченселлор и Верена Таррант, наконец, успокоились бы, если бы сумели проникнуться духом этого места – подумал Рэнсом.
