Генрих Фольрат Шумахер - Береника
Потом, когда император Кай однажды рассердился на Веспасиана, бывшего в то время эдилом, за неисправное состояние улиц и велел за это солдатам наполнить уличной грязью складки его тоги, то и в этом видели предзнаменование: говорили, что настанет время, когда пришедшее в запустение и презираемое всеми государство во время какой-нибудь смуты обратится к помощи Веспасиана и найдет у него защиту. Было еще много других предзнаменований Веспасиан вспомнил, как еще недавно, когда он с Нероном отправлялся на олимпийские игры в Ахайю, ему привиделся вещий сон: ему приснилось, что благополучие его и его семьи начнется тогда, когда Нерону вырвут зуб. А на следующий день, когда Веспасиан шел с докладом к императору, он встретил в атриуме врача, и тот показал ему зуб, только что вырванный у императора.
Все это снова пронеслось в памяти Веспасиана. Теперь он хотел прибавить новое предзнаменование к прежним. С нетерпением ожидал он прибытия пророка.
– Базилид!
Он в третий раз произнес это имя, и пророк вдруг появился перед ним как из-под земли. Береника вздрогнула и чуть не крикнула от возмущения. Агриппа едва успел удержать ее. Базилид, изгнанный служитель храма, осмелился надеть белое льняное платье, мантию и головной убор священнослужителя храма и препоясан был поясом, который имел право носить только верховный служитель храма.
– Береника! – с волнением прошептал Агриппа. – Не губи меня…
Береника откинулась назад и закрыла глаза руками.
За пророком следовала Мероэ, одетая в такие же, как он, одежды, она держала в руках драгоценный кубок. Узкое личико ее было мертвенно-бледно, огромные глаза выглядели потухшими.
Когда Веспасиан увидел пророка, он в знак благоговения преклонил колено.
– Чего желает Флавий Веспасиан от Базилида, пророка всемогущего, вечного Бога, – спросил полководца выходец из Эфеса.
– Ты меня знаешь? – спросил Веспасиан.
– Пророку Всеведущего все известно.
Природная насмешливость Веспасиана проснулась в нем при звуке торжественного голоса пророка.
– Зачем же ты меня спрашиваешь? – сказал он, усмехаясь.
Лицо Базилида не дрогнуло.
– Потому что тот, кто приносит жертву, должен объявить перед всем народом, о чем он молит Всевышнего.
Римлянин насмешливо пожал плечами.
– Тогда вам, конечно, легко все знать.
– Ты без веры пришел сюда и хочешь испытать волю божию, – ответил строго Базилид. – А что, если Бог тебя будет испытывать? Не тревожься, – прибавил он, заметив беспокойство Веспасиана. – Тот, кому я служу, отпускает тебе твое признание, ибо ничего ты не можешь скрыть от его глаз. Он знает, что ты пришел вопрошать об исходе войны, которую ты по велению цезаря должен вести против иудеев. Разве это не так?
И опять у Веспасиана появилось желание посмеяться над пророком.
– Конечно, – сказал он со смехом. – Да твой Бог был бы более слеп, чем Эдип, если бы не видел сверкания копий и шлемов вокруг нас.
– Ты кощунствуешь, римлянин, – произнес Базилид гневно. – Знай, что Богу легко уничтожить тебя и все твои легионы, если на то была бы его воля. Истреби последнюю искру недоверия в душе твоей, полководец. В противном случае дым от твоей жертвы не поднимется к небу, а будет стлаться по земле. И недостойно священнослужителя класть дары сомневающегося на алтарь Всевышнего. Сказать тебе, о чем твое сердце думает и мечтает в тайниках своих? Открыть ли тебе, что ты пришел узнать про иное и более важное, чем судьба маленького презренного племени?
Мощный, громоподобный звук его голоса внушил полководцу ужас пред чем-то необъяснимым, и тайный смысл, который слышался ему в словах пророка, заставил его побледнеть. Откуда этот человек знает то, что он с таким страхом таил от всех. Свои заветные желания и надежды он не открывал даже самым близким друзьям. Быстрым предостерегающим движением он велел Базилиду молчать.
На темном лице пророка промелькнула торжествующая улыбка. Он продолжал говорить почти шепотом, так что только один Веспасиан мог слышать его.
– Флавий Веспасиан, – сказал он с мягким упреком. – Твое сердце было полно неверия и сомнения, когда ты поднимался на Кармель. Поэтому ты изрекал хулу на Бога, но Всевышний хочет, чтобы ты познал его. Вот почему я должен возвестить тебе то, что среди бурной ночи и блеска молний мне говорил голос Всевышнего. Слушай же брожение в душе Веспасиана. Он страшится опасности, и в нем все более и более горит желание достичь самого высокого, что земля дает людям. Но должно свершиться то, что вписано в книгу судеб кровавыми письменами. Расслабленный сластолюбец должен пасть с захваченного трона, а на трон взойдет человек темного происхождения, родом из Иудеи.
Он замолчал на минуту, чтобы дать время оправиться пораженному римлянину.
– Сказать тебе, Флавий Веспасиан, пришедший покорить Иудею, – продолжал Базилид, впиваясь своим острым взглядом в лицо полководца, – сказать тебе, в чем цель твоих стремлений?
Веспасиан отшатнулся с серым от ужаса лицом.
Базилид усмехнулся. Больше уже нечего было бояться насмешек Веспасиана.
– В таком случае, – сказал пророк, поворачиваясь к алтарю, – ты можешь приносить жертву.
Полководец вернулся, шатаясь, к сиденью, приготовленному слугами из камней и моха вблизи алтаря. Затем он дал знак подвести жертвенных животных.
Базилид тщательно осмотрел их и одобрительно кивнул головой. Он обнажил затем свою мускулистую руку и выхватил нож, торчавший за поясом. Затем с быстротой молнии перерезал горло животным. С глухим звуком они упали на землю.
Мероэ, бледная, как смерть, с блуждающим взглядом, наполняла кубок льющейся кровью. Часть ее Базилид брызнул на алтарь, произнося какие-то слова.
Наконец судорожные движения жертвенных животных замедлились, кровь стала литься меньше.
У Мероэ в руках был последний кубок с дымящейся кровью. Базилид в это время быстро и умело содрал шкуры, разрезал на куски мясо и, посыпав его солью, положил на костер. Затем он поджег костер, и густой дым заслонил пророка и девушку.
Мероэ с расширенными от ужаса глазами смотрела на своего господина. При каждом его движении она вся вздрагивала. Наконец раздалось грозно:
– Пей!
Холодящий ужас сковал ее, она с мольбой смотрела на пророка.
– О повелитель… – шептала она.
– Пей! – повторил он.
Она пошатнулась, рука с кубком дрожала, как в лихорадке.
– Я не могу, повелитель. Я не могу…
Она опустилась перед ним на колени. Ее длинные светлые волосы рассыпались по земле, в глазах светилось безумие.
Базилид произнес страшное проклятие, потом вырвал кубок из рук Мероэ и силой втиснул край кубка между ее губами. Дымящаяся густая струя жертвенной крови вылилась в горло Мероэ. Потом Базилид отпустил ее, и она упала на землю.
Заходящее солнце бросало кровавые лучи сквозь облака дыма. Легкое дуновение ветра разносило дым во все стороны, и вся поляна была покрыта туманной завесой, то сгущавшейся, то открывающей полосы дрожащего волшебного света. Все предметы казались призраками в этом странном освещении. Искры то вспыхивали мелкими огненными язычками, то потухали, словно танцуя на верхушках деревьев, на оружии и шлемах солдат. Таинственная тишина разлита была вокруг. Ее прерывал только треск догорающего костра на алтаре и шипение жертвенного мяса, от которого поднимался бледно-желтый дым.
Пророк удовлетворенно кивнул головой, потом скользнул сквозь клубы дыма в заросли, скрывающие вход в его пещеру.
Вскоре после этого раздался шум крыльев в глубине леса. Огромный орел поднялся высоко над вершинами деревьев и стал кружить вокруг алтаря. Веспасиан вышел из мрачного раздумья и посмотрел на парившую наверху птицу. Она была эмблемой власти Рима над всем миром. Не было ли это знамением, посланным иудейским богом?
Вид птицы разрешил тягостное молчание, томившее всех. Они указывали друг другу на птицу. Поднялся шепот, перешедший в общий громкий крик:
– Да здравствует вечный Рим!
Ветер улегся, и жертвенный дым поднялся столбом к небу.
Орел, которого отпугнул крик, на минуту улетел в сторону, потом вернулся и стал снова кружить над манящей его добычей. Суживая круги, он почти неподвижно повис на один миг в воздухе. Раздался пронзительный клекот, и орел бросился в дым и пламя. Потом он снова взвился на воздух, держа в когтях кусок мяса. Вдруг появился второй орел, как молния кинулся на него и стал отбивать добычу. Завязалась яростная борьба. Когда один, нападая, старался схватить другого, тот искусно ускользал от него. Наконец оба они медленно опустились на землю рядом с Веспасианом, который, сдвинув брови, ждал исхода их боя. Но новое чудо! Истощились ли силы соперников, или они повиновались таинственному высшему велению? Они вместе бросились на добычу и, раздирая ее острыми клювами, жадно проглатывали куски с громким криком.
"Что означает этот странный знак? С кем ему придется делить торжество победителя?" – подумал Веспасиан.
