Юзеф Крашевский - История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника
– Довольно этого разговора на лестнице… мама может быть быть неспокойной, – срываясь бежать, начала Ядзя, – ты меня баламутишь! Иди, я за тебя нагоняй получу.
Опережая его, она весело взбежала наверх.
– Веду пленника! – воскликнула она.
Мечникова сидела за столом.
– Куда же вы подевались? – спросила она.
– Я должен был вперёд укрепить лагерь, – рассказал Янаш, – поставить стражу, поместить вещи.
– А теперь садись и ешь, что Бог дал.
Ему подвинули миски, Ядзя хозяйничала.
– Я ещё ничего не знаю, что тут можно достать и чем будем жить. Завтра пойдём на разведку, – сказала мечникова.
– Прошу прощения, пани, – отозвался Янаш, – на разведку никто без меня не пойдёт.
– И я? – спросила мечникова.
– Вы тем более.
– Почему?
– Потому что… потому что… мы в неприятельском краю, а я головой отвечаю за дорогих особ.
– У страха глаза велики! – пожимая плечами, начала мечникова.
Она хотела закрутить разговор, когда к двери приблизились шаги; вошёл Доршак, красный на лицо и, видимо, уничтоженный. У порога он чуть кивнул головой, одна рука у него была заложена за ремень. Стоял он так, сопя, какое-то время в молчании и никто также начинать с ним разговор не спешил.
Всматриваясь в лицо, легко было заметить, как оно менялось, в зависимости от мыслей, которые кружились в голове. Можно было подумать, что он вспылит… потом похолодел, остыл, взвесил, собрался, убрал руку с ремня и опустил, потёр ею лицо, словно хотел стереть с него следы возмущения.
– Я пришёл, – сказал он немного охрипшим голосом, – не прикажет ли что ясно пани?
– Благодарю вас, пане подстароста, – с важностью поднимаясь со стула и подходя к нему, говорила мечникова, – приказов сегодня никаких ещё не дам, но поспрашивать могла бы вас о многом – ничего тут ещё не знаю.
Доршак стоял якобы покорный, но из глаз его сверкали искры гнева. Самодержавный пан в течении долгого времени походил на слугу…
– Далеко до турецкой границы? – спросила мечникова. Он задумался с ответом.
– Турки тут имеют по соседству несколько занятых замков, – сказал он, – вот и Бар, но мы с ними как-то так живём.
– А татары?
– Татары! – глаза Доршака блеснули. – Обычная дичь, никого там не слушает, но сейчас ни о каких нападениях не знаем. Сидят спокойно. Иногда стадо какое похитят на границе либо пару холопов, но это ничего.
– Бог даст, что мы освободимся от этого соседства, король наш пошёл под Вену, потяулась великая армия, когда им там нанесут поражение, тогда и Подолье освободится.
Доршак злобно усмехнулся.
– Но если их не победят, они будут мстить нам… – пробормотал он.
– Я, – добавила, изменяя разговор, мечникова, – когда немного отдохну и рассматрюсь тут, рада бы по имениям и землям проехаться, границы поглядеть, поселения, какие есть.
– Пустыня это, ясновельможная пани, – сказал после минутного раздумья Доршак, глаза которого засветились какой-то скрытой недоброй радостью, – но всегда стоит посмотреть. Земли по большей части не засаженные. Было бы, на чём de cruda radice деревни и города закладывать, если бы нашлись люди. А кто здесь захочет под страхом Божьим жить и с самопалом на поле ездить!
Он подумал и тихо добавил:
– Если бы ясно пани только соблаговолила заранее назначить день, послали бы заросли немного перетрясти и дороги вперёд укрепить. Я обязательно должен хотя бы вдвойне на двадцать четыре часа раньше знать, когда это наступит.
– Справедливо, пане Доршак, я это вашей милости объявлю, а теперь пора отдыхать. Доброй ночи, ваша милость!
Он уже хотел уходить, когда мечникова, словно что-то себе припомнила, задержала его.
– Подождите, ваша милость, – сказала она и шепнула что-то Ядзи, которая убежала в другой покой.
Через мгновение она внесла коробочку, которую мечникова открыла, что-то аккуратно доставая из неё.
– Мой муж не хотел, чтобы я сюда прибыла с пустыми руками, по старому обычаю гостинец привезла. Прими, ваша милость, добрым сердцем эту мелочь, – сказала она, подавая ему золотой пекторалик в двух конвертах – вещь в те времена ценная и красивая.
Потом достала золотую цепочку.
– А это для вашей жены, – прибавила она.
Доршак рад не рад, немного смешанный, согнулся до колен, бормоча какую-то благодарность. Затем поклонился ещё раз и вышел.
Минуту царило молчание. Янаш также встал, пошёл поцеловать руку мечниковой, поклонился Ядзе, также ксендзу Жудре и исчез.
Наверху Никита приспособил для него постель, правда, без кровати, ибо таковых не было, и даже не было, из чего сбить тапчан, но соломы предостаточно. Янаш, однако, сначала спустился вниз посмотреть людей, были ли они на месте и бдительны, хотя Сениута, который так же на подгетмана метил, учинил это перед ним уже. Некоторые уже спали после путешествия, другие бодрствовали, меняясь временами. Ночь была холодная, спокойная и довольно ясная, за горами бледное свечение обозначало луну. Белые облачка пробегали по небу. Когда он обходил по кругу башню, из окна спального покоя выглянула головка с распущенными на плечи волосами, в темноте, видно, узнала Янаша и над ним, как шорох ветерка… как лист, падающий на землю… зашелестело словечко:
– Доброй ночи!
Янаш поднял глаза, наверху никого не было.
* * *Недалеко от полосы холмов, которые опоясывали Гродек, тянулось довольно обширное плато, перерезанное только несколькими балками или оврагами. Это была довольно широкая степь, только в отдалении опоясанная лысыми холмами, выжженная солнцем, высушенная, жёлтая, дикая… Остатки пышных по весне трав сейчас торчали высохшими стеблями. Кое-где был виден круглый курган, а на некоторых из этих вечных могил торчали наполовину впалые в землю, странные, бесформенные, вытесанные из камня статуэтки будто женщин на коленях, держащих сосуды…
В степи было мало следов жизни, здесь и там неисчезнувшие ещё татарские кочевья, повыкопанные для очага ямы, повыбитые кольями отверстия и земля, утоптанная конскими копытами. Над ложем высохшего ручья немного кустов, покрытых степной пылью, а в кустах немного жизни, дикие звери, стаи птиц…
Как посмотреть, лысые холмы, изрытые ручьями и разбегающиеся в разные стороны. В балках должна была скрываться, если была, какая-то жизнь. С правой стороны можно было так же заметить в отдалении как бы табун пасущихся лошадей в тени холмов и временами двигающихся.
В утренние часы со стороны Гродка в степи появился всадник, с ним несколько борзых; он ехал вытянутой рысью, отпустив поводья коня, без дороги. Конь, видно, знал, куда шёл и направлялся, чувствуя табун своих. День был тёплый, осенний, а в степи припекало. Всё ближе и отчётливей показывался табун – даже лошади начали ржать от приближения коня и он им отвечал. Борзые держались спереди, всадник пару раз ударил коня и галопом приблизился к табуну.
Табун закрывал собой лагерь у входа в балки у ручья. Он выглядел бедно: несколько шатров из тёмного войлока, тёмных и маленьких, несколько шалашей, покрытых ветками. Кое-где, окружённые камнями, курились маленькие костры. Около двадцати оборванных людей волочилось вокруг. По загорелым лицам, плоским носам, впалым глазам, выступающим костям щёк легко можно было узнать татар, в грязной одежде, с диким взглядом, прохаживающихся, словно смотрели за лошадьми. Из шатра выглянул один и как бы в шутку, достав лук, излюбленной стрелой прицелился в едущего, смеясь белыми зубами. Прицелился, пустил стрелу, она просвистела возле ушей. Не испугался её всё-таки всадник; пришпорил коня, подъехал к шатрам и соскочил с седла. Татарские лохматые псы, ощетинившись, начали рычать, приветствуя борзых. За шатрами, которые были видны на переднем плане, немного дальше стоял более обширный и тесный. Путник спешился и направился к нему. Его беспрепятственно пропустили, как хорошего знакомого. Гость своей тенью заслонил вход, из середины отозвался хриплый голос. Ответили приветствием. Вошёл гость, кляняясь, приложив руку к устам. Конь, не требующий сторожа, остался один, только голову любопытно обратя к табуну. Внутри шатёр был разделён; в первой его части на кожаных подушках, с ногами, заложенными под себя, сидел чёрный загорелый мужчина с головой, обвязанной разновидностью тюрбана, одетый в красный грязный кафтан.
– Доршак! – откликнулся он, бросая весёлый взгляд.
– Ну я, Мурза-Шайтан, – сказал, садясь напротив него, – я прибыл в гости.
– Мы добрым гостям рады, а ты – добрый гость, – начал Мурза-Шайтан, – что у вас слышно?
– Гм… гм… было бы что послушать, – говорил Доршак, – но к этому нужно идти не спеша.
– Мы идём не спеша, – рассмеялся татарин, – лишь бы идти.
– Вам так скучно в степи сидеть.
– Смерть, – отпарировал Шайтан, – двоих людей убил от скуки – а один… одного мне жаль даже… никто так барана не жарил, как он, – махнул рукой, – ленивые люди. Жалею, что не пошёл на войну. Тут нечего делать, в замках люди начеку, деревни пустые, далеко в край пускаться опасно.
