Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских. Часть пятая
Все пребываніе Аглаева въ Москвѣ продолжалось не болѣе полугода, и въ теченіи такого краткаго времени успѣлъ онъ надѣлать столько хорошихъ и похвальныхъ дѣлъ! Послѣднія чувства нравственности въ немъ истребились. Онъ сдѣлался совсѣмъ уже образованнымъ мошенникомъ и пьяницею. Сначала писалъ онъ всякую почту къ женъ своей, и обѣщалъ ей скоро возвратиться. Но, постепенно, часъ отъ часу сталъ писать рѣже, и послѣднія три, или четыре письма ея оставилъ вовсе безъ отвѣта. Между тѣмъ несчастная жена его плакала, худѣла, и здоровье ея совершенно растроивалось. Послѣ высылки изъ Москвы, Аглаевъ, по необходимости, долженъ былъ возвратиться домой. Онъ выѣхалъ вмѣстѣ съ Змѣйкинымъ, который расположился поселиться въ деревнѣ, по сосѣдству съ Аглаевымъ. Этотъ покровитель Аглаева сдѣлалъ планъ, по которому положено было подвизаться въ искусствѣ ихъ на ярмаркахъ и въ губернскихъ городахъ. Аглаевъ, по векселю своему, былъ въ полной зависимости y Змѣйкина, и согласился вездѣ ему сопутствовать.
Возвращеніе Аглаева домой было прискорбно и ужасно. Жена его, отъ слезъ и отъ горя, потеряла всю прежнюю красоту свою. Блѣдная, худая, желтая, слабая встрѣтила она его на крыльцѣ, и отъ разстройства нервъ упала въ обморокъ. Дѣти не узнали своего отца, и, когда онъ хотѣлъ приласкать и поцѣловать ихъ, они заревѣли и прижались къ нянямъ. Старая Холмская не дѣлала никакихъ упрековъ, но лицо ея показывало явное негодованіе и презрѣніе къ Аглаеву. Въ домѣ нашелъ онъ совершенный безпорядокъ и большую часть строеній въ упадкѣ. Все это совокупно навело на него такое уныніе и такую тоску, что онъ кое-какъ пробылъ дома однѣ сутки и ускакалъ къ Змѣйкину.
Тамъ ожидало его совсѣмъ противное – вкусный и роскошный столъ, веселое общество (Шурке и Вампировъ вскорѣ туда пріѣхали), шутки, разнаго рода распутныя увеселенія, и все, что только развращеніе и безнравственность представляютъ привлекательнаго. Аглаевъ проводилъ большую часть времени y Змѣйкина; домой ѣздилъ изрѣдка; бранился на жену, которую всегда заставалъ въ слезахъ, и съ мрачнымъ лицомъ возвращался опять къ Змѣйкину. Это бывало поводомъ къ остроумнымъ шуткамъ и насмѣшкамъ друзей. Они успѣли уже совершить нѣсколько удачныхъ путешествій, на ярмарки, въ близь лежащіе города, работали тамъ со славою и успѣхомъ, пили, ѣли, веселились, и не видали, какъ летѣло время.
Въ такомъ положеніи былъ Аглаева, когда Свіяжская и Софья пріѣхали въ Пріютово. Въ этотъ день было рожденіе Змѣйкина. Посланный, съ запискою о пріѣздѣ ихъ, нашелъ Аглаева въ пьяномъ видѣ. Онъ только что передъ тѣмъ окончилъ разсказъ о наставленіяхъ, которыя дѣлала ему Софья, при первомъ отъѣздѣ его въ Москву, и передражнивалъ обѣихъ старухъ, Свіяжскую и тещу свою Холмскую, какъ они ходятъ, говорятъ и изъясняются въ дружбѣ. Всѣ помирали со смѣху, и Аглаевъ еще болѣе отличался послѣ такого одобренія, лгалъ, выдумывалъ то, чего никогда не бывало. Въ это время подали ему записку отъ жены.
"Вотъ, что называется, сонъ въ руку!" сказалъ онъ. "Вообразите: сама Минерва и фрейлина Екатерины первой , тетушка Свіяжская, и Профессоръ премудрости Софья, воспитанница ея, пріѣхали къ намъ! – Хорошъ я буду, когда покажусь имъ въ теперешнемъ моемъ видѣ!" прибавилъ онъ, допивая свой стаканъ пуншу! – Нѣтъ! мы тебя не пустимъ; тебѣ надобно протрезвиться; не прежде, какъ послѣ ужина, ночью, поѣзжай домой. Ты найдешь всѣхъ спящими, a къ утру успѣешь совсѣмъ поправиться – сказалъ Змѣйкинъ. – Тогда начинай свою ролю раскаявающагося грѣшника, Да, смотри: вели вычистить свой фракъ и расчеши волосы. Ты такой сталъ неряха, что ни на что не похоже! Смотри-же: не ударь лицомъ въ грязь, разжалобь старуху и вымани y нея побольше денегъ! Пора, братъ, и давно пора расплатиться тебѣ со мною по твоему векселю!
Однакожъ, весь вечеръ Аглаевъ продолжалъ пить. Въ самое короткое время, онъ до такой степени перемѣнился и унизился, что не стыдился уже, особенно въ пьяномъ видѣ, представлять роль шута и забавника въ домѣ Змѣйкина. Онъ пѣлъ и плясалъ съ крестьянскими бабами, которыя были въ тотъ вечеръ собраны y добраго своего помѣщика. Къ довершенію всего, Аглаевъ, уже мертвецки пьяный, вздумалъ позабавить все почтенное общество, и сдѣлать имъ сюрпризъ, нарядившись въ крестьянское платье. Его дурачили, смѣялись надъ нимъ, подносили ему безпрестанно пуншъ. Вечеръ кончился тѣмъ, что онъ упалъ безъ чувствъ на полъ, и его отнесли въ постелю….
Глава V
Да, будетъ съ неба миръ тебѣ,
Раскаянія плодъ!
Желаньямъ частымъ и мольбѣ
Богъ щедро подаетъ.
Неизвѣстный.
Но возвратимся опять въ Пріютово. Бѣдная Катерина почти всю ночь проплакала, и посылала нѣсколько разъ справляться: не пріѣхалъ-ли ея мужъ? Софья также рано проснулась, и съ горестію услышала, что Аглаевъ еще не пріѣзжалъ. Горничная дѣвушка, одѣвая ее, успѣла сообщить, что посланный къ нему возвратился, и разсказывалъ, что засталъ барина пьянымъ; что онъ всю ночь проплясалъ съ бабами, и наконецъ упалъ безъ чувствъ на полъ…. «бѣдная, бѣдная Катинька!» думала Софья – «нѣтъ никакой надежды помочь тебѣ! Ты погибла безвозвратно, и одна смерть только можетъ прекратить страдальческую жизнь твою!»"
Свіяжская долго проговорила съ другомъ своимъ, Холмскою, о бѣдственномъ положеніи Катерины. Она узнала, что Аглаевъ, кромѣ того, что никогда почти не бываетъ дома, но и во время кратковременныхъ возвращеній своихъ пріѣзжаетъ не на радость, a на новое горе Катерины; что онъ обходится съ нею весьма дурно, безпрестанно придирается, говоритъ грубости, и увозитъ послѣднія деньги, которыя она, кое-какъ, собираетъ, для содержанія себя и дѣтей.
Въ мрачномъ расположеніи, и съ печальными лицами, собрались всѣ пить чай. Однакожъ каждая изъ присутствовавшихъ по возможности, старалась притвориться и казаться спокойною, чтобы не увеличить горести бѣдной Катерины. Съ распухшими отъ слезъ глазами, безмолвная, она сидѣла уже, съ дѣтьми, въ гостиной.
Софья сдѣлала еще новое, весьма непріятное открытіе, что впрочемъ было неизбѣжнымъ слѣдствіемъ разстройства семейной жизни Аглаевыхъ. Она замѣтила, что дѣти были чрезвычайно избалованы; въ особенности-же крестница ея, Соничка, была самая своевольная, капризная дѣвчонка; при малѣйшемъ противорѣчіи кричала, ревѣла во все горло, топала ногами и приходила въ какое-то изступленіе. Мать, по слабости своего здоровья, и чтобы поскорѣе только унять дочь свою, дѣлала все, что ей хотелось. Въ продолженіе утра Софья видѣла неоднократные опыты своевольства крестницы своей, и слабости ея матери. Замѣтивъ все это, она рѣшилась, во время пребыванія y сестры, заняться особенно исправленіемъ крестницы.
Несчастный Аглаевъ проснулся на другой день утромъ, съ сильною головною болью. Хотя онъ пилъ разсолъ и квасъ, но ничто ему не помогало; всю внутренность жгло y него отъ пунша и ерофеича. Шампанскаго, и другихъ хорошихъ винъ, уже давно не давалъ ему хозяинъ его.
По обыкновенному примѣру пьяницъ, Аглаевъ просилъ убѣдительнѣйше, чтобы ему дали, на похмѣлье, чаю съ ромомъ. "Вотъ еще – давать тебѣ рому!" сказалъ Вампировъ. "Стоишь-ли ты того? Всякая дрянь лѣзетъ нынѣ въ порядочные люди, всякому давай лучшаго и дорогаго; можешь и съ простою водкою напиться, да и то – ежели дадутъ!" – "Правда, правда!" – подтвердилъ Шурке. – "Однакожъ, такъ и быть, ежели пропляшешь по вчерашнему, то я выпрошу тебѣ рому." – До пляски-ли мнѣ теперь! Такъ болитъ голова, что мочи нѣтъ! Но, полно шутить; пожалуста, велите дать мнѣ рому! – "Вотъ еще! Сталъ умничать! Говорятъ тебѣ попляши, a то и ничего не дадутъ." – Что за вздоръ! Эй, человѣкъ! подай мнѣ рому! – "Не подавай!" сказалъ Вампировъ. – Да что, братецъ, за глупыя шутки? – "Нѣтъ никакихъ шутокъ, a просто ничего не дадутъ, пока не будешь плясать."– Чортъ васъ возьми! Вѣдь въ самомъ дѣлъ не дадите ничего, a моей мочи нѣтъ! – "Точно не дадимъ; графинъ съ ромомъ сей часъ сюда принесутъ, но ты будешь смотрѣть, a не пить, пока не пропляшешь." Страсть къ пьянству до такой степени усилилась въ Аглаевѣ, что онъ готовъ былъ на все. – Нѣчего дѣлать! – сказалъ онъ – отъ васъ видно не отдѣлаешься! – послѣ того пустился въ присядку, по вчерашнему. Шурке и Вампировъ снова помирали со смѣху. Въ это время вошелъ Змѣйкинъ. "Что это? Ужь ты, пьяница, успѣлъ нарѣзаться съ позаранку?" сказалъ онъ. – Какое: нарѣзаться! Моей мочи нѣтъ – надобно опохмѣлиться, a вотъ эти злодѣи не хотѣли дать мнѣ рому, пока я не буду плясать. – "Да, братецъ, теперь ему можно дать," отвѣчалъ Шурке – "онъ выплясалъ, и мы ему обѣщали," – Полно, что вы господа! Онъ опять напьется пьянъ, a ему надобно сей часъ ѣхать, представлять комедію. Одѣвайся, братецъ – продолжалъ Змѣйкинъ, обращаясь къ Аглаеву. – Дрожки тебѣ готовы. Да смотри-же, поправься, разжалобь старуху, выхлопочи денегъ, для заплаты мнѣ по векселю, a не то, смотри, худо будетъ: я тебя, и съ плаксою, женою твоею, выгоню изъ деревни! И то, кажется, довольно долго жду я. Ты самъ знаешь, что срокъ прошелъ.
