Павел Кадочников - Оставайтесь молодыми
Величие и сказочную красоту природы как один из главных элементов пьесы можно более впечатляюще представить в кинематографическом решении, думалось мне. А поэтический рассказ о гармоническом слиянии человека с природой? Это же необходимейшее условие для ощущения полноты и радости жизни! Пусть человек и через природу познает и впитывает добро. Пусть учится у нее быть красивым и мудрым. Пусть полюбит землю, дающую хлеб. Пусть заслушается пением птиц. Пусть радуется, страдает от жажды любви. И пусть человек влюбляется в жизнь!
Глубоко убежден: труднейшую задачу воспитания чувств можно и должно разумно и тонко решать более активным приобщением молодого человека к прекрасному, к природе. И я видел, что этой задаче в полной мере отвечает «Снегурочка» А. Н. Островского. Ведь сказка эта о могучей, вечно обновляющейся красоте природы и, я то же время, о глубоких человеческих чувствах, сокровенных стремлениях и высокой мечте.
Свою задачу я видел в том, чтобы, взяв за основу пьесу Островского, углубиться в ее философию, развить ее, насколько это возможно, с учетом сегодняшнего и завтрашнего дня.
В своей работе над «Снегурочкой» А. Н. Островский, как известно, талантливо воспользовался трудом Александра Николаевича Афанасьева «Сказка и миф», где «Снегурочка» дается как миф о происхождении облаков: «В зимнюю пору, когда облака из дождевых превращаются в снеговые, прекрасная облачная дева нисходит на землю, в мир, заселенный людьми, и поражает своей нежной белизной, падая на поля в виде снега. С приходом же лета — она приобретает новый, воздушный, образ и, удаляясь с земли на небо, носится там с другими легкокрылыми нимфами».
Разумеется, очень интересно знать представления древних об обыкновенных явлениях природы. Но меня, да и вас, прежде всего волнуют взаимоотношения людей в сегодняшней нашей действительности. Человек и действительность. Человек действующий, жаждущий, стремящийся и ошибающийся, веселый и горестный, сомневающийся и все-таки не сдающийся, ищущий и идущий!
Кому, как не ему, сегодняшнему творцу и жизнелюбу, должны принадлежать слова Берендея:
Снегурочки печальная кончина
И страшная погибель Мизгиря
Тревожить нас не могут; Солнце знает,
Кого карать и миловать. Свершился
Правдивый суд! Мороза порожденье —
Холодная Снегурочка погибла.
……………………………..
Изгоним же последний стужи след
Из наших душ и обратимся к Солнцу.
В этой высокой мудрости слов Берендея достаточно ярко выражена идейная концепция всего произведения.
«Снегурочка» написана Островским великолепным языком, в стихотворной форме и была задумана как праздничная феерия в четырех действиях для трех театральных коллективов: оперного, балетного и драматического.
Односерийный фильм обычно идет немногим больше часа. Следовательно, неизбежны сокращения в ходе переложения пьесы на язык кинематографа. Сокращения значительные, но осторожные и далеко не формальные, а лишь с целью выявления авторской мысли драматурга.
В этом — одна из причин, почему начинаю фильм не с пространного пролога, насыщенного яркими, поэтическими монологами Весны и Мороза, сопровождаемыми хором птиц. Начинаю сразу же с главного действующего лица — Снегурочки.
Прочертив яркую дорожку в синеве холодного северного неба, падает звезда — как символический знак начала сказки, рожденной самой природой.
И вот мы уже в лесу. Предельно внимательное зоркое око кинообъектива, а вместе с ним и взгляд зрителя рассматривает действительно сказочно красивый зимний лес, рассказывает языком образов о владениях повелителя вьюг и метелей Мороза.
Среди снегов, в глухих чащобах, на поваленном буреломом дереве сидит запорошенная снежинками одинокая фигурка девушки. Она освещена неярким мерцанием лунного света.
Треснуло от мороза дерево, прокричала ночная птица — девушка остается безучастной ко всему. За пятнадцать лет жизни в одиночестве, спрятанная от теплых лучей Солнца, она привыкла к этому. Ночная жизнь леса ее вовсе не беспокоит. Даже отделившееся от корней деревьев неведомое страшное живое существо, возвестившее о приближении Весны, не производит на нее впечатления.
Но это первое знакомство со Снегурочкой, весь ее облик не могут не взволновать зрителя. Нас охватывает чувство не просто праздного любопытства, но беспокойство и даже тревога за ее судьбу: «Почему ей не страшно одной в лесу? Почему она грустна? Кого она ждет? Что с ней будет?»
Современники Островского справедливо видели в этой сказке одновременно правду и выдумку, истину и фантастичность.
Мы понимаем, что прилет птиц — верный признак приближения Весны. А вот и сама Весна-Красна. Мы видим ее и слышим полный грусти голос:
И всё лишь свет, и всё лишь блеск холодный,
И нет тепла. Не так меня встречают…
……………………………..
Но я люблю полунощные страны.
Мне любо их могучую природу
Будить от сна и звать из недр земных
Родящую таинственную силу,
Несущую беспечным берендеям
Обилье жит неприхотливых. Любо
Обогревать для радостей любви…
И, как ответ Весне, мы видим счастливых берендеев в последнюю ночь масляной недели. Здесь — счастье, любовь, тепло, веселье.
Мне казалось, такая запевка фильма, если так можно выразиться, наиболее точна и кинематографична. Ведь здесь сразу сталкиваются два полюса — тепло и холод. И это столкновение добра и зла, тепла и холода, думается, и должно составить предмет нашего пристального изучения. В них, в вечной схватке и существовании, единстве и борьбе противоположностей, самая загадка жизни, проблема нашего бытия.
Сознательно хочу остановиться несколько подробнее на начале картины — сцене встречи Весны и Мороза. Как же решать это столкновение двух природных сил, двух противоборствующих начал, в вечной борьбе которых все мы усматриваем или хотим усмотреть людские страсти, человеческие чувства? Как в волшебную ткань сказки должны войти люди, артисты, исполняющие роли Мороза и Снегурочки? Ведь они должны образно и как можно выразительнее воплотить идейные замыслы авторов.
Вот здесь, думается мне, уместно сказать, что само очень милое слово «Снегурочка» часто у многих вызывает лишь представление об украшенной игрушками новогодней елке, о Деде Морозе с ватной бородой и мешком за плечами, о Весне в платье из зеленой марли.
Но, друзья мои, согласитесь: такое представление о Снегурочке не имеет никакого отношения к гениальному произведению Островского и созданному им изумительному образу дочери Мороза и Весны.
Конечно, можно было бы избежать такого рода ассоциаций, заставив как-то более живо общаться двух непохожих людей с именами Весна и Мороз — с разными темпераментами, взглядами на жизнь. Но ведь у Островского они все-таки не люди в полном смысле этого слова, а стихии, силы природы, олицетворяющие человеческие чувства. Поэтому вся сцена и внешне должна предстать перед нами как некая борьба стихий — самих человеческих чувств.
Вот почему в окончательном изобразительном решении этой сцепы, уже на экране, Мороз появляется перед нами не просто дедушкой в валенках, обряженный в соболью шубу, с мешком за плечами, наполненным подарками. Сначала мы слышим только его голос, прорывающийся сквозь вьюгу. Перед Весной он возникает вдруг, из вихря. Точнее говоря, сказочность я ищу и нахожу ее в натуральности самой природы, беру у нее адрес и даже наиболее сложные моменты и подробности.
Это побудило меня отказаться и от того, чтобы сажать Весну на летящих лебедей, и от того, чтобы усадить Снегурочку верхом на медведя, к чему все мы, зрители, так привыкли.
— Снегурушка, дитя мое! — долетает голос отца, Мороза, в глухую чащобу.
Но пусто у поваленного дерева, где сидела Снегурочка. Нет ее и в овраге, и в занесенном снегом тереме. Видны лишь маленькие следы, уходящие от нас неровной цепочкой. Снегурочка стоит на опушке леса. Такое появление проще, но не менее сказочно, чем полет на ковре-самолете. А главное — это лучше всего соответствует логике, стилю художественной образности фильма.
Конечно же, меня очень волновал вопрос, будут ли созвучны, совместятся ли, уживутся ли эти первые — сказочные! — сцены фильма с последующими кадрами картины? Ведь в них будут действовать обыкновенные люди, подсмотренные Островским в Щелыкове, его «творческой лаборатории» на берегах Куекши, Сендеги, в Ярилиной долине.
Хотелось верить, что совместятся. В таком решении истинность и фантастичность в конечном результате должны стать единым целым.
Но давайте вдумаемся в ремарку Островского: «Действие происходит в страде берендеев в доисторическое время».
