Алекс Громов - Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера
"Вчера в Бретани я был около утеса, где ты несколько лет назад во время съемок перевернулась на рыбацкой лодке. Маяк все так же стоит неподалеку…
Я сделал пару кругов над ним и был совсем близко от тебя… Можешь не очень бояться, "томми" давно уже не видно…
Нас разделяет более тысячи километров, но мне кажется, что ты всего лишь в нескольких метрах, словно ты в соседней комнате и вот-вот войдешь: сейчас я услышу твой голос — и я забываю… о фронте, этом проклятом фронте, который я ненавижу, как ненавижу всю войну, но в то же время ищу приключения, эти бессмысленные приключения…"
Ольга все еще смеется, глядя на простодушного ординарца, а тот неожиданно севшим голосом говорит:
— Герр гауптман…
И, умолкнув, протягивает ей письмо командира полка, в котором говорится, что Йеп погиб…
В этой романтической истории трагической страсти на фоне Второй мировой войны помимо душещипательных подробностей присутствует и немалая таинственность, поскольку среди выдающихся асов люфтваффе не так-то легко найти человека с именем, указанным в воспоминаниях прекрасной Ольги, — Вальтер Йеп.
Некоторые исследователи выдвигают версии, что актриса называла возлюбленного прозвищем, образованным от его настоящей фамилии, делая вывод, что честь покорения сердца Ольги Чеховой принадлежит действительно знаменитому летчику-истребителю Герману-Фридриху Йоппину (Hermann-Friedrich Joppien). Он занимал в военно-воздушных силах четвертое место по результативности (всего сбил 70 самолетов). Был награжден Рыцарским крестом с Дубовыми листьями.
А то, что он вроде бы не Вальтер — так у него могло быть еще одно имя кроме Германа-Фридриха. Или это тоже прозвище…
Но если сравнивать факты биографии Йоппина с письмами Йепа, несовпадения становятся очевидными. Летом 1941 года письма от него приходили из северной Франции, в то время как реальный Йоппин в это время воевал уже на Восточном фронте. Там он и погиб — его самолет был сбит огнем советской зенитной артиллерии 25 августа 1941 года. А Ольга Чехова получила трагическое известие о внезапной гибели Йепа накануне Рождества того же года.
Так что загадка пока остается частью тайны, окружающей образ "любимой актрисы фюрера".
Но кроме потери возлюбленного Ольгу поджидали и другие опасности. Вот как описывает ситуацию Судоплатов в своих мемуарах: "К августу 1942 года "Красная капелла" в Берлине, включавшая агентов военной разведки и НКВД, была уничтожена. Но в Германии уцелел ряд важных источников информации и агентов влияния. Некоторые агенты гамбургской группы, созданной Серебрянским и Эйтингоном, не связанные с группой Харнака — Шульце-Бойзена и осевшие в концернах "Фарбен индустри" и "Тиссен" в гамбургском порту, уцелели и ушли в подполье. Избежала ареста агент "Юна", обосновавшаяся в ведомстве Риббентропа — германском МИДе; не были скомпрометированы Ольга Чехова и польский князь Януш Радзивилл. Однако отсутствовали надежные связники с ними. Два наших агента — шведский предприниматель Стринберг ("Густав") и популярный актер Карл Герхард ("Шансонье") годились разве что на роль курьеров. Поездки Стринберга в Германию оказались малорезультативными, а Герхарда вскоре выявили немцы, так как он не скрывал своих антигитлеровских настроений. Агентурная сеть во Франции и Швейцарии продолжала работать".
Два поклонника сразу
Ольга по-прежнему выступала в больших и маленьких городах, в центрах и захолустье, и вот однажды она снова оказалась в Брюсселе. В отеле незадолго до спектакля портье доложил, что ее спрашивают два немецких офицера, их имена ей ни о чем не говорили. "Я отказываюсь принять, хорошо зная, что в обществе "актрис из обслуживания войск" многим лейтенантам на ум тотчас приходит шлягер "Ночью не бывают одинокими". Когда я собираюсь ехать на спектакль, меня догоняет в холле гостиницы моя русская костюмерша и передает очаровательную шляпную картонку, к которой прикреплена визитная карточка со следующими загадочными фразами: "От вас зависит наша жизнь! Просят принять: обер-лейтенант Э.С. и лейтенант М.Б.". В картонке лежит прелестно пахнущий букетик пармских фиалок…"
Ольга Чехова
Впечатлительная костюмерша уговаривает актрису непременно принять обоих молодых людей. Ольга отказывается, костюмерша ударяется в слезы. Опасаясь склонности своей помощницы к истерикам, Ольга уступает. "Вскоре после этого в моем номере появляются два запыленных, небритых, смертельно усталых молодых человека. Их воспаленные глаза смотрят с таким неподдельным восторгом, что я забываю свой затаенный гнев и предлагаю им по стаканчику шерри.
Между торопливыми глотками они буквально выстреливают свою историю. Их часть расквартирована в Париже. Как-то вечером в казино показывали один из моих фильмов. По окончании офицеры стали обсуждать сюжет и исполнителей, точнее говоря, не столько обсуждали, сколько немного мечтали, в том числе и обо мне. Поддавшись очарованию момента, оба моих трубадура заключают с товарищами пари: они вручат мне перед спектаклем в Брюсселе мои любимые цветы. А через 24 часа обязуются вернуться обратно.
Безумная затея! Естественно, никто не может разрешить во время войны вот так запросто съездить из Парижа в Брюссель, чтобы поднести актрисе цветы. Но конечно же, это не останавливает моих донжуанов. Они не думают и о военно-полевом суде, который грозит им, если попадутся. Они думают о своем пари — и обо мне…"
В один из свободных от службы дней офицеры отправляются в путешествие — попадают в Брюссель тайными дорогами и заявляются к обожаемой звезде. Теперь, когда их авантюра удалась, им нужно вернуться обратно, желательно, не угодив под суд. "И вот они стоят передо мной и доверчиво вверяют свою судьбу в мои руки. Это значит, что мне нужно, используя свои связи, достать им настоящее командировочное предписание обратно в Париж. Я смотрю на часы. Время поджимает — мне нужно в театр. Я поручаю Аллочке приготовить офицерам ванну, бритье и позаботиться о еде и напитках. Прежде чем мчаться в театр, я прошу по телефону у коменданта города срочной аудиенции после спектакля. Он дает согласие".
Комендант принадлежал к числу поклонников актрисы, но воинская дисциплина для него важнее. Адъютант тоже отказывает помочь авантюристам. "То, что "выкинули" оба офицера, — непростительно; решение может быть лишь одно — строжайшее наказание!" "Конечно, со своей точки зрения он прав. Но я пришла не для того, чтобы спорить с ним по поводу устава, я хочу спасти двух романтиков, которые из-за меня влипли в неприятности. Итак, я собираюсь с силами, бросаю адъютанту упрек в недостатке чувства юмора и не замечаю, что комендант города, генерал, вышел в приемную. Таким образом в основном он уже в курсе дела. От его симпатий ко мне не остается и следа. Он обвиняет меня в том, что я покровительствую "элементам, подрывающим боеспособность армии". И категорически требует, чтобы я сказала ему, где скрываются оба молодых офицера".
Ольга качает головой.
— У вас будут неприятности! — восклицает комендант.
— Они у меня уже есть…
— У вас будут еще большие неприятности!
— Вы угрожаете мне, вместо того чтобы помочь, герр генерал?
— Речь идет не о вас…
— В вас нет романтизма, и вы не любите искусство, герр генерал, как жаль…
— Мои чувства в данном случае не являются предметом обсуждения.
— Я найду выход, как спасти мальчишек от военного суда, будьте уверены, герр генерал! — вспыхивает Ольга и выходит прочь.
Офицеров спешно прячут на квартире той самой костюмерши, а сама Ольга нервно мечется по номеру "В дверь стучат. Я торопливо говорю Аллочке, чтобы она предупредила нашего импресарио, если я буду долго отсутствовать, и иду, готовая ко всему и вдруг удивительно спокойная, к двери. Открываю. Передо мной не "цепные псы". Все тот же неумолимо строгий адъютант лучезарно улыбается и просит дозволения войти.
Я смотрю на часы. Пять утра. Адъютант приносит извинения за вторжение в "столь неприлично раннее время", но цель его посещения оправдывает нарушение "всяческого этикета". Он вынимает из сумки два по всем правилам оформленных командировочных предписания…"
— Герр генерал просит вас незамедлительно отправить обер-лейтенанта и лейтенанта на вокзал; офицеры еще могут успеть на утренний поезд в Париж.
У Ольги не находится слов. Адъютант все с той же ослепительной улыбкой продолжает:
— Кроме того, герр генерал хотел бы через меня передать, что в данном случае он весьма своевольно нарушает свои полномочия, но — отнюдь не как бюрократ — хотел бы сказать без обиняков: если бы он был таким же молодым и способным увлекаться, как эти двое офицеров, кто знает, может, и он отважился бы на подобное…
Письмо Паулюса
