Игорь Волознев - Загробная месть
Туман в голове Шихана ещё больше сгустился. Скоро он вообще перестал понимать, что происходит. Его отвели в комнату на третьем этаже, уложили на диван, накрыли одеялом и ушли, погасив свет.
Он проснулся среди ночи оттого, что на первом этаже пробили стенные часы. Он раскрыл глаза и увидел стоявшую за окном большую бледно-зелёную луну. Поначалу голова раскалывалась от боли, но потом стало отпускать. Шихан снова закрыл глаза и забылся тревожным сном, полным странных видений. Он видел улицы города, в котором никогда не был, видел людей, которых не знал, участвовал в драке, в которой никогда не участвовал. Сменялись картины и лица. Внезапно до Шихана дошло, что память разворачивает перед ним фрагменты чьей-то жизни. Чужой жизни. И ему не надо было напрягать воображение, чтобы понять — чей именно. Это была жизнь Гаврика…
Едва он подумал об этом, как вереницу видений словно сдуло. Нахлынула темнота, а потом сознание прояснилось.
Он скинул с себя одеяло и резко сел на диване, спустив ноги на пол. Часы пробили два часа ночи. Комнату заливала луна. У противоположной стены на полу завозился Толяныч — старый опытный "медвежатник", лысый мужик лет пятидесяти пяти, ветеран банды. Он тоже проснулся и в удивлении привстал на своём матраце. Его поразило, что Шихан сидит и разглядывает своё голое тело, словно видит его впервые в жизни. Главарь ощупывал руками свой живот, мошонку, ноги, особенно внимательно всматривался в рубцы от застарелых ран. А когда Шихан встал с дивана и сделал несколько неуверенных шагов, Толяныч поразился ещё больше. Шихан словно учился ходить!
— Шихан, ты чего? — пробормотал Толяныч. — Лежи, спи.
Лицо у главаря было застывшее, серо-зелёное в свете луны, как у покойника. Но особенно пугали его странная изменившаяся походка и смех. Смех, скорее — смешок, был тонкий, заливистый, какой-то очень тихий. Прежде Шихан никогда так не смеялся.
— Шихан, чего ты, чего, — в страхе повторял "медвежатник", отползая от главаря и пытаясь подняться.
Шихан наклонился к нему и толчком опрокинул на спину.
Толяныч захрипел, когда пальцы главаря сомкнулись на его горле, а колено упёрлось ему в грудь. Из раскрывшегося рта Толяныча вывалился прокушенный окровавленный язык, глаза закатились, тело конвульсивно задёргалось. Шихан давил коленом и сжимал пальцы до тех пор, пока браток не затих, распластавшись с выпученными глазами. Лунный свет дотягивался до убитого, и кровь, вытекавшая у него изо рта, казалась не красной, а чёрной, а лицо — пепельно-серым, с зеленоватым отливом, как у самого Шихана.
Шихан снова начал разглядывать себя, причём на этот раз особенно пристальное внимание уделил гениталиям. Он мял их пальцами, теребил пенис и беспрерывно хихикал.
Наконец он вышел в коридор. Большинство братков уже спало, лишь немногие бодрствовали, допивая остатки горячительных напитков. На втором этаже, в комнате, пропахшей мочой и пивом, он заметил валявшееся на стуле платье одной из девиц. Внимание его привлекло не столько само платье, сколько жёлтый шёлковый пояс-шнурок. Голая обладательница платья лежала здесь же, на полу, в обнимку с каким-то братком. Она спала, а пьяный браток то и дело приподнимался и отпивал из бутылки.
Шихан выдернул шнурок и сделал на его конце петлю. На том же стуле лежала одежда братка — джинсы, трусы и майка. Из кармана джинсов выглядывала рукоятка ножа. Шихан, ухмыльнувшись, взял нож. Браток осоловелыми глазами смотрел, как главарь подходит к нему, держа нож и шнурок. Подойдя, Шихан остановился и несколько секунд переводил взгляд со шнурка на нож.
Всё-таки выбрал шнурок.
Он накинул петлю братку на шею.
— Тихо… — прошипел он почти ласково. — Не ори. Всё нормально.
Он упёрся коленом в позвоночник братка и с силой потянул конец шнура. Браток задёргался.
Дождавшись, когда он затихнет, Шихан снял с него петлю и с минуту смотрел на спавшую женщину. Он смотрел на неё и держался за свой пенис, потом наклонился к ней, и вдруг услышал за спиной шорох. Он обернулся. Из тёмного угла на него смотрел проснувшийся на своём матраце мертвецки пьяный Гундос.
Шихан захихикал.
— Придётся и тебе туда же, корешок, — сказал он, направляясь к нему и на ходу расправляя петлю.
С Гундоса мигом слетел весь хмель.
— Шихан… — пробормотал он, задыхаясь от ужаса. — Ты… Ты говоришь, как Гаврик… Это его голос…
— Тебе кажется, — ответил Шихан, скаля зубы.
— Ну да… Ты и смеёшься как Гаврик… Точно, как Гаврик!..
— Ладно, заткни пасть, — Шихан несильным толчком свалил его обратно на матрац. — Слишком много вякаешь не по делу, тебе давно пора паковаться в крематорий.
Гундос был настолько поражён и напуган, что не сопротивлялся, когда Шихан накидывал на него петлю. Убийца потянул конец шнура, и Гундос побагровел, тело его свела судорога.
— Вот таким ты мне больше нравишься, — сказал главарь, освобождая мёртвого братка от петли.
В дверях комнаты показался Утюг — двухметровый верзила с квадратной челюстью. Он, как и все в доме, был нагишом, едва держался на ногах и тупо смотрел на главаря, явно не понимая, что происходит.
Он неуверенно шагнул вперёд. Видно было, что необычное хихиканье Шихана его изумило не меньше, чем Гундоса и Толяныча.
Шихан спрятал нож и шнурок за спиной.
— Иди сюда, — сказал он Утюгу, улыбаясь. — Давай выпьем.
Как только Утюг приблизился, он пырнул его ножом в живот, а когда тот согнулся, свалил его с ног, зашёл к нему сзади и накинул на шею петлю.
Утюг заревел, вцепился в шнур руками.
— Жить хочешь, сука? — оскалился Шихан и в следующий миг, почти без замаха, вонзил лезвие Утюгу под левую лопатку.
Утюг, мыча сквозь сжатые зубы, начал заваливаться. Однако он ещё пытался сопротивляться, норовил скинуть с себя убийцу, и тому пришлось ещё раз ударить ножом — на этот раз точно под сердце.
Покончив с ним, Шихан огляделся. В полутёмной комнате лежало уже три трупа. Девица по-прежнему спала. Шихан насторожился, услышав за стеной звуки невнятной возни. Он помедлил, снова бросил взгляд на девицу, сжал в кулаке нож и вышел из комнаты.
В соседнем помещении два пьяных братка вяло тискали двух таких же пьяных женщин. Электричество было выключено, комнату заливал мертвенный свет огромной луны. Зрелище голых тел Шихана рассмешило. Братки едва различали его в полумраке и вглядывались в него мутными глазами, не понимая, кто это так заливисто хихикает. Узнав главаря, они тоже гоготнули.
— Давай, приобщайся, Шихан!
— А что, и приобщусь, — Шихан, пряча нож, двинулся к ним.
Через минуту в комнате зазвучали стоны: лезвие вонзалось то в одно тело, то в другое, то в третье, то в четвёртое. Оно порхало по животам, спинам и шеям, впиваясь во все места, ещё не залитые кровью. Шихан радостно всхлипывал, когда оно погружалось особенно глубоко.
Только когда вся четвёрка лежала перед ним без движения, он отдышался. Вытер окровавленный нож об ляжку одной из девиц, поднялся на ноги, ещё раз хохотнул и вышел в коридор.
На ступенях лестницы он впотьмах поскользнулся на чьей-то блевотине и едва не загремел вниз. А под лестницей на первом этаже он обнаружил спящего Рябого. Шихан поднял было нож, но, подумав, отложил его в сторону и расправил шнурок. К шее пьяно ворочавшегося Рябого он прилаживал петлю неторопливо, со вкусом, и затягивал её медленно, с довольной ухмылкой. Был момент, когда он даже ослабил нажим, чтобы дать жертве подёргаться и похрипеть подольше. Но всё же затянул петлю до упора.
Тихо смеясь, он прошел коридором и заглянул в ярко освещённую ванную. Пьяный Карим плескался с длинноволосой блондинкой. Заметив в дверях главаря, Карим тоже засмеялся. Девица захихикала. Шихан, продолжая скалиться, упругой, несвойственной его массивному телу походкой скользнул к изголовью ванны.
— Ну-ка, дорогуша, отвернись, — сказал он девице. — Я должен кое-что сказать корешу на ушко.
Услышав его изменившийся голос, Карим изумленно уставился на него. Девица отвернулась. Шихан быстрым движением намотал на руку прядь её длинных волос и резко дёрнул, погружая её голову в воду. Карим не успел сказать ни слова: Шихан почти одновременно с головой девицы погрузил в воду и его голову, а потом налёг на обоих.
Карим и его подруга забились в воде, пытаясь высвободиться, но оба были слишком пьяны, а Шихан слишком силён и грузен. Лишь однажды девице удалось вынырнуть из-под него и вскрикнуть. Шихан тут же дёрнул её за волосы, снова погружая в воду.
Всего две минуты потратил он на то, чтобы парочка окончательно перестала трепыхаться. Вытираясь большим махровым полотенцем, он с ухмылкой поглядывал на их безжизненные тела. А выходя из ванны, не смог отказать себе в удовольствии похлопать обмякшую женщину по ягодицам.
Вскоре его хихиканье слышалось в просторном холле первого этажа. Свет здесь был притушен, всюду валялись пустые бутылки и объедки. Кто-то спал на диване, двое храпели на полу, растянувшись на замызганном ковре, ещё двое о чём-то тихо толковали пьяными голосами. Услышав смех, они умолкли и обернулись к дверям. Братки, хоть и были выпивши, удивились: так в банде никто не хихикал. Обнаружив, что это хихикает не кто иной, как сам главарь, они удивились ещё больше.
