Автора нет - Государственная Третьяковская галерея
«Как много она говорит сердцу», — сказал о картине Л. Н. Толстой.
Виктор Михайлович Васнецов (1848–1926). Богатыри 1881–1898. Холст, масло. 295,3x446Тема русской народной сказки, былин и преданий была основной в творчестве русского художника и архитектора В. М. Васнецова. Масштабное полотно «Богатыри» является центральным среди произведений художника, неоднократно обращавшегося к народному эпосу. Воссоздав грандиозные в своей духовной мощи образы былинных защитников Древней Руси — Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича, Васнецов выразил свое возвышенно-романтическое и в то же время глубоко гражданское понимание национального идеала русского народа. Фигуры трех защитников Руси мастер писал с натурщиков, облаченных в настоящую одежду древнерусских воинов, взятую напрокат из запасников Исторического музея.
Для образа Ильи Васнецову позировал грузный владимирский крестьянин, Добрыня Никитич — соединение портретных образов В. Д. Поленова, собственного автопортрета живописца и его отца. Фоном произведения являются высокие холмы, покрытые хвойной растительностью под хмурым облачным небом, молодые ели и густые травы, пересыпанные грудой серых камней.
Конь каждого богатыря схож характером со своим хозяином. Так, мощный вороной бесстрашного Ильи Муромца косит налитым кровью глазом, белый конь хитрого и обходительного Добрыни чутко принюхивается к ветру, а низкорослая рыжая лошадь удалого Алеши Поповича, который возит с собой в походы гусли, щиплет траву, навострив уши. Васнецов показал своих героев не в смертельной схватке. «Вышли богатыри посмотреть, не обижают ли кого где» — в основе сюжета именно эти слова замечательной русской былины. Все в полотне продумано до деталей и убедительно настолько, что и сегодня кажется, будто богатырская застава Виктора Васнецова до сих пор несет свою нелегкую службу.
Николай Константинович Рерих (1874–1947). Заморские гости 1901, Холст, масло. 85x112,5Картина «Заморские гости» входит в состав первой большой серии произведений Рериха — «Начало Руси. Славяне». Сюжет зародился у художника во время путешествия в 1899 в Новгород по пути «из варяг в греки». Поездка произвела на него неизгладимое впечатление. «Плывут полунощные гости, — писал живописец. — Светлой полосой тянется берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного, весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги… Новая струя пробивается по стоячей воде, бежит она в вековую славянскую жизнь, подымет роды славянские — увидят они редких, незнакомых гостей, подивуются они на строй боевой, на их заморский обычай. Длинным рядом идут ладьи; яркая раскраска горит на солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким стройным носом-раконом…»
Выполненный маслом холст чарует свежестью красок, радостным и праздничным настроением. Цвет его предельно интенсивен. Благодаря убедительному красочному стилю и сохранению исторической достоверности давно минувшее претворяется в постоянно существующее, вечное. Магию такого превращения художник черпал в красоте и яркой декоративности народного искусства.
Михаил Александрович Врубель (1856–1910). Демон сидящий 1890. Холст, масло. 116,5x21 3,8Крупнейший представитель символизма и модерна в русском изобразительном искусстве, М. А. Врубель был универсальным художником, создавшим произведения станковой живописи и монументальные росписи, превосходным рисовальщиком и скульптором, много работал в области декоративно-прикладного искусства. Главной темой творчества Врубеля в «московский период» стала тема Демона.
Фоном для картины «Демон сидящий» служит накаленно-пурпурное низкое небо. За спиной Демона расцветают неведомые кристаллические цветы различных темных оттенков. Тяжелые атлетические мышцы его обнаженного торса напряжены, а сцепленные пальцы рук выдают пронзительную тоску. Грозно вскинуты вверх черные линии бровей и горько опущены вниз уголки рта на его смуглом лице. Сочетание мощи и бессилия молодого гиганта перекликается с мерцающей красотой окружающего его мертвого пейзажа, в котором есть только причудливые колючие скалы да каменные облака. Демон, погруженный в тоску по живому, полному цветения и тепла миру, от которого он отторгнут, не замечает, как вдалеке за его спиной разгорается золотая заря.
«На Четвертой выставке „Мира искусства“ появилась поразительная картина Врубеля „Демон“ одно из самых замечательных произведений последней четверти века, — писал об этом произведений А. Бенуа. — /…/ Врубель долго мучился над этим произведением, долго боролся при его создании с самим собой, со своей фантазией, со своим вкусом. Красочная декоративная красота этой картины далась ему, чего и следовало ожидать, сразу. С гениальной легкостью Врубель создал свою симфонию траурных лиловых, звучно синих и мрачно-красных тонов. Вся /…/ царственная пышность демонического облачения была найдена, но осталось найти самого демона. Над исканием его Врубель измучился, постигая умом, но, не видя ясно облик сатаны…».
Позднее Бенуа вспоминал, что Врубель продолжал работать над образом демона даже после открытия выставки. По его словам, под кистью Врубеля демон на глазах менял свое обличье, и это производило впечатление реального противоборства художника-творца с падшим ангелом.
Искусство XX века
В 1912 на выставке «Мира искусства» появилась картина К. С. Петрова-Водкина «Купание красного коня», которую и публика, и художники, и критики восприняли как знак обновления. В начале 1910-х, когда отживали старые представления об искусстве, а в художественной среде происходили бурные метания, полотно «Купание красного коня» для многих представлялось той идеей, которая сможет примирить старых и новых, «левых» и «правых», академистов и мирискусников. Художник «выстроил» монументальное произведение, придав ему «программность», найдя значительную форму, которая способна выразить глубокое и емкое содержание. Картина стала образцом художественной целостности, абсолютного воплощения художественного решения, что в начале XX столетия было редким явлением в русской живописи. В ней органично сочетались самые разные традиции — древнерусской иконы и монументальных росписей эпохи Возрождения, декоративного искусства, стиля «модерн» и почти классической пластики в трактовке фигур.
Пространство картины организовано так, что благодаря высокой линии горизонта, находящейся как бы за пределами самой композиции, оно поднимается и фактически выдвигается на зрителя, ограничиваясь собственно плоскостью холста. При этом глубина не исчезает: зритель ощущает ее благодаря масштабному сокращению фигур второго плана.
Автор словно полемизирует с импрессионистическими приемами живописи, под обаянием которых находились в ту пору многие художники, остается в стороне от кубистического принципа претворения формы, не интересуют его и футуристические эксперименты.
Еще одна особенность этой картины характерна для всего творчества Петрова-Водкина: притом что сюжет работы нарочито бытовой (купание коня), в ней нет рассказа о событии. И хотя сюжет вполне явен, живописцу удается поднять его до некоего идеального образа. Один из приемов, с помощью которого он достигает цели, — трактовка цвета, в первую очередь главной фигуры (красного коня). При этом здесь нет «плаката» с его нарочитой броскостью. Скорее присутствуют традиции древнерусского искусства: конь красного цвета часто встречается на иконах (красное — прекрасное). Ясно ощущаемая патетика картины, выражение духовности как глубоко внутреннего состояния делают ее воплощением национального русского мирочувствования. Станковое произведение благодаря своей внутренней значительности, духовному наполнению и отсутствию случайных деталей воспринимается как монументальное творение.
Евгений Евгеньевич Лансере (1875–1946). Императрица Елизавета Петровна в Царском Селе 1905. Бумага на картоне, гуашь. 43,5x62Младший современник художников «Мира искусства», Лансере виртуозно владеет образным языком «ретроспективных мечтателей», отстраненно и одновременно иронично воссоздает стиль жизни придворной мишуры «золотого» XVIII века. Выход Елизаветы Петровны со свитой интерпретируется художником как некое театрализованное представление, где величественная фигура императрицы воспринимается продолжением фасада дворца. Композиция строится на контрасте пышной придворной процессии, причудливого великолепия барочной архитектуры и пустынного партера регулярного парка. Художника увлекает перекличка элементов архитектурного декора и деталей туалета. Шлейф императрицы напоминает приподнятый театральный занавес, за которым мы застаем врасплох придворных актеров, спешащих исполнить привычные роли. В нагромождении лиц и фигур спрятан «скрытый персонаж» — арапчонок, прилежно несущий императорский шлейф. От взгляда художника не утаилась и курьезная деталь — незакрытая табакерка в суетливых руках кавалера-фаворита. Мелькание узоров и цветовых пятен создает ощущение ожившего мгновения прошлого.
