Андрей Балдин - Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю
Речь о «Годунове». Тут прямо о приобретенном пространстве (слова, мысли).
Неслучайно именно сейчас он цитирует в своих дневниках Паскаля.
Все, что превышает геометрию, превышает нас.
…Я чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития.
Ключевое слово произнесено: перестроение, перефокусировка себя есть процесс духовный.
Достижение своего предела есть уже выход за него. Таковы пушкинские летние самоощущения, «чертежи души», рисуемые на пределе (верхней крышке) пространства.
Его Михайловское летом открывается максимально.
Там есть один фокус; если пройти территорию усадьбы строго по оси (по другому, собственно, и не получится — от входа идет узкая направляющая аллея из двух рядов высоченных темных елей) — по прямой насквозь, спуститься в парк, убранный идеально, подметенный, заставленный белыми картонными скамеечками и такими же легковесными мостиками, миновать его как можно скорее, еще быстрее пройти круглый двор, где так же нет ничего настоящего, и за ним сразу дом, так же выдуманный заново, представляющий собой собрание ширм, а не стен, он совсем маленький, этот дом, и выйти к озеру, откроется такой простор, что сердце остановится, грудь переполнится воздухом и останется только вопрос: как описать эту полноту, это большее, летнее целое?
Середины и высоты
12 июля 1812 года. Император Александр выступает в Кремле на балконе Слободского дворца перед патриотически настроенным народом. Объявлена народная (тотальная) война Наполеону.
12 июля 1912 года. Президент США Вудро Вильсон открыл Панамский канал. Это также срединная точка, разделяющая две Америки.
12 июля 1943 года. Крупнейшее танковое сражение на Курской дуге. Сошлись (к точке зенита? Туда, где пуп войны) с обеих сторон 1,5 тысячи танков и самоходных орудий.
*Заканчивается Петров пост. В этот день нужно дотянуться до неба, ибо спуск уже близко: время вот-вот наденет лыжи.
В 2000 году мы совершали экспедицию под названием «Империя пространства» (поиски Чевенгура). Географ Дмитрий Замятин, писатель Василий Голованов и аз грешный, времявед. По высокой степи Белогорья, что поднимается за Доном к югу от Воронежа, мы колесили неделю, в эти как раз верхние Петровы дни. Степь там прижимается прямо к небу, изредка опускаясь в низины и балки, где в строчках зелени и камышей прячутся невидимые реки. Все остальное — голые покатые лбы и плечи белой степи — плотно упирается в небеса. Высокие места. 12 июля нас вынесло к устью Черной Калитвы, впадающей в Дон. Пересекши долину, мы поднялись на южный берег; его венчает Миронова гора, на лбу земли еще и шишка: гора-колокольня. Влезли на «колокольню»; жаркая твердь приблизилась. На горе расположен мемориал в память сражений 1943 года. Здесь же, в кустах, обрамляющих мемориал, мы обнаружили человека, сидящего с книгой.
Врач, из больницы для душевнобольных (он так представился; по виду этот врач был, скорее, из той больницы пациент). Книга — «Лествица» Иоанна Лествичника. Бумажная лестница в небо. Там и в тот момент до неба было близко.
Роман – календарь
Всё Петры
Тут вместо Пьера нужно писать Петр, собственно, так часто в романе называют Безухова: Петр и Петруша.
Наташа Ростова после «сретенского» падения (см. выше, Сретение) спасается (выздоравливает) в Петровский пост (том III, часть I, главы XVII — XVI).
Она лечится в церкви. Появляется незаметная Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых: она вовлекает Наташу в говение, а затем и моление, наконец, в причастие, которое скоро спасает больную.
Этот короткий круг Наташиной жизни, осторожно, одним касанием прописанный и почти нами не читаемый, напоминает масонский круг «спасения» Пьера. Тот от своей душевной напасти после разрыва с Элен пытается спастись по-питерски, масонством.
Наташа лечится по-московски, в церкви.
Видимо, оттого, что такое исцеление в Москве есть нечто очевидное, Толстой не останавливается на нем подробно. Кроме того, это московское лечение, стало быть, оно в основе своей чудесно и потому не разбираемо умом. Наконец, над этим нельзя смеяться, как можно смеяться над докторами и масонами — Толстой над ними смеется подолгу и с удовольствием. Над Наташиной хворью смеяться нельзя. В результате на ее спасение уходит едва полторы главы.
Нечаянно или специально, вокруг Наташи всё Петры. Только с братом Петей она хоть иногда весела, только с Пьером ей спокойно. Все совершается на Петровский пост. Наташино спасение синхронно с этим постом: к окончанию его она здорова.
От Москвы до океана
13 июля 1728 года. Корабли Витуса Беринга (Ивана Ивановича, 1681 — 1741, капитан-командора русского флота) двинулись к Ледовитому океану — так был открыт Берингов пролив.
14 июля — летние Кузьминки. Русские люди встают ни свет ни заря и остальным не дают спать. Самая страда, пик, максимум работы.
Козьма и Демьян пришли, а мы на покос ушли. Почему-то считается, что это женский праздник.
14 июля 1554 года. Покорение Астрахани Иоанном Грозным, присоединение Астраханского царства (ханства? астра-ханства? чего-то цветочного) к Московскому.
14 июля 1941 года. В боях под Оршей Красная Армия впервые применила «Катюшу».
16 июля 1589 года умер блаженный Иоанн, Христа ради московский юродивый.
Его звали также Большой колпак, потому что он ходил по городу в железном колпаке. Это он у Пушкина назвал Годунова царем Иродом.
16 июля 1811 года. Из московского дома в Госпитальном переулке Александр Пушкин с дядей Василием Львовичем отправился поступать в лицей.
Перешел предел московского (детского) пространства.
16 июля 1819 года. Из Кронштадта ушли в Арктические воды корабли «Восток» и «Мирный» на поиск Южного материка, — за предел.
Москва сама материк, только северный. В июле, в высшей точке своего роста (взошла, как пирог, на верхушке посыпано белым: это Кремль, нагромождение сахару и льда) ей дана возможность целостного самообозрения. В июле, когда год максимально развернут и цел, она сама себе кажется максимально развернута и цела.
От Пасхи до Иванова столпа и Петрова дня Москва пережила ряд метаморфоз. Перешла из плоскости в пространство — непросто, в конфликте измерений и смыслов, но в итоге благополучно: ее переход закончился июльской симфонией Кремля.
Весь этот маршрут, все стадии роста были отмечены праздниками (с поворотом ключа в пункте Троицы); вместе это составило многосоставную, искусно выверенную летнюю церемонию.
Праздники темперируют хаос московской жизни, сообщают ему единый сюжет, обнимают целостным (воображаемым) пространством. В июле московское помещение достигает предела своего роста; здесь происходит полный вдох человека Москвы.
Над «вертолетной» площадкой Кремля солнце на несколько дней в году как будто зависает. В этот момент кремлевская композиция чудесным образом открыта небу.
Так же: развернуто-свернуто, как толстовский роман.
То и другое — оформление московского чуда, того, что открывается нам мгновенно, не столько мистически, сколько празднично. Не следует забывать, что Толстой писал роман о московском чуде. Его бумажный роман скрыто религиозен: он стоит на «камне», на Петре, Пьере, апостоле новой (авторской) веры.
Так же и Кремль есть роман — в камне, открывающийся (разом, мгновенно) при взгляде сверху. Там, в июльском зените находится его ключевая точка. Она не в конце книги, как в бумажном романе, «Войне и мире», в канун Николы, но сверху, там, куда направлен указательный палец Ивана Великого.
Четвертая часть
ПОВЕДЕНИЕ ВОДЫ
Глава четырнадцатая
ЛЕТНЯЯ ПАСХА
17 июля — 2 августа
— Пик года миновал — Расстояние до Рублева — Романовы — Другой июль: Ленин, Никон и астронавт Армстронг — Парад ягод — целители, от Сергия до Антиоха — Летняя Пасха — Пророк —
Пик года миновал. Начинается вторая часть романа о московском свете. Предстоит его постепенное «сжатие», умаление в точку. Для московита это означает обещание осени и зимы, предчувствие конца года. Мало что изменилось в небе и на земле: царит как будто то же лето, но уже открылась малая течь времени и целое тело света начинает понемногу убывать. Чувствительный к малейшему сквозняку времени обитатель Московии насторожен. Он считает время по часам: Петр и Павел час убавил, Илья Пророк два уволок. Украл! — это преступление, нарушение закона совершенной полноты. Это аномалия; разум против этого протестует.
