Михаил Трофименков - Убийственный Париж
Пигаль — сердце не Парижа, а Панамы, как зовут Париж на арго.
Конечно, мы не лыком шиты, мы знаем, что мифический «остров» порока напоказ и гангстерского шика, песен Пиаф и автоматных очередей, канкана и кокаина, если и не выдумка романистов и шансонье, а реальность, то реальность минувшая, канувшая в небытие, а ныне муляж для туристов. Но муляжом кажется и опошленный «воздух Парижа» — тому, кто никогда не глотал его.
Заглянем навскидку в газеты: как там Пигаль?
Февраль 2011 года. Хозяин китайского ресторана «Ле Ямато», «устав от рэкета», ножом для суши обезглавил своего компаньона, убил повара и официантку. Объяснить, откуда в ресторане, помимо трупов, взялись «Калашников» и стреляные гильзы, он затруднился.
Апрель 2011 года. Арестовали «месье Анри», «императора Пигаль». Семидесятисемилетнего карлика Анри Боте обвинили в сутенерстве в промышленных масштабах — это тянет лет на десять. Впрочем, приходилось ему и круче. В 1987 году в телефонную будку, где он находился, разрядили автоматный рожок. Он уцелел, но погиб его друг Андре «Деде Год» Го, один из немногих выживших в криминальных войнах 1960-1980-х. Пикантный пустячок: Анри — крестный отец (без кавычек, без) Марины Ле Пен. Какая потеря.
А как бывало раньше?
Июль 1954 года. В бар «Ле Шаривари» зашел Пьер «Кюк» Кюкюррю, неграмотный, но почитаемый за мудрость, третейский судья Пигаль. Зашел без оружия, чтоб добрым словом вразумить Робера «Оранца» Жуана, заявившего, что, «устав от рэкета», он впредь будет встречать вымогателей свинцом. Местная девка оскорбила Кюка, он ответил пощечиной внахлест. Жуан сбегал в кабинет за винчестером и, не целясь, уложил Кюка пятью пулями. Какая потеря. Особенно для Франсуа Мориака, только что познакомившегося с ним и совершенно очарованного. Оправданный Оранец будет обманывать судьбу и путать следы четыре года, пока его не подловят на пол-пути к любовнице. Он умрет на углу улиц Лепик и Верон с бутылкой шампанского в одной руке и пижамой — в другой.
Январь 1956 года. Консьержа дома у самого подножия лестницы, ведущей на Монмартр, разбудили не то что выстрелы, а канонада. Найденные в студии на первом этаже три трупа напоминали решета. На пороге — солидный мужчина в темном костюме. В койке — голая девушка, зажавшая в руке недочитанный детектив. В ванной, залитой водой из простреленных труб, — голый юноша. «Коррида на улице Тардье» внятного объяснения так и не получила.
Перетасуйте даты происшествий — подмены никто не заметит. Случись такое в любом округе Парижа, шуму будет на весь мир. Но не здесь. Это Пигаль.
Эта глава — калейдоскоп, коллаж, «Впечатление. Заходящее солнце. Пигаль».
* * *Когда все началось?
Теоретически, в ноябре 1881 года, когда Родольф Салис открыл на Пигаль кабаре «Ле ша нуар». Другой пионер Пигаль, открывший в октябре 1885-го «Ла мармит», — каторжник Максим Лисбон. Правда, на каторгу в Новой Каледонии ветеран Крымской войны попал за политику: подполковник Коммуны командовал обороной Пантеона от версальцев. Лисбон придумал доставку на дом картошки фри и стриптиз. В 1894 году публика одного из его кабаре увидела революционную пантомиму «Иветта отходит ко сну». Правда, корсет Иветта (Бланш Кавелли) так и не сняла, но дело ее не пропало.
Именно на Пигаль в 1960-х распустился дикарски чувственный талант Риты Ренуар, признанной «интеллектуалки стриптиза». На сцене Ренуар играла, в частности, в «Желании, пойманном за хвост» Пикассо, а в кино — в «Красной пустыни» (1964) Микеланджело Антониони и «Фантомасе против Скотленд-Ярда» (1967) Андре Юнебеля.
Затопили же квартал проституция и марафет после открытия в 1889 году «Мулен руж». Именно что затопили.
В 1910-х хозяина круглосуточной аптеки Нардена подвела методичность: его бухгалтерские книги поведали «фликам», что за год он скормил парижанам семь кило кокаина по франку за грамм. Впрочем, ничего страшного с Нарденом не случилось: за торговлю наркотиками полагалось не более двух месяцев, но еще до их истечения условно освобожденный Нарден возобновил бизнес.
Таких, как у него, аптек в округе было штук шесть. Шарль Бернар, депутат от Монмартра, бил 7 июля 1916 года парламентариев на жалость рассказом о девчушке, которая, «кутаясь в изодранный платок, подходит к вам и поднимает жалкое личико с носом, покрасневшим от холода. Она показывает вам свои фиалки, и вы протягиваете двадцать су. „Но это стоит двадцать франков!..“ — хрипло выдыхает она. В букете спрятан порошок забвения». Сенатор Луи Мартен 7 января 1916 года проявил геополитическую прозорливость: «Вы знаете, господа, что это из Германии к нам пришел кокаин, и именно немецкая пропаганда создала моду на него».
Все это очень трогательно, но, если всерьез, именно на Пигаль родился тип профессионального дилера. Пионеры профессии были эксцентриками. Жарюзюель, чей штаб располагался в «Кристаль баре» на Брюссельской улице — экс-анархист, экс-социалист, стукач, автор шантажистских колонок в газете «Голуа». В суде — его всегда оправдывали — он пропагандировал волшебные свойства кокаина, «излечившего его от безумия». Его напарника Ноно «Малоссена» в 1914 году мобилизовали. Он храбро сражался, был пять раз ранен, командование уже подписало приказ о представлении его к медали и званию младшего лейтенанта, но из первой же увольнительной он не вернулся — остался на Пигаль заниматься делом.
Экс-офицер «Пепер» — «Дедуля» — освоил торговлю кокаином в шестьдесят шесть лет, узнав о его существовании по возвращении с каторги. Он одевался в лохмотья, подбирал окурки и клянчил у консьержки четыре су — «Старику бы похлебать горяченького», — но был неимоверно богат и держал свою банду в ежовых рукавицах. Сын американского генерала Хэрри «Большой Тома» Томас, в отличие от Дедули, выставлял богатство — включая авто с персональным шофером — напоказ. Официально он занимался поставками для итальянской армии. Депутату Бернару удалось добиться его высылки из Франции, но ненадолго.
В 1924 году в Париже насчитывали восемьдесят тысяч кокаинистов.
В то же время в ста семидесяти семи борделях Пигаль работали две тысячи девушек, и не было числа тем, кто стоял на панели через каждые пять метров. Генри Миллер всего навидался, но площадь Клиши сравнил с невольничьим рынком. Зная, что писатель Луи Фердинанд Селин работал врачом именно в Клиши, нетрудно понять его ненависть к человечеству и ужас перед жизнью.
Пигаль была заповедником не только разврата, но и свободы нравов. Недаром Нана в романе Золя знакомилась с лесбийскими радостями на улице Мартир. В заведении «Ле ра мор» («Дохлая крыса») уже в 1890-х встречались «дамы без месье». За готическим фасадом дома по улице Наварен, 9, скрывался салон «английских практик», как именовали садомазохизм. В «Либертис» на площади Бланш, 5, бицепсы и каторжные тату управляющего Боба (он же — Бобетта) выпирали из декольте. До второй половины XX века Пигаль была единственным в мире заповедником гомосексуальных и травести-шоу, чьи звезды — Флоридор, Бигуди, Замбелла, Большая Заза, Маслова, — известные всему Парижу, отнюдь не страдали от гомофобии в брутальной бандитской среде. Панельные травести работали на улицах Вернон, Мартир, Андре Антуана.
Многие поплатились. Голый труп Оскара Дюфренна, директора «Паласа», по совместительству муниципального советника от радикально-социалистической партии и председателя профсоюза директоров зрелищных заведений, в сентябре 1933 года нашли в его рабочем кабинете. Ряженый морячок в берете с красным помпоном, которого он так неудачно снял, проломил ему голову семнадцатью ударами кия и скрылся. Говорят, записался в Иностранный легион, обретя новое имя и чистое прошлое. Арестованного в Барселоне по обвинению в убийстве двадцатитрехлетнего Поля «Паоло Красивые Зубки» Лабори суд оправдал. В апреле 1936 года в собственном доме на авеню Гранд-Арме застрелили Луи Лепле, партнера Дюфренна, владельца «Либертис» и «Жернис», гениального продюсера, подобравшего на улице Эдит Пиаф. Следы убийства вели к ее окружению, певицу задержали и допрашивали, ее карьера чуть не рухнула, едва начавшись.
В годы оккупации в цветовой гамме мужских клубов преобладала зелень мундиров — у вермахта давние педерастические традиции. В «Либертис» блаженствовал старый сибарит фон Бемельбург, шеф парижского гестапо. А То-то радости было на Пигаль, когда немцы назначили главным цензором парижских зрелищ Радемахена, в 1930-х дирижировавшего оркестром в специфическом кафешантане.
Здесь долго бродили тени декаданса. В 1920-х на Пигаль еще можно было встретить странную старуху Бижу, по словам писателя Поля Морана «восставшую из кошмаров Бодлера»: бусы, перстни, браслеты, когти, штукатурка, немой, страдающий, дурной глаз обессилевшей хищной птицы.
Здесь долго не выводились эстеты, подражавшие джентльмену-грабителю Арсену Люпену. Вечерняя Пигаль любовалась, как сошедшей с экрана звездой, франтом Сержем де Ленцем. Неотразимый бисексуальный жиголо, грабитель и шантажист с неизменным моноклем разъезжал на лимузине, а по ночам сменял смокинг на черную маску и кожаные перчатки. Как-то на рассвете хозяин особняка, куда Серж забрался, застал его в своей гостиной в воровском облачении погруженным в глубокую задумчивость: «Я простоял в гостиной два часа. Слишком много вещей. У меня не было сил выбрать. Я был никакой. Что вы хотите… коко…»
