Сергей Глезеров - Исторические районы Петербурга от А до Я
А вот еще одна цитата из «Петербургских трущоб» В.В. Крестовского: «В Петербурге нет и не было официально „жидовского квартала“; но с тех пор как евреям дозволено селиться в столицах, они сами по себе завели нечто в этом роде. Центр еврейского населения в Петербурге представляют Подьяческие улицы, Садовая – от Кокушкина переулка до Никольского рынка – и набережные Екатерининского канала, близ Вознесенской церкви.
Затем некоторая часть этого населения уклонилась от своего главного центра и перебросилась за Фонтанку, у Обухова моста, по Обухову же проспекту[4]. Тут, в одном доме, она оселась так прочно, что самое место, в среде знающих людей, получило название „еврейского двора“, или „жидовского подворья“»…
В центре импровизированного квартала есть целые дома, сплошь заселенные одними только евреями; их легко отличить по особенному характеру грязи и запустения: снаружи в окнах – ни штор, ни занавесок, а занавешиваются они от солнца каким-нибудь камзолом или юбкой, от холоду же затыкаются бебехом, то есть подушкой или перинкой детской. На черных лестницах и во дворе под окнами вы почти всегда можете найти в изобилии рыбью шелуху, срезанную кожицу картофеля и лука, которые так и выкидываются куда ни попало»…
Постепенно количество евреев в «еврейском квартале» Петербурга уменьшалось за счет того, что шла ассимиляция, и многие евреи переставали стремиться к национальному обособлению. Как отмечает Наталия Юхнева, в 1910 г. в «еврейском квартале» проживало уже не более четверти всех петербургских евреев, но именно здесь был самый высокий процент тех, кто считал еврейский язык родным. Недаром Осип Мандельштам писал в те годы об уникальном своеобразии этих мест: «Там, на Торговых, попадаются еврейские вывески с быком и коровой, женщины с выбивающимися из-под косынки накладными волосами и семенящие в сюртуках до земли многоопытные и чадолюбивые старики»…
Егерский двор
В старом Петербурге существовало несколько «егерских дворов». Один из них появился в конце XVIII в. на Царскосельской перспективе – нынешнем Московском проспекте. По свидетельству современника, «новый егерский дом и принадлежащая оному роща находятся на левой стороне Царскосельской дороги, на полверсты от оной, на открытом поле, против Лиговского каналу. Он состоит из каменного двухэтажного дома, занимающего большой квадрат, но фасад оного к западу имеет вид, подобный полумесяцу. Сей дом может вместить весь егерский штат». Вместе с женами и детьми егерский штат составлял 727 человек.
Екатерингоф
Это была первая усадьба на Петергофской дороге, расположенная за городской чертой. Принадлежала она супруге Петра I Екатерине Алексеевне, будущей императрице Екатерине I. Усадьбу основали в 1711 г. в честь первой морской победы России в Северной войне, одержанной в этих местах 1 мая 1703 г. солдатами Преображенского и Семеновского полков во главе с бомбардирским капитаном Петром I и поручиком А.Д. Меншиковым на тридцати малых судах. Екатерингоф, подаренный Петром своей супруге, императрице Екатерине, был задуман как небольшая уютная усадьба с дворцом и регулярным садом.
В 1730-х гг. в Екатерингофе велись работы по созданию Охотничьего парка и зверинца для Анны Иоанновны. Зверинец охватывал территорию, ограниченную Екатерингофкой, Фонтанкой, дорогой в Царское Село и Лиговским каналом. По своей площади участок был равен почти всей площади современного Кировского района. Однако огромный проект по строительству в центре Охотничьего парка дворца и многочисленных служб остался нереализованным из-за смерти Анны Иоанновны.
Екатерингофский дворец, фото начала ХХ в.
В середине XVIII в. в Екатерингоф перенесли из Летнего сада деревянный дворец Анны Иоанновны. Его разделили на четыре части и две из них поставили по сторонам старого Екатерингофского дворца.
К концу XVIII в. полузабытая императорская резиденция стала постепенно приходить в запустение, а в начале XIX в. Екатерингофский дворец перешел в ведение городских властей. Когда через четверть века по проекту Монферрана начались обширные работы по переустройству парка, в деревянном петровском дворце устроили музей. Это первый в Петербурге дворец-музей.
Занимал он двадцать одну комнату и был открыт для всеобщего обозрения весной и летом. В первом этаже разместили мебель и предметы быта петровского времени; во втором – образцы убранства дворца более позднего времени. В музее хранились подлинные вещи Петра I: парадный кафтан, круглый банкетный стол из лиственницы, сделанный архангельскими мастерами, кровать из соснового дерева, английские часы с музыкой. Одна из комнат дворца отводилась для редких книг о жизни и деяниях Петра Великого, а на втором этаже помещались «китайские кабинеты».
Но с середины XIX в. Екатерингофский парк стал местом прогулок простой публики, и парк снова стал приходить в запустение. «В окрестностях парка возникли большие заводы, – замечал в 1885 г. современник. – Дым нередко густою пеленой стелется над парком. Самый парк находится ныне в непривлекательном виде. Лучшие деревья повырваны и поломаны бурями, а новых не садят. Все, что было достопримечательного, не существует, за исключением дворца Петра I».
Открытие сезона в Екатерингофском парке, май 1911 г. Фотограф Карл Булла
Вся прилегавшая к Екатерингофу часть города оказалась заполненной рабочим населением, и горожане с изысканными вкусами перестали здесь появляться. Только раз в году, 1 мая, Екатерингофский парк словно бы воскресал на несколько часов ради той блестящий жизни, которой он жил прежде. Традиционное майское гуляние продолжало привлекать сюда публику всех слоев…
«В настоящее время 1 мая здесь происходит катанье, – рассказывалось в обозрении „Живописная Россия“ 1881 г. – По широким аллеям парка чинно тянется бесконечный ряд экипажей с щегольски, по-праздничному разодетыми представительницами и представителями купечества, а отчасти и других зажиточных классов. Между экипажами гарцуют на великолепных конях кавалеристы – офицеры гвардейских полков, из среды которых особенный эффект производят своим живописным восточным костюмом и молодечеством лихие наездники „собственного конвоя Его Величества“.
Масса пеших гуляющих, приезжающих в Екатерингоф большею частью на яликах, частью скучивается по сторонам аллей, где происходит катанье, и ротозейничает на экипажи и их хозяев, на всадников и на все мимоидущее, частью рассыпается по парку и прогуливается под его столетними липами и березами, останавливаясь по временам послушать игру расставленных в нескольких пунктах парка военных оркестров. Желающие подкрепить и освежить силы прохладительными и горячительными напитками с подходящими закусками находят их в избытке в местном ресторане и во временных, воздвигнутых на скорую руку палатках и стойках – для продажи пива из громадных бочек, чаю, квасу и проч. Простонародье сосредотачивается, главным образом, около игр на призы – шестов для лазанья, бегов под ведром и проч.».
Изразцовая печь в Совещательном зале Екатерингофского дворца, привезенная Петром I из Голландии. Фото 1903 г.
«Когда-то блестящий и шумный Екатерингоф теперь пришел в упадок, – говорилось в июле 1898 г. в „Петербургской газете“. – Везде царит мерзость запустения: парк не поддерживается прежней заботливой рукой, озера и пруды подернуты тиной, замок основателя Петербурга этот славный памятник былых времен, также пришел в разрушение, и в нем ютятся сторожа. Городская управа не обращала на него должного внимания. Теперь, ввиду сделанного ревизором заявления, назначается специальный осмотр как самого дворца, так и всей этой местности».
«30 апреля открылся летний сезон в Екатерингофском саду, уже третий год содержимом Петербургским городским попечительством о народной трезвости, – сообщалось 1 мая 1900 г. в „Петербургском листке“. – Дело увеселений поставлено здесь прочно и рационально. Публике, принадлежащей в громадном количестве к простому классу, не преподносятся душу раздирательные мелодрамы или бессмысленные феерии, а даются исторические пьесы».
Когда в Петербурге праздновалось 200-летие города, вновь вспомнили о старинном Екатерингофском дворце. Путеводители того времени сохранили подробные описания комнат дворца, хранивших еще дух Петровской эпохи. Среди реликвий была карта Азиатской России, изображенная на холсте, вместо обоев, у которой, по преданию, Петр I экзаменовал нетвердо знавших географию. На ней части света поменялись местами: сверху были «Индийское и Песчаное» море, внизу – Север, а на берегу Амура курьезная подпись: «До сего места Александр Македонский доходил, ружье спрятал, колокол оставил». Сохранялась во дворце печь, украшенная изразцами, которую царь Петр сам привез из Голландии, а также очаг, на котором императрица Екатерина I готовила кушанья.