Ольга Зиновьева - Москва. Наука и культура в зеркале веков. Все тайны столицы
Но собрать информацию мало, необходимо её осмыслить и сделать инструментом охраны и дальнейшего изучения исторического прошлого. Нужен был новый вид археологической карты Москвы, которая синтезирует сведения о случайных находках и о больших раскопках, о древнем рельефе и ландшафте, о топонимах (названиях местностей) и хотя бы позднесредневековых поселениях, границах владений и прочем, что только возможно найти. Первые варианты такой карты будут представлены не только в археологических, но и в географических изданиях. В более развитой форме она вошла в трехтомную «Историю Москвы» (М., 2007), а со всеми комментариями и сводкой памятников – в первый том серии «Культура средневековой Москвы: исторические ландшафты» (М., 2004–2006, премия Президиума РАН им. И.Е. Забелина в 2010 г.)[27]. Однако сбор сведений и выработку методики для создания такой карты начали ещё в 1970-х гг. ученые, вскоре объединившиеся в сектор археологии Москвы Института археологии РАН (далее ИА РАН).
Так можно было работать на периферии всё разраставшейся Москвы. Но в центре огромного мегаполиса широкие раскопки до конца 1980-х гг. оставались невозможными, да и система организации археологических работ в городе оставалась прежней, то есть по сути отсутствовала. Социальная обстановка постепенно менялась, власть была вынуждена прислушиваться к мнению горожан и общественных организаций – в том числе в вопросах изучения культурного слоя. Очевидной стала и неизбежность капитальной реконструкции архитектуры и городского хозяйства столицы – её проведение без участия археологов нанесла бы непоправимый ущерб науке. Тревожным сигналом прозвучало открытие строителями в 1987 г. белокаменных опор Кузнецкого моста (архитектор Дм. Ухтомский), едва не приведшее к их разрушению. В печати зазвучали активные протесты москвичей, поддержавших археологов (Векслер А.Г. 1986).
Схема мощности культурного слоя Москвы в границах Садового кольца и объекты стационарных исследований Института археологии РАН.
1 – Кремль (1959, 2007); 2 – собор Покрова на Рву (2002–2005); 3. – Исторический (Воскресенский) проезд (1989, 1994); 4 – Казанский собор на Красной площади (1989–1992); 5 – Богоявленский за Торгом монастырь (1983–1989); 6 – Зарядье (1949–1956, 2006–2007): 7 – Романов двор на Моховой улице (1996–2002); 8 – Устье Яузы и Гончарная слобода (Котельническая набережная) (1939–1953); 9 – Высоко-Петровский монастырь (1979–1983); 10 – Зачатьевский Алексеевский монастырь на Остоженке (2003–2012); 11 – Данилов монастырь (1983–2007) и памятники архитектуры Коломенского (1976–2006).
Новый период в археологии Москвы открыли совершенно неожиданные раскопки МАЭ в 1988 г. в Воскресенском (тогда Историческом) проезде на Красную площадь. Острый конфликт, возникший между строителями и охранными организациями, привлек внимание прессы и всего города. Удача работ довершила дело. Тщательность раскопок, прекрасные находки (в их числе – первая в Москве берестяная грамота), строгие и неожиданные выводы[28] воочию доказали всем, какими научными и культурными ценностями обладает земля столицы и как необходим профессиональный подход к её изучению. Учёные оказались готовы к бурному старту, поскольку именно в эти годы в науку пришло новое поколение, воссоздавшее Московскую археологическую экспедицию (МАЭ) и сектор Москвы в ИА РАН.
Важность изучения уничтожаемого при строительстве культурного слоя осознала и администрация. В 1988 г. была создана городская археологическая служба[29] и принято особое постановление, позже подкреплявшееся новыми документами[30]. Установленное обязательное согласование земляных работ органами охраны наследия официально ввело археологию в круг инженерно-строительных работ. Сложились условия для баланса интересов ученых, деятелей культуры и администрации, ответственной за развитие города. В последующие годы городская служба, руководимая главным археологом Москвы (первым в этой должности стал А.Г. Векслер), организовала целый ряд огромных по площади вскрытий в разных частях города. Наиболее значительные из них в Занеглименье – Манежная площадь[31] и, позже, здание Манежа[32]; Никитская улица[33]; участки Георгиевского монастыря; в Китай-городе – Гостиный двор; трассы улиц Ильинка[34] и Никольская; Теплые ряды; участок церкви Троицы в Полях; значительные участки в Замоскворечье (в том числе – в Кадашах) и многие другие. Это привело к значительному возрастанию переработанного материала и созданию новых археологических экспозиций, включая музеефицированные руины. Однако только по некоторым из этих работ были опубликованы материалы, причем в основном обзорного и в одном случае (Теплые ряды[35]) археологический отчет. Специальных научных задач в ходе этих вскрытий не ставили, а соотношение «скорость – объем» было крайне неблагоприятным для научных исследований, которые требуют исключительно серьезного и ответственного отношения к сбору информации. Судить о вкладе этих, ведущихся уже треть века, интенсивных работ в фундаментальную науку пока рано.
Близкие по масштабам полевые проекты, более отвечающие требованиям тщательности, скрупулезности, неспешности, полной обработки и публикации результатов, осуществлял и Сектор археологии Москвы ИА РАН. Нельзя отрицать, что и простое присутствие археолога на строительной площадке может принести важные для истории находки[36]. Но наиболее успешны, конечно, не просто длительные раскопки, а такие, при которых ученые ставят перед собой особую историческую проблему и сосредотачивают на ней внимание, исследуя конкретный объект. Это может быть территория (например, бывшее земельное владение, село, лес, парк и т. п.), поселение (замок, монастырь, городище), отдельная постройка (городской дом, дворец, храм), кладбище. Таких проектов у одного исследователя не бывает сразу много, но с годами они образуют логические цепочки, состоящие из достоверно установленных (иногда на первый взгляд очень мелких) фактов. Эти-то цепочки и меняют коренным образом представления о событиях, раскрывая нам не только факты, но и стоящие за ними вкусы, мысли, намерения (сейчас говорят: «мотивацию») людей прошлого.
В последние 30 лет такие цепочки образовали самые древние и тщательнее других изученные объекты. Огромную роль играло изучение Николаем Александровичем Кренке исторических урочищ, таких как парковые зоны Царицына, Коломенского и Дьякова с уже упоминавшимся городищем, а в центре города – участок Опричного дворца Ивана Грозного. Его раскопки прояснили одно из обширных белых пятен в исторической топографии Занеглименья с XII по XVII в.
Исследования (1996–2002 гг.) шли вблизи Моховой улицы, во дворах «старого здания» Московского университета, где в первой половине XVII в. находилась резиденция бояр Романовых (отсюда название проекта: «Романов двор»). Здесь был применен ряд новых для московской археологии методик: геохимические особенности слоя и палеоботанические остатки изучались с целью реконструкции экологической обстановки, была разработана опорная шкала изменений растительного «фона» Москвы начиная с XII в. В погребенной почве прослежены следы распашки ХII – ХIII вв., а подпечные ямы сгоревших построек сельского поселения дали типичные находки: обломки семилопастных височных колец, шиферные пряслица, стеклянные браслеты. Над уровнем XII в. залегали огромные кирпичные печи-очаги Опричного двора (1567–1584) и песчаная подсыпка его поверхности, описанная в средневековых текстах. К нему относились находки дорогих предметов быта: осколки стеклянных кубков, пороховница европейской работы из рога оленя с гравированным изображением воина-аристократа.
Сенсацией стало обнаружение остатков Нового дворцового денежного двора эпохи знаменитой денежной реформы и Медного бунта (1655–1663). Они дали массу сведений о производстве, обеспечивавшем важнейшую государственную функцию – чеканку денег. В слое пожара лежали остатки сгоревших построек, масса инструментов для ручной чеканки монет, заготовки и сами медные «копейки»; огромная масса мелких отходов монетного производства заставила пропустить весь слой через рамку металлоискателя. Яркую картину «медной лихорадки», когда продукция денежного двора расхищалась и утаивалась, несмотря на все предосторожности и запреты, рисуют находки на дворе многочисленных кладов. Открытие имело общероссийское значение – это единственный случай археологического изучения средневекового денежного двора.
Дальше всего в Москве археология смогла пока продвинуться в исследованиях монастырей, и открытия в этой области стали эталонными для всей России. Они готовились не менее 30 лет: до 1980-х гг. в русской науке просто не существовало такого направления и соответствующей школы. Её пришлось создавать, причем, как часто бывает в археологии, по ходу самих исследований[37]. Раскрытие остатков Казанского собора на Красной площади[38], многолетние раскопки в монастырях (Данилов[39], Богоявленский[40], Зачатьевский/Алексеевский и Высоко-Петровский)[41]. К ним следует добавить раскопки вокруг Вознесенской и Георгиевской церквей в Коломенском[42]. Эти комплексные работы, для которых требуется многоуровневый анализ целых групп источников, позволили приступить к глубокой и полной реконструкции истории сакрального пространства средневековой Москвы, первыми серьезными шагами к которому стали монографии о древних монастырях по данным археологии, об истории возникновения и движения престолов, их связи с историей города[43].
