Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)
— Именно, — кивнул дядя Брюс. — А я тут как раз узнал про одного парня, который корабль спас. Вот, прилетел пригласить его к нам. Ну, так как?
— Еще спрашиваете! — обрадовался Люк. — А кем?
— Как это кем? Тем, кем умеешь быть лучше всего.
Люк гордо приосанился.
— Стюардом! — закончил дядя Брюс.
Люк разинул рот. Стюардом?
Несколько мгновений дядя Брюс любовался ошарашенным выражением лица племянника, а потом дружески хлопнул его по плечу:
— Да шучу я, расслабься! Астронавигацию в школе проходили?
— Проходили.
— Ну, вот с этого и начнем.
Люк улыбнулся и зашагал вслед за дядей по взлетному полю в настоящую жизнь.
И на этот раз ему было совсем не страшно.
Сергей Пальцун. Охота на Белую смерть
Этот мир уже никогда не будет таким, каким был до прихода человека.
Кир Булычев. Закон для драконаОлег вышел из лагеря рано, едва только небо стало приобретать серый оттенок. По настоянию Марьяны он надел скафандр высокой защиты и хотел дойти до маяка за то недолгое время, пока спрятавшихся ночных тварей еще не сменили проснувшиеся дневные. И те и другие с упорством, достойным лучшего применения, бросались на белый скафандр, а Олег, хоть умом и понимал, что никакой опасности для него эти попытки не представляют, не мог до конца подавить выработанные в детстве рефлексы и пусть немного, но нервничал. Из-за этого, а также из-за ощущения неуклюжести и скованности движений Олег не любил ходить в скафандре, тем более что тех же детских навыков вполне хватало, чтобы справиться с любой из сухопутных опасностей, с которыми их экспедиция до сих пор сталкивалась на Форпосте. Но чутью жены он привык доверять безоговорочно, а Марьяна на этот раз была очень настойчива.
От маленькой бухточки у подножия безжизненных отвесных скал, где остался экспедиционный катер, до маяка было шесть километров, но ближе не позволяло садиться соглашение, заключенное в свое время с расой «юношей». «Юноши», названные так с легкой руки первого столкнувшегося с ними землянина доктора Павлыша, не возражали против проведения Землей исследований природы Форпоста. Но поставили условие, что аборигены, которых изучали сами «юноши», не должны сталкиваться с проявлениями земной техники. Скафандры составляли исключение, поскольку после вынужденного посещения Форпоста тем же Павлышем фигуры в белых скафандрах воспринимались аборигенами, как разновидность духов.
Олег шел вдоль берега по упругому влажному песку и, поглядывая на чернеющие слева кусты, думал, как было бы хорошо, если бы маяк перенесли до прилета их экспедиции. Например, когда разбирали потерпевший недалеко отсюда аварию «Компас» и монтировали из его частей базу землян на названном в честь погибшего корабля безжизненном скалистом острове в двухстах километрах от ближайшего берега. Но на «Сегеже» не было необходимого для переноса и настройки маяка оборудования, да и срочной необходимости в таком переносе тоже не было. А жаль, не пришлось бы теперь каждые десять местных суток топать пешком туда и обратно дюжину километров. Конечно, по земным меркам это не так уж часто, поскольку местные сутки длятся четверо земных, но все равно подготовка к каждому сеансу космической связи требовала нескольких часов — непродуктивная, с точки зрения Олега, трата времени. Марьяна и Маугли считали иначе. Они бы предпочли, чтобы путь от стоянки катера до маяка был раза в два больше, но, увы, больше таких укромных и не интересующих аборигенов бухточек в пределах пешей досягаемости не было.
«А ведь сегодня у нас юбилей! — подумал Олег. — Десятый сеанс связи с Землей. Надо будет вечером отметить — четыреста дней потратили не зря. Вот только главная задача…»
Из кустов на Олега бросился полуденный ктырь с явно сбитым суточным циклом. Олег отмахнулся, переломив тварь пополам, и пошел быстрее, не отвлекаясь больше на посторонние мысли.
Олег просмотрел накопившиеся сообщения, отправил на Землю отчет и, потягивая сок, ждал подтверждения получения. По инструкции отчет следовало отправить в первую очередь, но Олег выгадывал время, чтобы просто посидеть в помещении маяка. На Земле об этом знали и смотрели сквозь пальцы как на проявление ностальгии. Так оно и было, только тосковал Олег не по земной траве и небесам, изображенным на висящем над пультом пейзаже, а по космосу. Он родился на борту космического исследовательского корабля «Полюс» и когда после шестнадцатилетнего перерыва вновь оказался в космосе, понял, что его родина именно здесь — среди бескрайней пустоты. Потом была Земля, десять лет учебы и путешествий, диплом инженера дальней космической связи, зачисление в команду «Магеллана» — и снова космос. О котором теперь напоминал лишь тесный кубик помещения маяка, похожий на корабельную рубку связи.
На пульте мигнул индикатор — пришло сообщение с Земли. Олег быстро пробежал его глазами — ничего особенного, подтверждение связи и пожелание успехов — и заторопился. Ностальгия ностальгией, но Марьяна наверняка уже начинает беспокоиться, особенно учитывая ее предчувствия.
Марьяну, в отличие от Олега, космос не манил совершенно. Там не было жизни, а Марьяна любила жизнь во всех ее проявлениях. Олегу порой казалось, что в принципе невозможно найти живое существо, отвратительное настолько, чтобы жена не смогла бы испытать к нему если не любовь, то хотя бы жалость и сочувствие. Потому-то Маугли и настаивал, чтобы институт биоформирования пригласил в экспедицию на Форпост именно ее. А заодно и Олега как технического руководителя экспедиции.
Маугли относился к космосу философски, как древние мореплаватели к океану, который не только отделял от чудесных дальних стран, но и соединял с ними. Исходив за пять лет всю Индию, где он окончательно отказался от имени Казимир, и осмотрев все основные земные достопримечательности, Маугли выполнил намеченный в детстве план, но всепоглощающая страсть к новому осталась неутоленной. И тогда он пришел в институт биоформирования, поскольку именно там людей готовили к исследованию обычно негостеприимных новооткрытых планет. Но стать биоформом Маугли не довелось — последствия полученных в детстве тяжелых ран делали биотрансформацию слишком опасной. Максимум, чего удалось добиться Маугли, пустив в ход все свое обаяние и умение убеждать, — это небольшой переделки, позволявшей ему дышать без маски в атмосферах с малым содержанием кислорода. Полноценным биоформом Маугли не стал, но в институте благодаря навыкам следопыта и охотника остался. Институту для совершенствования методик биоформирования требовались существа с уникальными свойствами, и кто-то должен был их выслеживать и ловить.
Олег содрогнулся при воспоминании об одном таком существе, вернее, существах, с которыми он познакомился в первую же вылазку с острова на побережье. Знакомство вышло незабываемым — все не закрытые одеждой места нестерпимо жгло почти целые местные сутки. Хорошо хоть лицо было закрыто кислородной маской, когда на дереве, под которым Олег присел отдохнуть, начали с характерным звуком лопаться плоды, выбрасывая облачка пыльцы. Маугли, воспользовавшись порывом ветра, отнесшего пыльцу в сторону, оттащил кричащего Олега от дерева, а Марьяна начала смывать пыльцу водой из фляги, но от этого стало только хуже. Пришлось лететь на базу — к диагносту. Тот определил, что опасности для жизни нет, а поражение носит паразитарный характер. Верхний слой кожи Олега оказался буквально нашпигован сотнями мельчайших существ, которые, к счастью, быстро погибали при стандартной антисептической обработке.
Убедившись, что Олегу больше ничего не грозит, Марьяна полетела назад на побережье — ближе познакомиться с пыхтой, как окрестил поразившее Олега дерево Маугли. Знакомство оказалось столь многообещающим, что определило основное направление исследований Марьяны на все время экспедиции.
Выяснилось, что облачка, которые пыхта выбрасывала в среднем каждые девять местных суток, состояли вовсе не из зернышек пыльцы, а из мельчайших крылатых существ, напоминающих земных мошек. Мякоть шарообразных плодов пыхты по структуре напоминала соты, в ячейках которых эти мошки и развивались. Созрев, они прогрызали себе путь во внутреннюю полость плода и накапливались там, питаясь мякотью и выделяя газ. Давление газа постепенно нарастало, и в какой-то момент, обычно на рассвете, когда солнце начинало греть остывшие за ночь плоды, те лопались, и освобожденные мошки разлетались в поисках нового пристанища. Полет в безветренную погоду был не очень долгим. Попав на какую-нибудь поверхность, мошки начинали искать, а если не находили, то выгрызали в ней норку, расширяющуюся в виде пузырька. Если поверхность оказывалась мягкой и влажной, это обычно удавалось, и мошки приступали к следующему этапу — заполнению пузырька питательными веществами. А когда пузырек, наконец, был полон, окукливались, или, правильнее сказать, осеменивались, и через некоторое время из этой куколки-семени вырастала новая пыхта.
