Кира Измайлова - У ворона два крыла
— Да уж, у тебя самомнение размером с Астрономическую башню, — не осталась я в долгу. — Вдобавок, кто тебя обидит, дня не проживет.
— А девочек — намного проще, — продолжил он, не слушая. — Гм… Ну, например, я скажу, что тебе мантия не идет…
— И что? Она мне правда не идет, — удивилась я.
— Неудачный пример. Тогда… что у тебя ноги короткие и кривые.
— Во-первых, под мантией не видно, во-вторых, я отлично знаю, что у меня нормальные ноги, — мне стало весело.
— Ты толстая.
— Это мантия полнит, а у меня нормальное крепкое сложение. А как говорит бабушка Марта, пока толстый сохнет, худой сдохнет. Так что в случае чего я лучше буду толстой и красивой.
— Ты уродина. Лицо лошадиное, а сама черная, как галка.
— Ну и что? Многим нравятся именно такие.
— Глаза маленькие.
— Зато зоркие.
— Нос длинный!
— Но чует хорошо. И вообще, с лица воду не пить.
Том застонал.
— Ты дурочка.
— Ну не всем же умными быть, кому-то надо и посуду мыть, и коров доить.
— Опять бабушка Марта?!
— Ага, — весело ответила я.
— Тебя замуж никто не возьмет.
— Это не меня не возьмут, это я не пойду за первого встречного. А так — необязательно венчаться.
Том сдался.
— Тебя пронять нереально.
— Ты просто не старался. А любую другую, да, это расстроит, — фыркнула я. — Но дразнилки что… Мама говорила, в определенном возрасте подростки начинают вести себя по-идиотски. Могут вспылить ни с того ни с сего, оскорбиться и так далее. Думаю, и нас не минует чаша сия.
— Так давай просто не будем вести себя по-идиотски, — предложил Том.
— А как?
— Как взрослые люди. Если чувствуешь, что сейчас начнешь визжать и топать ногами, вдохни поглубже, выдохни, просчитай до десяти и обратно, а потом попробуй понять, что именно вывело тебя из себя. И выскажи это словами, пускай даже это ерунда вроде того, что ты хотела малиновый джем, а подали клубничный. Хотя повизжать тоже можешь, я переживу.
— Боюсь, я тебя еще пять лет не переживу, — пробормотала я.
— Не пять. Гораздо больше, — улыбнулся Том и встал, протягивая руку. — Идем, а то нас искать начнут.
1940 — 1941В прошлом году началась война в Европе. Очень странно было ехать в школу и осознавать, что именно в этот день год назад немецкие войска начали наступление… Зачем, почему? Ответа мы не знали.
Родители сразу отбыли к бабушке Марте — отец считал, что и Лондон вполне могут бомбить, поди разбери этих немцев. Подозреваю, на ферме тоже стояли мощные щитовые чары. Ну а мы — «попугайчики-неразлучники», как обозвал нас один гриффиндорец, за что мгновенно получил в челюсть от Тома, — в школе были в безопасности.
Пообещав придержать коней, Том действительно прекратил на время опасные эксперименты, вот только непрестанно тренировался в легилименции и окклюменции — преимущественно на мне, потому что больше добровольцев не было. Когда мне надоело, что он постоянно читает мои мысли, волей-неволей пришлось осваивать окллюменцию, и как-то мне удалось показать Тому такую картинку, от которой он покраснел. Вот легилименция мне давалась неважно, с Томом это еще как-то получалось, если он открывался, а с другими людьми — крайне плохо, раз на раз не приходился. То ли я не умела еще толком настраиваться, то ли это зависело от природных щитов оппонента. Тому-то эти щиты были что папиросная бумага, он только к профессуре старался не соваться, чтобы не узнали о его опытах, а вот остальных читал как открытую книгу.
И еще он частенько где-то пропадал, возвращался весь в пыли и паутине, усталый и довольный. Говорил, выискивает потайные ходы, которых в Хогвартсе масса. И правда, к двум имеющимся он добавил еще три, еще пару заваленных невесть когда, а недавно вытащил меня в коридор с важным разговором.
— Ты не представляешь, что я нашел! — прошептал Том. Глаза у него сверкали, и ничего хорошего это не сулило.
— Ну, выкладывай, — скептически ответила я.
Лазить по подземным ходам мне совершенно не улыбалось, мне больше нравилось отыскивать тайники где-нибудь на башнях, заброшенные классы и неизвестного назначения помещения. Там порой попадались забытые книги, какие-то странные вещички — может, безделушки, а может, и нет. Это Том у меня сразу отбирал и, пока не разбирался, опасны эти штучки или нет, назад не отдавал. Ну а книги мы изучали вместе, и порой у меня волосы дыбом вставали, стоило подумать, какие жутковатые вещи валяются буквально под ногами у тех, кто и понятия не имеет, чем может быть чревато бездумное использование таких манускриптов. Кое-что и читать вслух не стоило…
«Это запустение нам на руку, — всегда говорил Том, припрятывая очередную находку. — Погляди на школьную программу, тут одни основы, а дальше — крутись, как хочешь!»
«Так может, это и правильно, — осторожно возражала я, — сперва нужно натянуть основу, а потом уже ткать. Видел у бабушки Марты ткацкий станок? Вот так. А ты хочешь получить все и сразу.»
«Ты говоришь о гладком полотне, — сказал тогда он. — А я — о турецком ковре, их тоже ткут на станке, но они узорчатые.»
«Настоящие, не фабричные порой ткут годами, — ответила я, — это искусство!»
«Пускай тогда пусть будет кружево, — не растерялся Том. — Видела, как его плетут? Ну или хотя бы о вязании — твоя бабушка и вяжет виртуозно, таких разноцветных узоров днем с огнем поискать, и ведь она это безо всяких схем делает, как придумается!»
Я тогда сдалась и только попросила, чтобы он хоть предупреждал, чем собирается заняться и где потом собирать его останки.
— Я добрался до подвалов, — сказал Том, улыбаясь от уха до уха.
— То-то от тебя так воняет, — хмыкнула я. — И ты грязнее бабушкиного борова.
— Да ну, — он очистил мантию мановением руки, — это чепуха. А что я там нашел!
— Ну что? Не тяни кота за хвост!
— Томми, там живет василиск… — прошептал он мне на ухо.
— Том, прекрати меня разыгрывать. Что делать помеси петуха со змеей в подземелье? Что он там ест? И почему его до сих пор не нашли?
— Он не помесь, — сказал Том и уселся на подоконник. — Это здоровенная змея, правда, просто колоссальная. Говорит, он принадлежал самому Слизерину, много лет спал в подземельях, а я его разбудил.
— Говорит?..
— Забыла? Я же разговариваю на серпентарго. И он признал во мне потомка Слизерина!
— Допустим, я поверю тебе на слово, — я скрестила руки на груди. — Но доказательств у тебя нет. Хоть бы чешуйку принес…
— А ты бы сказала, что я ее трансфигурировал, — сощурился Том. — Не веришь, да? Тогда пойдем, я тебе покажу и даже дам руками потрогать! У тебя найдется, чем глаза завязать?
— Это еще зачем?
— Затем, что я не хочу, чтобы он тебя взглядом окаменил. Мне-то это не страшно, я хозяин, а любого другого он запросто…
— Ага, я завяжу глаза, ты мне подсунешь какой-нибудь шланг, а потом заявишь, что это и был василиск, — это начинало доставлять мне удовольствие.
— Ладно, ты его увидишь, — подумав, произнес Том. — Но как только я скажу, закрывай глаза. Идем!
Увидев, куда он меня притащил, я опешила.
— Том, это ведь женский туалет!
— Ну и что? Вход в подземелья здесь. Подозреваю, раньше удобств в замке не было, а когда ставили сантехнику, просто использовали подходящие помещения, вот и все. А о ходе попросту забыли, а может, использовали как сток.
— Тогда понятно, почему от тебя так воняло, — буркнула я. — Том, а как мы спускаться будем? Ты хоть веревку взял?
— Нет, — улыбнулся он. — Не бойся, спустимся. Идем.
Он толкнул дверь, но тут же отшатнулся: в туалете кто-то горько рыдал.
— Поди посмотри, кто там, — велел Том. — Не надо нам свидетелей.
— Я и так скажу — это Миртл Уоррен. Опять на кого-то обиделась и ревет, — вздохнула я, вошла и подергала дверцу кабинки. — Эй, Миртл, ты, что ли?
— А тебе чего надо? — провыли изнутри.
— Освободи помещение!
— Иди в другое…
— Сама иди, я уже не успею! Миртл, имей совесть!
Та шмыгнула носом и открыла дверцу. Она была, мягко говоря, толстовата и прыщевата, в больших очках, косички — два крысиных хвостика, а вдобавок Миртл оказалась не слишком умной, зато страшно обидчивой. Словом, понятно, почему ее избрали жертвой для травли чуть не все однокурсники и не только.
— Ты что ревешь? — спросила я. — Опять обидели?
У нее снова задрожали губы, а очки запотели. Мне это надоело, поэтому я взяла ее за рукав, подвела к раковинам, сдернула очки и как следует умыла холодной водой.
— Кончай себя жалеть, — сказала я серьезно. — Это до добра не доведет.
— Тебе легко говорить, — всхлипнула она, дрожащими руками протирая очки. — Ты симпатичная и даже парень у тебя есть… Хотя, — добавила Миртл злорадно, — может, через пару годиков и тебя прыщами обсыпет.
— Может, — кивнула я, — это нормальное гормональное явление. Уж всяко я рыдать не стану, а приму меры.