Максим Осинцев - Консорциум. Книга первая. На руинах мира
Я неловко вскинул руку Саше на прощание и добавил, что я обязательно буду на похоронах. И тут же выскочил в коридор. Я направлялся в другой корпус. Туда, где находилась комната Лины. Не знаю почему, но я был уверен, что должен там побывать. Фигурка сурка твердила мне об этом. Твердила, что только так я обрету покой. А я…
…Я не стал сопротивляться ее воле. Так как и сам желал побывать в том месте, где спала моя возлюбленная. Там, где она, лежа в кровати, думала о чем-то совершенно ином. Возможно, обо мне. А может и том прошлом, что мучило ее так же, как и меня — мое.
И вот, пройдя из одного корпуса в другой, я стою перед дверью в ее комнату и боюсь войти внутрь. Какой-то внутренний страх, не позволял мне зайти.
Но я решился. Дверь отплыла в сторону, и я оказался в ее комнате. Лина жила одна, поэтому ее вещи располагались не только на ее половине комнаты, но и на другой. На соседней кровати лежали ее джинсы и какая-то футболка. Но я пришел сюда не за этим.
Как и у меня, у Лины была тайна о прошлой жизни. И после того уже, кажется, давнего разговора, я знал, что и под ее подушкой лежит что-то, что всегда напоминало ей о прошлом.
Приподнял подушку, а там была вдвое сложенная фотография. Я взял ее в руки и не стал раскрывать. Это ее тайна и она должна быть скрыта вместе с ее телом. Возможно, я и хотел узнать, что же изображено на этой фотографии, но не мог себе позволить вторгнуться в ее запретный мир. Если бы она хотела — она бы мне все рассказала. Может, Лина и хотела рассказать, но время не позволило ей сделать это. А может, думала, что тайна должна уйти вместе с ней в могилу. А я одобрял ее взгляды на жизнь.
Положил фотографию в карман, еще раз оглянув комнату. Еще совсем недавно она спала в этой кровати. Жила здесь и не догадывалась, как скоро старуха с косой придет за ней. Но что сделано, то сделано. Былого не воротишь.
А потом я взглянул на зеркало, увидев в отражении самого себя. Лицо усталое, под глазами синяки. А вот сами глаза…
…Они больше не были разноцветными. Да и линз я не одевал. Я еще с того разговора, после которого снял их — выбросил. Но теперь, мои глаза были голубыми и имели естественный цвет. Такое чувство, что гетерохромия прошла. Но я знал, в чем было дело.
Маленькая фигурка сурка, что лежала в моем кармане. Она легонько вибрировала, видно знала, что я пребывал в некоторой растерянности. Именно она сменила цвет одного моего глаза. Вот такое вот особенное свойство предмета на человека с врожденной гетерохромией…
* * *База Консорциума, окрестности.
Так сложилось, что первым мы хоронили Серегу. Я смотрел на его тело, но пребывал совершенно в другом месте. Да простит меня его дух, но не он являлся тем, ради кого я находился здесь. Хотя в дань памяти, я, как и все остальные, бросил в его могилу горсть земли. И тут я вспомнил слова Роулинсона о том, что это не детский лагерь, а самая настоящая война. Да, так и было.
Потом, когда гроб с телом Сереги был погружен в землю, а могила засыпана землей, мы отправились к следующему свежевырытому месту погребения. Как я позже узнал, могилы копали Серж со Сталкером, не жалея себя и своих сил.
В тоже время Стас с Сашей, где-то смогли раздобыть мраморные надгробия, на которых еще совсем недавно были выгравированы имена наших павших друзей.
И вот, мы стоим у ее могилы. Гроб открыт, но на нее я смотреть пока не могу. Лишь уставил свой взгляд на ее надгробную плиту, на которой уже выгравировано ее имя и нанесен рисунок, отображавший ее милое личико.
Никто почти ничего не говорил. Лишь Мария с Юлей, стояли в стороне, опершись на плечи друг друга, то и дело всхлипывая, стирая с лица слезы. А я даже не мог выдавить из себя слезинку. Во мне что-то сломалось. Умерло вместе с ней. И сейчас, я погребу под землей не только тело Лины, но и частичку себя. Все будет именно так и никак иначе.
А теперь, я все-таки перевожу взгляд с мраморной плиты на ее тело. Такая невинная. Глаза закрыты и нет того чувства, что она умерла. Да нет же! Она просто прикрыла глаза и крепко-крепко спит. Стоит к ней только подойти, поправить челку, поглаживая ее по голове и легонько поцеловать, чтобы она проснулась. Спящая красавица. Мой ангел, скрестивший на груди руки.
Я подошел поближе к гробу и смотрел на нее, без всякой возможности оторвать свой взгляд. Неловко достаю из кармана фотографию, которая таит в себе тайну ее прошлого, и вкладываю ей в руки. Но даже после этого я не убрал свои. Продолжал держать ее.
А затем погладил ее по волосам. Ну не могла она умереть. Это неправильно. Это просто чья-то гнусная ложь!
Склоняюсь на ней, сложив свою голову на край открытого гроба, продолжая гладить ее по волосам.
— Это я во всем виноват! — совсем тихо произнес я.
Теперь я почувствовал, как по моей щеке пробежала слеза.
— Вот бы вернуть все назад. Возвратиться в тот момент, когда это еще не произошло. Тогда я бы смог уберечь тебя. Смог бы спасти!
В кармане совсем тихонько завибрировала фигурка сурка, что я даже машинально засунул руку в карман джинсов и сжал ее в ладони. Картинка перед глазами расплылась, и я увидел тот момент, с чего начинался тот самый злосчастный вечер. Черно-белая картинка пробегала перед глазами, словно при ускоренной прокрутке. Я видел и наш первый поцелуй. И то застолье в ресторане. И первые моменты того, как началось вторжение. Видел, как мы находились на главной площади, отбиваясь от ренегатов. А затем наш скорый уход оттуда к хранилищу. Как мы добрались до жилого комплекса. Меня подстрелили, и Лина перевязывала мою ногу.
А вот потом, все пошло совершенно иначе. Мы не отправились на лифте к хранилищу. Лина дотащила меня в одну из комнат и хорошенько забаррикадировала вход. Мы сидели на полу, опираясь спинами о чью-то кровать. Я обнял ее, а она ластилась ко мне.
Вот как могло все быть. Все могло быть иначе. Мы могли бы все исправить!
Но после, сурок показал мне то, чего я не желал увидеть.
Дверь вынесли и внутрь ворвались ренегаты. Я увидел вспышки выстрелов. И теперь мы вместе, обнимая друг друга, должны были пойти дальше, покинув свои бренные тела. Старуха с косой пришла за нами двумя.
Но нет! Этого не могло произойти! Сурок просто показывал мне то, чтобы заставить поверить меня в безысходность ситуации. Но я продолжал не верить в показанное мне. И картинка исчезла. А затем появилась другая. Все вновь было иначе. То, что уже никогда не могло произойти.
Мы опять умерли вместе. А затем сурок показывал мне еще сцены нашей совместной смерти. И не два случая, а десятки. Пока фигурка полностью не смогла сломить мой дух. Уверенность в том, что я мог ее спасти — исчезла.
Неужели это судьба? Неужели, если человеку суждено умереть, то чтобы ты ни делал — смерть все равно застанет его врасплох и заберет с собой в другой мир? Я уже был готов в это поверить. Да, я в это поверил. Но еще надеялся, что то место, куда она уйдет — будет намного лучше этого мира, погрязшего в грехах и сожалениях.
Сурок отступил, и я вернулся в реальность. И когда фигурка показывала мне все те видения, я подумал, что прошло не менее часа. Но в реальности прошли лишь считанные секунды.
Я вновь провел ладонью по ее волосам, а затем спустился на лицо, проводя по холодной щеке. Как все же приятно находиться рядом с ней, и ощущать ее тело. Может, я больше никогда не смогу ощутить ее тепла, но был уверен, что и во мне останется частичка ее самой.
Но она умерла. И я не мог ничего поделать, чтобы вернуть ее к жизни. Я бы так хотел сделать это, но все уже произошло. Теперь она лежит в гробу, а я стою рядом с ним, склонившись над ней.
Я легонько привстал и поцеловал ее в холодные безжизненные губы. Я даже не смог заметить, как все мое лицо покраснело от соленых слез. Я почувствовал, как кто-то положил на мое плечо руку, но даже не думал поворачиваться. Лишь вновь наклонился к ней и прошептал на ухо:
— Я люблю тебя!
— Она отправляется в лучший мир, — услышал я рядом с собой голос Стаса.
Я обернулся и посмотрел на него.
— Пора прощаться, — лишь сказал он и отошел в сторону.
А я вновь навис над телом Лины. Еще раз поцеловал, сжав ее маленькие ручки в своих.
— Я очень сильно тебя люблю! — утер лицо рукавом. — Прощай…
На своих ватных ногах, я таки смог отойти от гроба, положив ее руки на грудь. Фотография лежала как раз под ними. Протер лицо рукой, но легче не становилось. Слишком тяжело. Слишком болезненно. Почти что невыносимо больно.
Я готов был упасть, но меня придерживал Сталкер, тихонько похлопывая меня по спине.
Закрыл глаза. Я больше не хотел смотреть на это. Я не мог даже находиться здесь. Но должен был. Ради нее.
Открываю глаза и вижу ее перед собой. Она словно соткана из пучков света. Смотрит сама на себя, а затем переводит свой взгляд на меня. Легонько улыбается и кладет свою правую руку себе на грудь, в области сердца.
