Svengaly - Красноармеец Горшечников
- А ты меня решил цепкой к пулемёту приковать, - кивнула Георгина.
- Что ж мне остаётся?
- Мог бы попросить.
Север набрал воздуха в грудь. Выпустил шумным выдохом. Просить он не привык.
- Если я тебе чего лишнего наговорил, ты уж извини, - выдавил он, наконец, багровея от натуги.
- Я решила не прощать тебя до самой моей смерти, - Георгина положила карточку на стол, подравняла бумаги, - но переменила своё решение.
- Что тебе надо от меня? Ни черта не понимаю, хоть убей… Да ты погляди на меня. - Георгина придвинулась и стала глядеть. Север мотнул головой, отвернулся. - Старый, страшный, как ворона на заборе. А ты молодая, красивая.
- Правда красивая? - жадно переспросила Георгина и тут же сдвинула брови: - С Делакур не перепутал?
- Далась тебе эта Делакур, - буркнул Ксаверий. - И она хороша, что говорить.
- Стало быть, если бы Серафим тебе дорогу не перебежал… - Георгина горько засмеялась. - И ты, и Лютиков… устроили собачью свадьбу.
- Ну ты это, полегче! - рассердился Север. - Много ты понимаешь, гимназистка! Начитаются стишков, и одни кружевные вуали в глазах. Между прочим, сама не без греха.
- Милое дело, - сказала Георгина сквозь зубы. - Значит, вам, товарищи кобели, полная половая свобода, а женская доля - быть рабой. По какой это азбуке коммунизма такое следует?
- Отвяжись от меня, Грамматикова, - взмолился измученный разговором Север.
- Отвяжусь, раз просишь. - Георгина выскочила вон.
- Вот и помирились. Ой, бабы… - простонал комиссар точно от зубной боли. - Теперь точно из отряда уйдёт.
- И уйду! - Георгина ворвалась в комнату, схватила снимок и опять убежала.
- Что же мне, Делакур эту в море бросить? - крикнул Север ей вслед. - Чего ты к ней привязалась, глупая ты женщина?
- Через три дня «засуличи» выступают в Крым, - ответили из гостиной замогильным голосом. - Завтра схожу к Шмелёву, и никто уже не будет мешать вашему счастью.
Тучи над городом сошлись, как две враждебные конницы; «Большою Бертой» грянул гром.
- Ах, вот ты как! - сказали комиссар и Георгина одновременно, не слыша друг друга. - Ну, погоди. Не бывать по-твоему!
* * *
Улизин расстелил чистую тряпочку на столе в гостиной Попорыкиных и, насвистывая «Варшавянку», протирал детали разобранного нагана.
- Здесь был Яценко. - Гарька остановился напротив стола. Волосы его стояли дыбом, в глазах горел огонь праведного гнева.
- Насчёт Нагинина? - Ромка почесал нос, оставив на нём полосу машинного масла.
- Про него ничего не говорил.
- Что ж ты не спросил?
- Болотов велел молчать. Яценко может и не входить в круг посвящённых.
- Зачем он тогда приходил?
- Лохов очнулся.
- Раскрыл своих подельников?
- В этом и закавыка. - Гарька сжал зубы так, что заныла челюсть. - Доктора говорят, он потерял память от выстрела. Вот ведь падаль хитрозадая! Думает, если представится умалишённым, его не расстреляют!
- Чека правды добьётся. - Ромка начал собирать револьвер.
- Я сам его разъясню! Сию минуту отправлюсь в госпиталь и мозги ему прочищу!
- Комиссар ушёл, а Лютиков тебя не отпустит.
- Какой комиссар, когда речь об истине?!
- Нет, Гарька, ты как хочешь, а я не намерен нарываться на взыскание ради пустого дела. - Ромка откинул «окошко» и принялся вставлять патроны в барабан. - Своё дело мы сделали. Теперь и Лохова распотрошат, и его сообщников.
- Тогда я пойду один.
- Ежели что, я тебя прикрою, - Ромка вздохнул. - Не ходил бы ты, а? Без тебя обойдутся.
Гарька упрямо покачал головой.
- Ну, как знаешь. Что ещё сказал Яценко?
- Вечером нас вызывают в Чеку, показания будем давать.
в госпитале Гарька по проторённой дорожке добрался до Померанцевой, та подсказала, где искать Лохова. Койка поэта стояла у стенки, на ней лежала мумия, плотно замотанная в бинты. Рядом на стуле дремал чоновец.
- Не дозволено, - сказал он лениво, просыпаясь. - Геть отсюда, хлопец.
- Я только поговорю с этим паразитом.
Чоновец встал - медведище в шинели, огромней Храпова.
- Ты глупый чи глухий? Не дозволено! Иди соби поздорову.
- Кто это? - Мумия со стоном повернулась. Голос с трудом можно было расслышать, слова звучали невнятно.
- Лохов, вы меня помните?
- Лохов? - Снова стон. - Ах, это я - Лохов… не помню, простите… голова…
Вошла сестричка, позванивая склянками на подносе.
- Что вы тут делаете? Уходите.
- Неужели ничего не помнит?
- Нет, нет… ступайте же.
- Я гоню, а он нейдёт, - пожаловался чоновец.
- Нейдёт! - передразнила сестричка. - Плохо гонишь, Грошко. Ты тут главный, а тебя кто попало цукает.
На просторном лицо чоновца изобразилось раздумье. Не дожидаясь результатов, Гарька повернул к выходу.
- Врёт или нет? - бормотал он на ходу. - Если башку сильно покорёжило, вполне может быть, видал я такие случаи. Или прикидывается?
Прохожие шарахались или поглядывали на него с улыбкой; какой-то малец засвистел, скосил глаза и вывалил язык, изображая полоумного. Гарька спохватился и загнал рассуждения внутрь. Чтобы отвлечься, стал смотреть по сторонам, благо сторона пошла знакомая - здесь поблизости он встретил Аделаиду. Где она, как она?..
И тут товарищ Случай вновь явил ему своё расположение: просвет лазури в серой пасмурной толпе. Платочек то исчезал, то вновь появлялся далеко впереди. Сердце подсказало - это не ошибка, это Она! И не обмануло.
- Аделаида! - крикнул Гарька, расчищая себе путь локтями. - Куда же вы?
К счастью, из людной улицы свернули в другую, тихую. Горшечников взял в карьер. Платочек спасался от любви, как от смертельной опасности, уводил Гарьку в лабиринт кривых замызганных проулков, пока оба не очутились в тупике, перекрытом небольшим домиком.
Отступать было некуда. Развернувшись, Аделаида сжала кулаки, наклонила голову. Вид у неё был угрожающий. Смутившись, Гарька сбавил шаг и обратился к ней ласково, чуть не заискивающе:
- Что ж ты от меня бегаешь? Вроде не Квазимодо какой. Ты не подумай, намерения у меня самые честные.
Девушка молчала, только сильнее напружила плечи. Гарька подпустил сахару в голос и приблизился к строптивице вплотную.
- Дай хоть поглядеть на тебя как следует! Открой личико!
- Твою мать, Горшечников, как ты мне надоел! - сказала вдруг девушка не своим, но удивительно знакомым голосом, размахнулась, и кулак её с треском впечатался в гарькин лоб.
* * *
Красные закатные лучи осветили белёную стену. Гарька разлепил глаза. Левый открылся сразу, а правый - с трудом. Горшечников пощупал веко. Ресницы слиплись от крови, натекшей в глазницу из ссадины на лбу.
Чем она его приложила? Вроде кастетом. До чего похожа! может, сестра? Да нет, никакая не сестра. Это был сам Дрон Злоклятов.
Горшечников застонал от боли и стыда. Встал на четвереньки, потом, держась за стену - на ноги. Он очутился в палисаднике какого-то дома, судя по тишине и запустелому виду - нежилого. Наган исчез, документы были на месте.
Спотыкаясь, едва разбирая дорогу, он добрёл до своей улочки. Уже темнело. Лютиков стоял у калитки.
- Где ты был? - спросил он резко.
- Я… - Гарька взялся за голову.
- Улизин и Грамматикова отправились на поиски. Комиссара ещё не поставили в известность, но, как только он вернётся, поставлю. В каком ты виде? Ты что, пьян? - В голосе помполита звенел непривычный металл.
- Я не пил. Меня ударили.
- Так.
Лютиков взял Горшечникова под руку и потащил за собой. Гарька покорно плёлся рядом. Голова кружилась, и всё тошнило, как у царя Бориса Годунова.
Помополит привёл его в гостиную дома Делакуров, велел сидеть смирно и вышел. Через минуту вернулся с тазиком, промыл Гарьке ссадину на лбу.
- Видок у тебя, брат… и как это тебя не задержали? Кто тебя ударил? Бандиты бы в живых не оставили. Напали хулиганы?
- Я за девушкой пошёл…
Лютиков выпрямился, с досадой хлопнул себя по коленям.
- Ну, Горшечников! Что тебе Север говорил?
- Да ведь я её не в первый раз видел! Я в неё давно влюблён… Только это не девушка. Это Дрон Злоклятов.
Лютиков посмотрел так, будто у Гарьки отросли рога.
- Но я же думал, это девушка! Он был в платье, в платке, глаза накрашены… талия, как у осы, - добавил Горшечников с сожалением. - Знал бы, кто это - своими руками убил бы гада!
- Пока что он тебе своей рукой плюху вкатил, - заметил Лютиков.
Гарька опустил глаза. Будут теперь ему всеобщие срам и посмеяние. Вот тебе и революционная зоркость - Злоклятова за девку принял.
Застучали сапоги по ступенькам, скрипнула, отворяясь, дверь. Гарька втянул голову в плечи.
- Что стряслось? Горшечников, что у тебя с лицом?
Конец моему тутошнему служению, - подумал Гарька. Придётся переводиться. А куда? Разве в Туркестан, бороться с басмачами; уж там его точно никто не знает.
- Горшечников только что разоблачил шпиона, - сказал помполит. - К сожалению, тот сумел уйти.
- Кто это был? - спросил Чернецкий.
- Злоклятов-младший, - еле вымолвил Гарька.
