АuntВellatriss - Рыцари песка и тумана
-3-Он вошел без стука. Почти вломился, резко дернув створку. При себе он имел средних размеров чемодан, изрядно потрепанный, хотя еще вполне крепкий. Обычный мальчишка, из тех, каких можно встретить в любой компании: темноволосый, небольшого роста, подбородок чуть выдающийся вперед, нос прямой с опушенным книзу мягким кончиком. Судя по жилистой, плотной, лишенной уже подростковой угловатости фигуре, о том, чтобы вытянуться еще на пару-тройку дюймов, ему нечего было и мечтать. Судя по высоко поднятой голове, расправленным плечам и уверенному шагу, это обстоятельство его нимало не смущало, и он давно мечтал о другом…
Никого ни о чем не спрашивая, даже не глядя по сторонам, он занял последнее свободное место - слева от Гермионы. С наслаждением вытянул ноги, обутые в затасканные кеды с посеревшими от долгой носки шнурками и пожелтевшими по той же причине подошвами. Потом сомкнул руки в замок и минуты две громко хрустел суставами, пока, наконец, Роберт, вскипевший первым, не предложил ему затолкать эти самые руки в задницу и попробовать похрустеть в новом положении. Гермиона, ожидавшая подобных слов от кого угодно, включая саму себя, но только не от Блэка, сдавленно кашлянула. В этом не было даже тени нарочитости - она действительно поперхнулась воздухом. Однако, незнакомец, заочно отрекомендованный как Гарри, счел это покашливание чем-то вроде личного оскорбления. По крайней мере, взгляд, обращенный к ней, не был ласковым и дружеских чувств не сулил. Гермиона пристально посмотрела в ответ, пришла к выводу, что как-нибудь проживет и без ласки, после чего карикатуро-нелепо, но вдохновенно изобразила астматический приступ. Натуралистичность была принесена в жертву зрелищности.
- Грейндж… - простонала Анна с такой болью в голосе, словно ей выдрали клок волос.
Гермиона вздрогнула. Астма - странное, короткое слово, бьющее наотмашь. Хлесткое, до обидного простое. Первобытное.
Блядская астма Энн, не придуманная - настоящая. Блядская Энн, блядское чувство вины, которой на самом-то деле и нет, быть не может… Разве - нет?
Гермиона закусила нижнюю губу. Со стороны казалось, будто бы она сдерживает беззвучный смех - злой, издевательский, развязный. Ее глаза грустили, а губы кривились, и от этого несоответствия лицо делалось каким-то неприятным.
Ничего не произошло, Гермиона это точно знала. Ничего невозвратимого не ушло из ее жизни. Только маленькая, словно песчинка планета, сошла со своей оси и канула в небытие. О ее гибели не напишут газеты, не расскажут по радио, улыбающиеся дикторы теленовостей, забудут упомянуть о ней в репортаже. Рассыпавшаяся в прах, она вечно будет скитаться по бескрайнему космосу человеческого зрачка.
Ждущие глаза Анны смотрели лишь на молчащую Гермиону, блестели точно полиэтиленовая упаковка в свете небрежно павшего солнечного луча.
«Ее вполне устраивает собственное место. Второе после кокаина».
Маленькую погибшую планету когда-то звали Состраданием.
- Грейнджер, ты меня иногда удивляешь, право слово, - отчетливо произнес Драко, наклонившись вперед, превращая четырехфутовую пропасть, разделяющую их, в трехфутовую. - Почему бы прямо не сказать, что до чванливых мудозвонов и их комплексов никому кроме них самих нет дела, вместо того чтобы сидеть с опущенной головой и заниматься самоедством. Смешно просто.
Это не было спонтанным поступком. Пожалуй, впервые за много-много недель, он признался себе, что давно уже идет на это сознательно - встает на ее сторону, открыв забрало. Не зависимо от того, на какой стороне правота.
Потому что она порой такая… Беспомощная. Возможно, это не самое подходящее слово, но первым Драко на ум пришло именно оно. А придя, поселилось так прочно, что изгнать его уже невозможно было никакими силами. Беспомощная гнусная ядовитая тварь. Новорожденный скорпион. Склизкий, хрупкий, прозрачный. У него уже есть жало, у него еще нет воли... Он так слаб, что буквально все его существо кричит: растопчи, пока не поздно.
Дело даже не в ней, не в Грейнджер… Конечно, не в ней, разумеется. Просто Драко Малфой воспитан так, что никому не позволит сделать того, в чем не смог преуспеть сам.
* * *
Несколько минут ехали молча. Гермиона с остервенением грызла заусеницу на большом пальце. Время от времени она вскидывала голову и обводила купе взглядом, в котором явственно читался вызов. У нее пылали щеки. Неровные красные пятна румянца горели, словно клейма. Она знала, что на нее смотрят. По-разному. С недоверием, обидой, интересом, осуждением. Знала и ничего не предпринимала, только выше задирала подбородок и плотнее смыкала губы, превращая пустяковую, в общем-то, размолвку в настоящее противостояние. Должно быть, мама сказала бы, что она снова «лезет в бутылку». Бедная крошка Гермиона, маленькая глупенькая социопатка… Извинения жгли язык, от них сухо было во рту, их хотелось просто выплюнуть. Все равно - куда. В лицо Энн или в пространство… Да хоть за окно, в опостылевший пейзаж.
Гермиона молчала, противясь неизвестно чему. Драко усмехался. Из-под длинной, свисающей до самого подбородка челки, сверкали его красивые белые зубы. Чуть менее белые, чем, если бы на их эмали никогда не оседали никотиновые смолы. Вопиющее неуважение, безрассудное. Хуже было бы только рассмейся он в голос. Точно на похоронах никем не любимой вздорной тетушки, когда все стоят, кивая друг на друга, не решаясь разойтись, хотя давно бы уже пора это сделать... Они ждут сигнала, знака, отмашки флажка. «Эй, все в порядке. Давайте, проваливайте по домам. Мертвая тетка Элоиза останется гнить здесь, а вы поторапливайтесь, садитесь в свои седаны и бьюики и отчаливайте - адьёс». Гермиона уже успела забыть, когда в последний раз всерьез задумывалась о том, сколько неудобств доставляет людям их хорошее воспитание. Как узки рамки, как обременительны порой бывают эти самые никому ненужные «приличия». Как мало она может себе позволить, чтобы не нарваться на ханжеское отторжение и свистящий шепоток за спиной. Все случая подходящего не представлялось...
- И зачем только женщины стянули корсеты с боков… - пронеслось у нее в голове. - Лучше бы хоть чуть-чуть ослабили те, что сдавливают им мозги.
- Скоро прибываем, пойдем, покурим напоследок, а, Грейндж? - голос Малфоя плыл по воздуху, точно ломтик картофеля по фритюрнице. Весь насквозь промасленный. - В тамбур, где обитает дымный монстр. Он вообще не знает, что в природе существуют какие-то легкие. Бедолаге в этом никто не признается. Боятся огорчить, наверное…
Гермионе хотелось зажать ему рот рукой, заставить заткнуться и прекратить высовываться. Все ее революционные, пахнущие свежей типографской краской, суждения об обветшалости моральных принципов сами рассыпались в труху, стоило Малфою открыть рот.
Они возненавидят его - за этот голос, за ухмылку, за то, как он держится. Вмиг позабудут о ней, и возненавидят. Страстно. Потому что, он-то уж не полезет в узкое горлышко. Его не придется долго выцарапывать оттуда. Малфой всегда как на ладони. Омерзителен, но искренен. А таких не любят. Во власти они деспотичны и сумасбродны, те, кто вынужден им прислуживать, воют по ночам в подушку от унижения и тупой, не имеющей выхода злости. Если же по каким-то причинам они теряют свое могущество, то их давят без стыда и стеснения - развенчанных тиранов, корольков, не сумевших отстоять право на престол. Блаженных жестоких идиотов, возведших в культ свой непомерный эгоизм и гордыню.
- По последней, - Гермиона произнесла это, уже поднявшись на ноги, готовая распахнуть дверь.
- Ну, нет, Грейндж, я не отпущу тебя, пока мы на пару не оприходуем всю пачку. Иначе на кой бы я тебя позвал? С одной я и сам прекрасно управлюсь...
Она вышла, оттеснив его коротким тычком под ребра. Быстро направилась к тамбуру. Волосы, собранные в тугой хвост стегали ее по спине, взлетая вверх от каждого резкого движения.
Драко вразвалочку, нарочито неспешно, точно безусый матрос, клеящий портовых девчонок, двинулся следом.
С минуту стояли, катая в зубах незажженные сигареты, подпирали противоположные стенки, буравили друг друга глазами… Одновременно подались вперед, чиркнули зажигалками. Как в зеркальном отражении.
- На брудершафт, - тихо сказала Гермиона.- Домохозяйки всегда рыдают во время этой сцены…
Драко, словно не слыша, кивнул на ее плечо:
- Пепел.
Она безразлично мотнула головой - пусть. И тогда он обнял, позволив серым рыхлым хлопьям перепачкать и его рубашку тоже. По-хозяйски, мешая отпрянуть, обнял, неудобно притискивая ее к себе. Свел вместе узкие запястья, сжал одной рукой, не то, целуя, не просто дыша в макушку. Гермиона повернула к нему лицо, медленно. И его сухие губы как-то сразу оказались у веснушчатого лба, перерезанного лентой каштановой прядки, прямо над переносицей. Прижались к этой приди, прочертили путь до виска и обратно.
- Да, по хрену им всем, - сказал Драко, свободной рукой поднося ко рту сигарету.- Забыли уже, как бабочки-однодневки. Насрали и полетели дальше. * * * * * , Грейнджер, какая же ты маленькая еще.
