М. Волошина - Дни и ночи Невервинтера. Книга 2
Касавир фыркнул, но промолчал.
— Так вот. Они действительно живы. Наверняка. Сила крови защищает того, кто ей обладает, от самой себя. То есть, я хочу сказать…
— Стоп. Какая сила?
Гробнар вздохнул и взъерошил и без того торчащие во все стороны волосы.
— Видно, придется посвятить тебя в эту легенду. А выводы ты сделаешь сам. Обещай, что будешь слушать.
Касавир кивнул, взял стул, стряхнув на пол кипу исписанных бумажек вперемежку с одеждой, поставил его напротив кровати спинкой вперед и сел. Стул, привыкший к легенькому гному, жалобно заскрипел, а Касавир хмуро уставился на Гробнара, приготовившись выуживать из потока его сознания что-нибудь, похожее на информацию.
— Известно ли тебе о легендарном барде Талиесине, жившем две или даже три тысячи лет назад?
— Нет, — ответил Касавир таким тоном, словно Гробнар спросил, не имеет ли он привычки воровать пирожки с ярмарочных лотков.
— Неудивительно, — просиял Гробнар. — Завистники Хагьяр и Реньяр постарались стереть из истории все воспоминания о нем. Это очень давняя и малоизвестная легенда. Честно говоря, я думал, это сказка. Но когда увидел Эйлин с темными глазами, серебристыми волосами и сверкающим челом, меня как громом поразило!
Гробнар торжествующе посмотрел на Касавира. «Лучше бы тебя на самом деле громом поразило», — мелькнула кровожадная мысль.
— Говори дальше, пока я еще в силах тебя слушать, — спокойно сказал он.
Это воодушевило гнома.
— История рождения Талиесина — воистину удивительна! Я расскажу ее вкратце. Талиесин родился от рисового зернышка, съеденного злой колдуньей. Родив Талиесина, она тут же захотела его убить.
— Обнадеживающее начало, — мрачно прокомментировал Касавир.
— Ой, что ты, — Гробнар махнул рукой, — дальше будет еще интереснее. Когда конец был уже близок, младенец вдруг преобразился, его чело засверкало так, что колдунья чуть не ослепла. И тут он запел такую нежную и трогательную песню, какой и не слыхивали. И она не стала его убивать, а положила в корзинку и пустила вниз по реке. А потом…
Касавир поднял указательный палец.
— Один вопрос. Каким образом эта душераздирающая история о поющем младенце, родившемся от рисового зерна, связана с Эйлин?
— Очень даже прямо связана, — Гробнар улыбнулся до ушей. — Талиесин был самым удивительным волшебным бардом в истории. Он знал все тайны на свете и мог отгадать любую загадку, поэтому его волосы были серебристыми. Но сам он оставался вечно молодым и прекрасным, с темными глазами и удивительно красивым голосом. Когда он пел или говорил стихами, он мог добиться всего, чего хотел, даровать удачу тем, к кому благоволил и позор тем, кого хотел наказать за злобу и зависть. Но убивать и творить зло он не мог. Однажды, когда его приемного отца посадили в тюрьму, он…
Касавир молча показал Гробнару кулак.
— Хорошо, хорошо, ближе к делу, я понял, — быстро протарахтел гном и продолжил: — Так вот, у него были двое завистников — дворфы Хагьяр и Реньяр. Они захотели убить его и подстерегли во время послеобеденного сна на лесной опушке. Они вставили ему кляп, чтобы он не мог петь, связали, пронзили его грудь и оставили умирать. Когда он понял, что сейчас умрет, он призвал на помощь силу своей магии. Силы этой хватило лишь на то, чтобы зачаровать каплю крови, вытекшей из его сердца. Но зато как! Когда его жена и сын нашли тело, мальчик оцарапал руки, разрезая на нем веревку, и прикоснулся к его груди. Капля зачарованной крови смешалась с его кровью. Во-первых, это сделало всех потомков Талиесина талантливыми в том, что касается способностей бардов, торговцев, дипломатов, покорителей сердец, и так далее. Кроме того, это даровало им всем необыкновенную способность силой магии, заключенной в своей крови, творить все, что угодно, кроме зла. Вызывать стихии и переноситься с места на место, излечивать больных и возрождать к жизни умирающих.
Касавир задумался.
— Ты хочешь сказать, что Эйлин и есть тот самый потомок?
— Да!
Гробнар уже не мог усидеть на месте и вскочил с кровати.
— Да, да, да! Мудрая Го была права!
— А там еще и Мудрая Го была? — Поинтересовался Касавир.
— Нет… то есть да. То есть, это она рассказала мне легенду и сообщила, что потомков Талиесина осталось очень мало, по пальцам можно пересчитать. Она сдохнет от зависти, когда я скажу ей, что видел аж двоих из них.
— Двоих? — Насторожился Касавир.
— Ну, а сэр Ниваль, по-твоему, кто?
— Господи, боже, Эйлин и этот чокнутый — родственники?!
— Ну, да! — Гробнар запрыгал на месте от радости. — Но, к сожалению, наверняка, очень дальние. Талиесин-то жил тысячи лет назад.
— Подожди, — Касавир остановил Гробнара, — Эйлин никогда ничего не говорила об этом даре.
Гробнар развел руками.
— А откуда ей было знать, если раньше с ней такого не случалось? И потом, говорят, человек сам не знает, когда и как проявится этот дар, и не может его контролировать. Таким образом, Талиесин защитил силу от использования во зло каким-нибудь отщепенцем.
Касавир долго смотрел немигающим взглядом на обклеенную исписанными обрывками стену позади гнома и, наконец, произнес:
— Гробнар, это бред. Это самый бредовый бред, который я когда-либо слышал.
Паладин тяжело вздохнул. Он почувствовал, как голова его наливается свинцовой тяжестью, а под набухшими от бессонницы веками словно скрипит песок. Измученный организм напомнил о себе тупой болью в правом боку и горечью во рту.
Вот он и узнал то, что хотел. Очередная байка, легенда, бардовская сплетня, которые они рассказывают друг другу, шляясь по тавернам и зарабатывая золотые на ярмарках. Переведя взгляд на гнома, он сказал, пристально глядя ему в глаза:
— Но я не могу не верить тебе. Единственное, что удерживает меня от отчаяния — это надежда, что все это — не пустые байки. Но знай, если ты все это выдумал… — он сжал кулаки и посмотрел на Гробнара так, словно хотел прожечь в нем дырку.
Но Гробнар был спокоен, к нему вернулась его обычная безмятежность. Он весело посмотрел на Касавира и с хитрой улыбкой спросил:
— А когда Эйлин найдется, ты научишь меня языку иллюзионистов?
— Убью, — мрачно закончил паладин и, резко встав и отшвырнув ни в чем не повинный стул, повернулся и быстро вышел из комнаты.
Глава 2
Эйлин и Ниваль занимаются хозяйством, ссорятся и мирятся
Жилое помещение рудника представляло собой просторный барак, большую часть которого занимал длинный дубовый, грубо сколоченный стол с двумя лавками. Там был также камин и несколько лежанок. Судя по размеру мебели, существа, обитавшие здесь, были не больше дворфов. Ну да, где рудник — там и дворфы. Это чуть не привело Эйлин и Ниваля в отчаяние. К счастью, они обнаружили небольшую пристройку, в которой размещалась стража. Там все было человеческих размеров. В сторожке они нашли все, что им было нужно. Старые кожаные утепленные куртки и штаны, теплые подшлемники, кое-где проржавевшие, но сносные кольчуги, теплые сапоги. Правда, на Эйлин все это было немного велико, но она не привередничала. Наоборот, если обмотать ноги тряпицами, будет еще теплее. Облачившись в эти одежды, они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Сэр Ниваль, второе лицо в стране и легендарная хозяйка Крепости-на-Перекрестке выглядели сейчас не лучше бродяг с большой дороги.
Самым ценным их приобретением оказались щиты и оружие. Мечи были не в лучшем состоянии, но отбиться ими от непрошенных попутчиков можно было. Ниваль взял себе старый железный щит и полуторный меч. Эйлин раздобыла два вполне годных клинка. Еще там было несколько коротких мечей и кинжалов, и они решили сложить их в сумку и забрать с собой. Эйлин с удовлетворением отметила, что в хозяйственности этот аристократ ничуть ей не уступает. Под одной из кроватей она обнаружила старый истертый кошелек с несколькими монетами.
— Сэр Ниваль, как вы, рыцарь и начальник Девятки, относитесь к такому постыдному явлению нашей жизни, как мародерство? — Лукаво спросила она.
— Так же, как и вы, леди Эйлин, презираю всей своей рыцарской душой, — в тон ей ответил Ниваль.
— Понятно, — она подмигнула ему и засунула кошелек в карман.
Остаться на ночлег в сторожке не представлялось возможным, так как у нее были выбиты окна. В бараке же окон не было, и если прогреть его как следует, там можно было вполне сносно провести ночь. Единственным «но» было то, что они отыскали лишь одно нормальное одеяло, и то побитое молью. Буркнув «разберемся», Ниваль предложил проследовать в «гостиную» и попробовать зажечь камин. Перед этим он заглянул в дымоход и, покачав головой, велел Эйлин подставить под него деревянное ведро и не соваться и ушел, прихватив валявшийся в углу топорик. Срубив около дома маленькую елочку, он очистил ее от нижних веток и полез на крышу. Через несколько минут из дымохода ухнуло полведра сажи.
